Стоит напротив нашего окна и смотрит. Кажется, что он исчезает в тумане, а потом выступает снова - не двигаясь, только одной волшебной силой заставляя туман то переносить его сюда, то, наоборот, уносить в иные края.
Я смотрела на эту фигуру, снова появившуюся из снега. Почему-то я была уверена, что он ищет именно меня. И вдруг в сердце стукнула догадка: если он так упорно следит за мной, может быть, это мой отец? Кому еще может быть до меня дело?
Снег снова повалил сильнее, и фигура стала расплываться, ее уже почти не было видно. Я спрыгнула со стула и побежала вниз. Хойса крикнула что-то мне вслед, но я не слушала. Сбежала по лестнице, чуть не поскользнувшись на мраморных ступеньках вестибюля, и понеслась к двери. Привратница крикнула: "Стой, ты что, ты куда это?" - но я уже потянула на себя дверь. Меня обожгло холодом, в лицо било колючим снегом, и я, задыхаясь от ветра и бега, перебежала дорогу к бульвару - и увидела только исчезающую вместе с клубом взметенного снега полу темно-коричневого плаща. И пошла обратно, чувствуя, что подошвы тонких туфель вымокли, а щеки и нос почти ничего не чувствуют.
Меня сильно отругали, и, наверно, наказали бы - госпожа Тереол обещала доложить обо всем начальнице училища и запретить мне уходить из училища в гости на месяц или два. Но я заболела и пролежала в лазарете больше двух недель. За это время о наказании забыли. Тем более, первые три дня было так плохо, что даже госпожа Тереол меня пожалела. А ко мне не то в сонных, не то в бредовых видениях приходила темная зловещая фигура, которая потом снова и снова таяла в метельном буране. А еще снилось снежное кипение, вращение слепых, темных клубов над Театром, а в центре всего этого роящегося морока - пульсирующее темное сердце, где-то под неясно видимыми химерами, далеко внизу...
Глава 17
Я проснулась среди ночи - сердце отчего-то испуганно билось. Показалось, что часы в коридоре пробили как-то особенно громко, они меня и разбудили. Метель метет по-прежнему, разве что чуть-чуть слабее, иногда виднеется среди крутящихся темных хлопьев снега полная красная луна.
Мне ужасно хотелось пить. Почему-то страшно сейчас выходить в коридор - но жажда мучает так, что невозможно терпеть. Я надела теплую длинную кофту. В коридоре гулял над полом неприятный сквозняк и как-то странно пахло - то ли прелыми листьями, то ли водой из-под увядших цветов. В конце коридора - свет. Я догадывалась, что так и будет. Но сегодня этот свет был каким-то красноватым, он то горел, то затухал. Наверно, не надо было туда идти, но и жаль было отказаться от приключения и не узнать еще одну тайну Театра. Как тревожно этой ночью было идти по открывшемуся в стене ходу, казалось, ведущий меня огонь вот-вот погаснет.
И вот - зал. На сцене никого нет, темно, только волнами проходит от края до края сцены неровный свет. Я ждала, сжав крепко ручки кресла. Наконец это движение прекратилось, сгустилась какая-то темная, зеленоватая мгла. Над ней тут и там появились блуждающие огоньки - как над болотом. А затем все это исчезло, появился обычный свет, и я увидела сцену. С потолка свисали длинные плети растений. Между ними были такие, которые будто бы составлены из мелких голубоватых шариков. И плети, и бусы казались стеклянными, но при этом - живыми, они словно дышали потихоньку и даже шевелились. Декорации на заднем плане и, насколько я могла увидеть, сцена, состояли сейчас из больших серых и голубых квадратов, как клетки шахматной доски. По поверхности квадратов шла рябь, как будто они сделаны из воды и дует ветер.
Артисты, в костюмах стального или черного цвета, расширяющиеся у колен и у плеч, тоже походили на шахматные фигуры, они и двигались, как неживые, хотя при этом - очень грациозно. Между ними плыли серебристые шары, то и дело разбивающиеся на отдельные капли цвета ртути, которые медленно опускались на пол, растекались узором на поверхности квадратов и уходили куда-то вглубь, превращаясь в юрких рыбок. То одна, то другая клетка становилась неожиданно багровой, а рябь на поверхности поднималась волной.
Я не понимала, что происходит на сцене, что говорят актеры. То ли сюжет был очень сложный, то ли совсем бессмысленный. В зале пахло так же, как всегда - декорациями, пылью, тайной. Но Театр сегодня совсем другой. И мне стало жаль его, как старого, заболевшего друга. Может быть, когда-нибудь все будет, как раньше... И вдруг на середину сцены вышла женщина в длинном светлом платье. Она запела, и как это было дивно! Я закрыла глаза и слушала, слушала, словно пила ноту за нотой эту сладостную, свободную, томительно-прекрасную мелодию. Это не человеческий голос, а птица, такая свободная и сильная, она распахнула крылья и летит выше и выше, и крылья все больше и больше. И мне хотелось и плакать, и закружится, и тоже взлететь. Я сейчас умру, если не взлечу, просто сердце разорвется...
Потом музыка оборвалась, и певица исчезла... Актеры снова начали ходить по сцене и говорить бессмысленные слова - а я ушла. Мне хотелось запомнить ее голос навсегда. И еще подумалось: вот если бы научиться танцевать вот так - чтобы показать это томительное, летящее чудо... Но я не умела так танцевать, и не думала, что кто-то сможет научить меня.
Когда я лежала в кровати, завернувшись в одеяло, то решила, что никогда уже не спущусь и не пройду потайным коридором. Что-то совершенно безумное было в сегодняшнем представлении... Кроме только того момента, когда пела та женщина. Оказывается, искусство может дать почувствовать неведомое, скрытое даже от тебя. Если чувства и ощущения, которые в себе и не подозреваешь - что-то чудесное, свободное, летящее от одного света и силы к еще большей силе и ярчайшему свету, то это - великое волшебство. Но, получается, искусство может показать и нечто ужасное, на грани сумасшествия, темное и запрятанное глубоко, как угрюмые подземные потоки. И тогда вот это, темное, страшное и дикое прикасается к твоей душе. Этого я не хочу... Если бы можно было кому-нибудь рассказать о потаенной жизни Театра... Да и вообще, столько вопросов теперь у меня, столько сомнений, а поделиться не с кем. Слишком все это неопределенно даже для меня, слишком необычно.
К Стелле меня приглашали почти каждый выходной, по крайней мере, раз в две недели. Мы втроем сидели в гостиной или уходили в ее комнату, и там обсуждали, что кому удалось узнать за это время. Я читала книги в библиотеке училища, Стелла - в своей новой школе, а Райнель - в городской библиотеке. Пока наши усилия почти ничего не принесли. Единственно, Райнель раздобыл сведения, что до того, как Марна изгнали из Тиеренны, он жил в Фарлайн и там тоже создал театр. Но что именно за театр и как создал - может, построил здание, может, собрал бродячую труппу - было непонятно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
