Однако, как выяснилось гораздо позднее, существовала и иная статистика на этот счет. Указ о борьбе с пьянством явился одним из первых государственных актов того времени, который заметно криминализировал общество. В нашей стране повторилось то, что произошло в США, когда 16 января 1920 года там вступила в силу 18-я поправка к Конституции страны, которая объявляла о введении в США "сухого закона". Отныне торговля спиртными напитками стала сферой деятельности выросших как на дрожжах или уже существовавших, но занимавшихся иной деятельностью бандитских группировок. На этом поприще начинал свою преступную карьеру и небезызвестный Аль Капоне.
Многие наши отечественные аль капоне тоже начинали свой путь «наверх» с указа о борьбе с пьянством. О некоем таком мафиози рассказала на страницах одной из газет прокурор Череповца Тамара Гурняк. Вот ее слова: "Был у нас в Череповце гражданин по фамилии Берсенев. Наверное, до самой старости писал бы он в анкете "не привлекался". Но грянул Указ 1985 года о тотальной борьбе с пьянством и превратил гражданина Берсенева в Берса.
Спустя столько-то месяцев у него было все, что его душа желала: шикарная квартира, машина, видеоаппаратура, оружие. Начал с того, что спекулировал водкой в одиночку. Потом вовлек таксистов. Потом — десятки молодых людей. Это была уже целая группировка, у которой возникли другие преступные умыслы. Жертвами становились, как говорится, простые советские люди. И все они считали, что Берс и его подручные — негодяи, а власть тут ни при чем.
Взяли мы Берса на крупном вымогательстве. Сердце у рэкетира оказалось слабеньким, и он отдал Богу душу в камере следственного изолятора. Я наблюдала из окна, сколько крутых ребят шло за гробом, какая двигалась кавалькада такси, и думала: "Сколько же таких берсов появилось после того указа по всей России? Десятки или сотни тысяч? Предвидели ли все последствия этого указа те, кто его подписывал?"
Осознание того, что они наделали в мае 1985-го, придет в голову кое-кому из высших руководителей через два года. Тогда Председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков на одном из заседаний Политбюро поднимет этот вопрос перед своими коллегами. Вот его воспоминания о том дне: "Я несколько раз просил поставить этот вопрос в повестку дня Политбюро хотя бы сверх плана, за повесткой дня. Но Горбачев не хотел этого. И вот, помню, поздно вечером, последний вопрос… Это было страшное Политбюро. Завелись по-дикому! Я сижу по одну сторону стола. Со мной Зайков, Воротников, Никонов, Горбачев, Егор Лигачев, Соломенцев — напротив. И вот как-то получилось, что одна сторона бросилась на ту сторону. А та бросилась на нас. Я говорю: "Хватит! Я, говорю, два года смотрел вам в зубы". Тогда Соломенцев подскакивает, они с Егором вот так, крепко вместе. Соломенцев подскакивает, что-то пытается сказать. Я говорю: "Знаешь, что? А ты сиди и молчи. Ты, говорю, свою бочку уже выпил". Подскакивает Никонов: "А вы орете, что орете? Бардак запустили! В стране все это провалилось с треском! Опозорились! Да надо… Надо немедленно кончать с этой…" Воротников поддерживает меня. Зайков — меня. Те двое: "Михаил Сергеевич, не принимай решение". Я говорю: "Михаил Сергеевич, хватит. Я вас, Политбюро, пять раз просил, вы не хотели. Я вам заявляю официально: вы обязаны принять решение. Примете решение продолжать такие же фокусы — ставьте на голосование. Победите вы — будем продолжать, нет — кончайте".
И он, когда увидел, что их остается человека три всего, заколебался, как всегда, и говорит: "Все, пусть сами решают, что угодно пусть делают". Я на второй день — после этого как раз большой Совмин был — сказал: "Хватит мучить народ. Мы со своим народом поступаем как с… как с подлецами. Поэтому с сегодняшнего дня кончается вся эта свистопляска…"
Но все это произойдет только через два года, а тогда, в 1985-м, эйфория от первых перестроечных указов владела большинством.
Расчищая поле для активной деятельности, М. Горбачев постепенно отстранял от себя, а затем и вовсе устранил ветеранов Политбюро. Так, в июле 1985 года А. Громыко был перемещен с поста министра иностранных дел на церемониальную должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. В том же месяце на пенсию отправили ровесника Горбачева Григория Романова, не «ветерана», однако весьма опасного в своих амбициозных настроениях и планах.
В октябре того же года на пенсию ушел и Председатель Совета Министров СССР Николай Тихонов. Медленно и неумолимо М. Горбачев приближался и к разрешению "проблемы Виктора Гришина". И вот в декабре 1985 года 73-летний В. Гришин был наконец отправлен на пенсию. Первым секретарем МГК КПСС был назначен вызванный из Свердловска еще летом Борис Ельцин.
В том же декабре разрешилась еще одна немаловажная для М. Горбачева проблема — вопрос о новом министре внутренних дел СССР. Дело в том, что недовольство деятельностью В. Федорчука на посту министра МВД достигло своей критической точки. Причем недовольство выражали большей частью не рядовые сотрудники МВД, а высший генералитет, напуганный за свою дальнейшую судьбу. Ведь к тому времени из системы МВД уже уволили 100 тысяч человек, из них 5 тысяч состояли в рядах партии. Из руководящего состава МВД за это от своих должностей были освобождены 346 человек, 12 из них уволены из органов по отрицательным мотивам.
Все это и стало предметом серьезного разбирательства на одном из заседаний Политбюро. На нем В. Федорчука впрямую обвинили в развале МВД и в том, что, огульно увольняя заслуженных генералов с работы, Федорчук тем самым дискредитирует советские правоохранительные органы в глазах не только советской, но и мировой общественности. Таким образом, судьба В. Федорчука была решена. На его место рекомендовали 53-летнего Александра Власова, вызванного в Москву из Ростова-на-Дону, где он в течение двух последних лет занимал пост первого секретаря обкома. До этого А. Власов три года (1972 1975 гг.) работал инспектором ЦК КПСС, его хорошо знали на Старой площади. В 1975 — 1984 годах А. Власов находился в Чечено-Ингушетии на должности первого секретаря обкома. Одним словом, к руководству МВД в который раз пришел не профессионал, а кадровый партийный работник. На первой же коллегии МВД новый министр обронил знаменательную фразу: "Вы слишком увлеклись борьбой с «беловоротничковой» преступностью".
Доля истины в этом заявлении нового министра была. Но только доля. В последние месяцы пребывания на посту министра внутренних дел В. Федорчука правоохранительные органы страны активизировали свои действия и против уголовной преступности. В 1985 году в Днепропетровске была разоблачена группа, возглавляемая сыном упоминаемого ранее Матроса (А. Мальченко). Сам же Матрос в ноябре 1985 года был приговорен к 12 годам лишения свободы (первый срок он получил в 1983 году за оказание сопротивления работникам милиции и незаконное хранение боеприпасов — 3 года). Вместе с Матросом к различным срокам лишения свободы приговорили еще 19 человек из его некогда неуловимой "команды".
В череде громких преступлений 1985 года нельзя не отметить то, что произошло в ленинградском Эрмитаже, когда один из посетителей попытался уничтожить знаменитую картину Рембрандта "Даная".
Великий голландец написал эту картину в 1636 году, а в 1772 году из коллекции француза Пьера Кроза она перекочевала в Эрмитаж. Более двухсот лет эта картина демонстрировалась миллионам людей, пережила две революции, три войны, но ни в одном из этих катаклизмов не пострадала. И вот наступил июнь 1985 года.
В том месяце в Ленинград из Каунаса приехал Брюнес Майгис. 48-летний мужчина, холостой, с 1978 года нигде не работающий, он ненавидел Советскую власть, которая в 1944 году расстреляла его отца. Мечтая совершить что-нибудь неординарное, какой-нибудь публичный акт, от которого власти схватились бы за голову, он перебрал в уме массу всевозможных вариантов начиная от покушения на какого-нибудь руководителя и кончая актом самосожжения на Красной площади. Однако ни один из этих вариантов его не удовлетворял. Он уже совсем отчаялся что-нибудь придумать, когда вдруг ему в руки попал журнал «Огонек», в котором он увидел цветные репродукции знаменитых картин. "А что, если попробовать уничтожить все эти картины? подумал про себя Майгис. — До меня этого еще никто не делал". После этого Майгис стал методично готовиться к предстоящей акции.
Первоначально он хотел войти в зал Эрмитажа и взорвать одну из картин с помощью взрывного устройства. "Чтобы только щепки от нее остались!" Однако затем он прикинул, что в зале могут быть люди, а убивать кого-либо в его планы не входило. "Хоть я и не люблю Советскую власть, однако не до такой же степени", — подумал он и решил использовать серную кислоту. Правда, и взрывчатку он с собою в Эрмитаж прихватил, привязав ее к ноге под брюками. Как говорится, на всякий случай. Литровую же банку с кислотой он приспособил у себя под пиджаком и утром 15 июня (в день национального праздника, отмечавшегося когда-то в буржуазной Литве) отправился в Эрмитаж.
