мешать, - произносит его тихий собеседник, - моя часть сделки выполнена.
— Но одна из них до сих пор жива.
— Демон тебя дери, хватит постоянно напоминать мне об этом. – Даже ругань у этого «невидимки» звучит так мягко, как может говорить только истинная кокетка.
— Просто хочу, чтобы мы оба осознавали ответственность. А ты в первую очередь. В любом случае – я позабочусь обо всем.
— Только не говори…
— Скажу, - перебивает собеседника хриплый. – Я предпочитаю решать задачи по мере их возникновения. И из двух зол, одно из которых – порождение твоего воображения, а второе – реальная живая эрд’Кемарри, я вижу угрозу лишь во втором. Когда – если! – твоя подозрительность превратится в реальную угрозу, вот тогда и подумаем, что с ней делать.
— Знал я одного умника, который любил говорить: «Проблемы, как ножи, становятся опасны только когда заточены». Мы оба знаем, что с ним сталось.
— Он был дураком.
Чтобы не выругаться самой, я прикусываю обе губы и крепко сцепляю руки в тугой замок за спиной. Хотя, этого все равно слишком мало, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства. Еще один пункт к моему личному перечню причин, почему нужно ловить любой шанс: никогда нельзя быть уверенным, что именно ты услышишь и какую тайну вскроешь одним своим случайным появлением в нужном месте и в подходящее время.
Вот как сейчас: я искала одну правду – а нашла другую.
Я так взволнована, что с трудом заставляю себя стоять на месте. Если бы только мое тело не было таким немощным, а ноги – такими тяжелыми из-за треклятых «сапог», у меня не было бы оправдания, чтобы торчать в темноте и бездействовать. В голове я воображаю, как швыряю в «невидимок» парочку изобличительных заклинаний, обездвиживаю их или, еще лучше, превращаю в каменные изваяния, чтобы посмотреть на их удивленные лица. Но в теперешнем положении я не могу сделать ровным счетом ничего.
— Ты слышишь? – вдруг забеспокоился «тонкий голос».
От этих слов я перестаю дышать. Цепенею, как почуявший опасность грызун.
— Кто-то идет, - торопливо соглашается хриплый.
— Увидимся…
Где именно «тонкий голос» предлагает увидеться, я уже не слышу, потому что коридор неожиданно наполняется десятками голосов. Через несколько мгновений от расфуфыренных студентов и студенток начинает рябить в глазах. Кто-то сетует на мрачную обстановку – и коридор тут же наполняется яркими разноцветными вспышками, застывающими где-то под украшенным лепниной потолком. Потом тишину взрывает какофония несвязанных звуков. Подозреваю, кто-то, напрочь лишенный слуха, решил прихвастнуть своими талантами в волшебстве.
Будь они все прокляты тысячу раз!
Нужно выбираться, пока меня не заметили. Может быть, мне повезет еще раз, и я нападу на след. Я тут же ругаю себя за необдуманное безрассудство. Надежда – это, безусловно, хорошо, но беспочвенная надежда – чистый яд. Кого мне искать? Скрытых покровами невидимок?
Мне почти удается выбраться наружу.
Почти.
Глава двадцать шестая
Глава двадцать шестая
Чья-то лапа сгребает меня в охапку, прижимает к стене, словно тряпичную куклу – и мне в лицо ударяет крепкая алкогольная вонь. Прежде, чем я соображаю, что происходит, моя одолжения у Роры маска летит на пол.
— Кто тут у нас, а?
Нет, только не сейчас. Взошедшие, ну зачем вы так со мной?
Дэмос.
Мне очень хочется посмотреть ему в лицо. Собственными глазами убедиться, что его рожа такая же опухшая, как и в тот день, когда я бросила в него обжигающей пылью. Но стоит представить, что я увижу в его взгляде – и моя храбрость начинает очень не по-геройски ныть и требует не испытывать судьбу.
— Нашел себе подружку? – говорит кто-то слева от меня.
Окружили. Я продолжаю молча таращиться на мягкий ковровый настил, прикидывая разные варианты развития событий. Интересно, меня сразу придушат или сначала поиздеваются? Мысль о пытке мытьем посуды, как альтернативе происходящему, больше не кажется такой уж скверной. Что плохого в полировке хрустальных кубков или, скажем, чистке блюд из горного хрусталя? Зато я прямо сейчас вижу один очень ощутимый плюс – это, по крайней мере, не угрожало моей жизни!
— Это наше Безымянное пугало, - говорит Дэмос порядком заплетающимся языком.
Так-так-так, кто-то вылакал приличную порцию алкоголя и явно не рассчитал свои силы.
Я сразу чувствую прилив сумасшедшего оптимизма: от пьяного сбежать легче. Хотя бы потому, что пьяный бегает так же медленно и неуклюже, как и я в своей чудо-обуви. Одно скверно: под рукой нет ни унции мало-мальски жгучего реагента, чтобы отшлифовать морду Дэмоса, так сказать, до идеального состояния.
— Во что это она вырядилась? – Передо мной всплывает женское лицо с размазанным выпивкой взглядом. Да эти ребята, похоже, времени зря не теряли, и, пока я там начищала ложки и тарелки, успели набраться вдрызг.
— Спроси лучше, что она здесь делает, - поправляет пьяную спутницу Дэмос. – Рабыня среди отпрысков Старшей крови. Кто-то очень крепко поплатится за это неслыханное унижение: либо должностью, либо головой.
На миг я представляю, как мне придется объясняться с ректором, и даже воображение подсказывает, что мое вранье, равно как и правда, будут ни черта не убедительными.
— Рабыня? – Чьи-то жесткие пальцы хватают меня за подбородок, дергают лицо вверх. Наманикюренный ноготь больно чиркает по коже. Я скорее понимаю, чем чувствую, что из образовавшейся ранки начинает течь кровь. В теперешнем состоянии я способна ощущать только злость и отчаяние. И еще страх, хоть и не хочется в этом признаваться.
Дэмос грубо отбрасывает руку девицы, сгребает меня за шиворот и что-то каркает своим товарищам. Кажется, предлагает ему «ассистировать». Значит, без неприятностей никак не обойтись. И даже если я буду клясться, что сожалею, и нести прочую лживую чушь, меня вряд ли отпустят без наказания.
Пока я лихорадочно соображаю, как выбираться из этой глубокой задницы, Дэмос тащит меня в сторону одной из комнат.
— Тут заперто, - говорит один из его спутников, судя по голосу, единственный кто либо трезв, либо умеет разговаривать связно даже в пьяном состоянии.
— Ну так открой! – прикрикивает Дэмос. Его пальцы на моем затылке сжимаются так сильно, что у меня не получается сдержать крик. И, чтоб его все, из глаз начинают течь слезы.
В ответ на мою слабость мучитель все-таки заставляет посмотреть ему в глаза.
Ох, Взошедшие, зачем вы снова испытываете
