Уже в последний миг министр спохватился — и схватил государя за руку:
— Ах, ваше величество! Что же вы делаете? Оставьте! Вы не переносите табаку, а я его нюхаю постоянно. Мой платок весь пропитан этим запахом, вы сейчас же отравитесь.
Павел сильно сморщил свой и без того короткий нос:
— Фу! Какое свинство! Нюхать табак! — Его передернуло. — Почему я до сих пор не додумался издать приказ, запрещающий нюхать эту гадость? Прощайте, сударь!
И он вышел так же внезапно, как появился, мгновенно забыв обо всем. Кроме своей последней мысли.
Пален покачал головой и достал из кармана письмо. Распечатал. Оно было написано по-русски — это поразило министра: великий князь Александр редко писал на родном языке, и это одно доказывало, как сильно он был взволнован.
“Граф! Полученные мною нынче известия оказались той соломинкой, которая сломала спину верблюда. Чаша терпения моего переполнилась. Вы знаете, я колебался сколько мог, но теперь кажусь себе не добродетельным человеком, а страфокамилом [42], который прячет в песок голову, в то время как охотник стоит в двух шагах от него. Сегодня я задавил в своей душе и сердце последние остатки того чувства, которое называется сыновней привязанностью. Отправить в каземат, а то и на плаху жену, подарившую ему десяток детей! Двух старших сыновей! Итак, он не простил предпочтения, оказываемого мне бабушкой! Он всегда ненавидел Меня, всегда завидовал — и вот решил расквитаться со мной. Да полно, человек ли это?! Сегодня я окончательно понял: это опасное чудовище должно быть раздавлено — во имя России, ее будущего, моего будущего, в конце концов. Я не хочу знать, как это будет сделано, однако я умоляю вас это сделать. Отныне я с вами — чем бы ни окончилось сие опасное предприятие. Клянусь как перед богом: или мы будем вместе царствовать, или сложим голову на одном эшафоте Ваш Александр”.
Слово “ваш” было подчеркнуто двумя жирными чертами, как будто мало было всего того, что в приступе отчаянного самоотречения написал будущий русский государь.
Пален хотел бросить опасное письмо в камин, однако одумался и спрятал на груди, у сердца. И вдруг рухнул в первое попавшееся кресло, как будто ноги мгновенно отказали ему. Он не страдал избытком воображения, однако стоило представить, как Павел прочел бы это письмо…
Насчет будущего “совместного царствования” пока еще писано вилами на воде, но сегодня, как никогда раньше, великий князь Александр и первый министр граф фон дер Пален были близки к тому, чтобы совместно взойти на эшафот. И никакой pfiffig не помог бы!
Сердцебиение постепенно улеглось, министр дышал ровнее, спокойнее. Он мог быть вполне доволен сейчас: благополучно завершилась одна из самых сложных интриг, задуманных и воплощенных этим непревзойденным интриганом. Блистательная провокация принесла свои ожидаемые плоды! Однако Петр Алексеевич отчего-то был невесел. В свои шестьдесят он видел в лицо столько образчиков подлости, эгоизма и лицемерия! И вот столкнулся с новым. Александр… да что хотеть от него? Страх за собственную жизнь, инстинкт самосохранения — самый сильный движитель человеческой натуры. Ну удивительно ли, что решающим фактором для великого князя явилось намерение отца арестовать его? Что бы он там ни написал в этом запальчивом письме, вовсе не боль за судьбу страны, а страх за собственную жизнь вынудил Александра встать в ряды заговорщиков, которые…
Пален прекрасно понимал: какие бы честолюбивые устремления ни влекли на опасное предприятие Платона Зубова, Никиту Панина, генерала Беннигсена, Петра Талызина и всех прочих, они разобьются о несокрушимую каменную стену, имя которой — Александр. Сделавшись императором, он постарается расквитаться с людьми, которые вовлекли его в заговор. Этот человек по натуре своей непременно должен сыскать виноватых, которые подталкивали его к тому или иному опасному шагу. Сейчас виноват отец — отец должен быть убит. Ну а потом, когда ему понадобится доказать, что руки его чисты и одежды белы…
“Боже, спаси тех, кто расчистит этому человеку путь к трону. Боже, спаси Россию!” — подумал Пален и тихо, печально засмеялся: ну не шутка ли фортуны, что во главе заговора против императора оказался самый обласканный им человек? Наверное, его назовут неблагодарным предателем. А ведь это означает только одно: pfiffig, хладнокровный, надменный, загадочный Пален — курляндец, лютеранин! — единственный из всех заговорщиков не ждал никаких благ для себя, не ждал благодарности от нового императора.
И даже если бы кто-то сообщил ему сейчас, что он будет убит вместе с Павлом, это не остановило бы Палена. Он единственный из всех думал прежде всего о державе. О православной России.
Май 1801 года.
Маскарад был уже в разгаре, когда карета князя Каразина ворвалась в настежь распахнутые ворота роскошного дворца на Морской и понеслась по аллее, увешанной разнообразными причудливыми фонариками, от которых вокруг было светло как днем, и всякий гость мог видеть, что затянувшаяся, холодная весна не властна над этим роскошным садом, в котором уже вовсю цвели вишневые и яблоневые деревья, сирень, даже миндаль и розы, розы, чудесные, бархатные розы!
Журчали фонтаны, меж зарослей сквозили очертания редкостных мраморных статуй, по заказу хозяина вывезенных из Афин и Рима, и чудилось: среди волшебно расцветших дерев бродят гости, которые не осмеливаются войти в залу и взглянуть на царившее там великолепие. Потому что если зрелище пышного сада изумляло, то убранство дома просто-таки сбивало с ног.
Все мыслимые и немыслимые, представимые и непредставимые изыски богатейшей фантазии и баснословного состояния были представлены на этом прощальном балу, который давал петербургской знати светлейший князь Римской империи Платон Александрович Зубов — последняя любовь великой императрицы Екатерины, человек, озаривший счастьем ее последние, ее осенние дни, ныне — член Государственного совета и начальник кадетского корпуса.
Платона Зубова называли оголтелым честолюбцем, приводя в доказательство несусветно пышный титул, который он сам для себя некогда придумал: “Светлейший князь, генерал-фельдцейхмейстер, над фортификациями генеральный директор, главно — начальствующий флотом Черноморским, Возне-сенекою легкою конницею и Черноморским казачьим войском, генерал от инфантерии, генерал — адъютант, шеф кавалергардского корпуса, Екатеринославский, Вознесенский и Таврический генерал-губернатор, член Государственной Военной коллегии, почетный благотворитель Императорского воспитательного дома и почетный любитель Академии художеств”.
