Когда буксир, отдуваясь паром, завел нашу баржу в гавань, все засобирались, скатывая постели, собирая мешки и снимая тент. Обычно охрана на баржах и живет, пока те нового товара ждут, но Круглый загружаться не собирается, сдаст свой груз оптовикам и просто деньги с них возьмет. А баржа в аренде, о ней печься не надо, это уже владельца забота.
Потянуло запахом моря — йодом, водорослями, рыбой. Хорошо море пахнет, волей и простором, хоть запах цветущей степи для меня куда желанней будет. На причалах народу тьма-тьмущая, кричат, бегают, суетятся, телеги, запряженные коренастыми тяжеловозами, катят одна за другой, где-то осел ревет дурниной, прямо перед нами разгружают с грохотом доски с баржи, собирая их в штабеля на длинных ломовых дрогах.
Буксир наш, ловко маневрируя, подвел всю вереницу барж к длинному причалу, откуда сразу полетели канаты, которые матросы и охрана ловко мотали на чугунные утки. Тяжелые баржи медленно подтягивались к пирсу, прижимаясь к висящим на сваях связках старых пеньковых канатов.
— Злой, Тесак, Хорек и Голодный, вы со мной пойдете, — взялся командовать Арио, — А ты, Арвин, за разгрузкой со своими людьми пригляди, а дальше как сам знаешь, лишь бы охрана на барже постоянно была. Пока я на обратный рейс товар ищу.
— Все сделаем, — кивнул я.
— Когда закончишь и шкиперу баржу сдашь, веди своих на постоялый двор «Благословение путникам», это вон туда, дойдешь до лабазов, свернешь налево… да ты знаешь, все объясняли уже.
— Верно, — подтвердил я.
— Хозяин там свой, он вам специальное место выделит и все что нужно там покажет. Так и скажешь ему, что охрана торгового дома Зарама. А как расположитесь, ты своих оставь и подходи в кабак «Рыба и рюмка», это прямо напротив него будет, тому же владельцу принадлежит. Там буфетчик будет, ты его спроси где я, и тебя проведут. Скажи только, что с поручением от купца Сальга, что из Пулиха.
Пока ждали грузчиков, собрали вещи, сложив все мешки в одну кучу и составив карабины в пирамиду. Барата на всякий случай все равно приглядывать поставил, потому как в больших городах, да в таких местах рот не разевай, даже язык отрежут и украдут раньше, чем ты мигнуть успеешь.
Ватага грузчиков появилась ровно через час после ухода Круглого. Часы на башне как раз пробили полдень когда он уходил, и прозвонили один раз тогда, когда я заметил две длинные ломовые телеги с запряженными в них волами, и с десяток мужиков в грязной одежде, идущих в нашу сторону. И не ошибся, к нам шли.
— Кто мастер Арвин здесь будет? — крикнул с берега высокий, жилистый, похожий смуглой кожей и черными волосами на зингара мужик.
— Я и буду, — подошел я к широким грузовым сходням.
— Тогда сдавай нам товар по счету, будем разгружать вас, — он широко улыбнулся, обнажив белые зубы, среди которых одного переднего не хватало. — Расчет с тобой или с кем другим?
— С тем, кто на складе принимает.
— Открывай трюм.
Больше времени они терять не стали. Установили над люком лебедку, с нее корзину свесили, которую внизу бутылями с маслом наполняли, потом поднимали наверх и переваливали на телегу. Дело шло быстро, работали они умеючи, без всякого отдыха.
Вообще грузчики в таких местах люди нужные и уважаемые. Такие ватаги цены на работы держат и случайных людей вроде желающих подработать пьяниц или просто бедняков к порту близко не подпускают. Непонятливого могут и поколотить, и в воду бросить, а то и просто зарезать. Недаром тут и выражение ходит: «Злой как крючник». А если кто ищет, скажем, душегуба наемного, то тоже к таким ватагам идет, потому как по сути они разбойники сущие.
Но вот свои правила блюдут четко, груз не воруют и нанимателя не обманывают. И если какая ватага правила нарушать начинает, то, по слухам, собирается потом совет главных, от каждой ватаги, и все они решает, что с такими делать. И если решат, что нарушителям здесь не работать, то так тому и быть — не пустят.
В общем, работа кипела, волы только и успевали телеги таскать туда да обратно. И, похоже, что на складе ватага не менее проворная работала, потому как возвращались они разгруженными быстро. Не успели и оглянуться, как баржа была разгружена, а ватага крючников, смеясь и на ходу попивая сидр из фляг, потопала следом за последней телегой, к Арио за расчетом. И даже не разбили ни единого кувшина.
К концу разгрузки шкипер подошел, низенький кривоногий хрипатый бородач в выцветшем сером картузе. Полез в трюм, попыхтел, почесал в бороде, потом сказал, что все в порядке и на этом мы распрощались. И мы, подхватив мешки с винтовками, пошли искать постоялый двор.
Между тем наступили сумерки, а они, в свою очередь, превратились в темноту. По дальней стороне набережной прошли двое фонарщиков с шестом и факелом. Один из них приподнимал крышки фонарей, а второй поджигал фитили. Горели они на удивление дымно, так что я подумал, что кто-то в городской управе неплохо нажился на закупке такого паршивого масла.
Дневная деловая суета на набережной сменилась суетой вечерней, разгульной. В узких переулках над окнами зажглись красные фонари, а в самих окнах демонстрировали прелести прохожим местные жрицы продажной любви. Те, которые победнее, гуляли по самой набережной, окликая охрану с барж и матросов с речных шхун и буксиров. И не зря окликали, с одной из барж из-за плетеных стен временного жилья охраны слышались притворно-страстные вздохи. Еще подумалось, что вдохновения в них ровно столько, насколько заплатили. А заплатили, похоже, поскупившись.
Открылись двери многочисленных кабаков. Каждый дом, мимо какого мы проходили, был если не борделем, то гостиницей, а в каждом борделе и каждой гостинице на первом этаже был кабак. Шумный, крикливый, визгливый, пахнущий пролитым пивом, часто с музыкой. И из кабака в кабак шлялись подгулявшие матросы, охранники, мелкие купцы и приказчики. В узких как ущелья переулках зачастую видны были затаившиеся темные фигуры, явно поджидающие заблудившихся пьяниц. Из таких переулков несло мочой, целые ручьи которой вытекали на улицу. В одном я увидел чье-то лежащее тело, и не поймешь так, напился кто-то до беспамятства, или был ограблен и убит.
Хватало и людей откровенно виду разбойничьего, длинноволосых, часто с вплетенными в прически косичками, на которых сверкали драгоценные камни, одетых богато, но с презрением к аккуратности, шелк и золото соседствовало с рваниной и потрескавшейся кожей. Вели они себя нагло и задиристо, но перед нами все же расступались — чуяли, что мы им не по зубам, а вот они нам вполне на зуб сгодиться могут.
Попался навстречу и патруль городской стражи — четверо крепких мужиков средних лет в зеленоватых мундирах, кепи, с револьверами и деревянными, обшитыми кожей дубинками на поясе. Перед ними расступались, а парочка каких-то оборванцев, увидев их, рванула в узкий переулок. Патрульные, остановившись, посмотрели им вслед, но гнаться не стали и так же степенно пошли дальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
