– Слушай, еще про Настю спрошу…
– Про деву твою не ведаю, вот те крест! – Предатель перекрестился на старую осину, росшую невдалеке от входа в подземелье. – Знаю только одно, что жива. А тебе вот что волхв великий передать велел: через два дня – Праздник Двух солнц, так что готовься – посвящение твое будет. Готовься, атамане, готовься. Коль удачно все пройдет, будешь как царь, жить, а коли нет… увы, прямо скажу – не сносить тебе головы… да, верно, и мне вместе с тобою.
Через день атаман снова привел молодых воинов на болото, черноглазый Кай-Ырв вновь кормил свою змеюгу Нгыленку, парни хохотали, друг дружку подначивали, десятник Кар-Имбр, цокая языком, показывал на маячившую вдали деревню, хвастался, потом подошел к черноглазому…
Иван навострил уши.
– Выхан, ракус, синид.
– Выхан, ракус, синид. – Атаман на всякий случай повторил про себя заклинание.
Под ложечкой как-то нехорошо ныло, не добру. Что еще эти чертовы колдуны удумали?
А поданное к ужину мясо не ел – в простыню завернул аккуратненько да меж ветвями осины запрятал: пущай пока полежит, вдруг для чего и сгодится. Прежде чем к дереву броситься, Дрозду сказал, мол, приспичило срочно. Переветник лишь рукою махнул – бывает.
Смеркалось, в быстро темнеющем небе загорались первые звезды, и колдовское солнце повисло над рекой тусклой сиреневою луною, истинный же месяц – серпом скромненько притулился рядом.
Капище располагалось на самом краю селенья, у леса, просто так поблизости появляться запрещалось, за чем зорко следила стража, и Еремеев, бегая с молодежью, всегда делал в том месте круг и толком ничего разглядеть не мог, как ни старался.
Языческий храм, невеликий и неброский издали, вблизи производил самое гнусное впечатление, как, впрочем, и положено капищу. Крытый шипастой шкурою, с грудами человеческих черепов по углам, а вместо входа – раскрытая пасть дракона, усеянная острейшими клыками!
Из пасти, из темной утробы капища, тянуло тяжелым запахом крови. Вокруг жарко пылали костры.
Облаченный в длинные одежды, в позолоченном черепе-маске, Великий волхв встретил неофита у входа, вся остальная языческая паства – мужчины, женщины, дети – в нетерпении толпились поодаль, явно ожидая чего-то нехорошего. Но самое пакостное было вовсе не это – перед входом была разложена мохнатая шкура товлынга, на которой, разведя ноги, сидела какая-то старая бабища, абсолютно голая, желтая, с висящими едва ль не до бедер грудями, кожными складками и крючконосым морщинистым ликом, страшным как смерть. Ей-богу, и маска-череп смотрелась б на сей образине куда лучше!
– Хоргой-ервя – великая мать всего здешнего рода! – с почтением поклонившись бабище, пояснил Дрозд. – Кланяйся, атамане, кланяйся, чай, шея-то не заболит, а голова с плеч скатиться может! И волхву поклонись, не забудь, и великой матери…
Переветник и сам вновь принялся кланяться, низко-низко, потом еще и на колени пал. Лоб бы не расшиб, хороняка!
– Сказал бы, чья она мать… – поклонившись, пробормотал про себя Иван.
Старуха зашипела, словно давешняя болотная змеюга Нгыленко, волхв же, кивнув маской-черепом, что-то сказал.
– Сегодня в жизни твоей знаменательный день, атамане, – тотчас же перевел Дрозд, благоговейно глядя на колдуна, лица которого, скрытого зловещей маской, похоже, не видел никто.
– Тебя нынче примут в великий род Дакха-Кайд… если ты покажешь, что того достоин. Согласен ли ты принять испытание?
Пленник молча кивнул – что ему еще оставалось делать?
– Ты должен стать мужем и сыном великой матери Хоргой-ервя, тем самым родиться снова…
– Это как? – засомневался Иван. – Что я должен с этой старухою делать?
– То же, что и с любой другой женщиной. – Карасев осклабился и почесал грудь. – Усердно и на виду у всех. Что поделать, такой уж обычай…
– Ни хрена ж себе…
– Тихо! Волхв говорит, допрежь того, как ты прикоснешься к великой матери и родишься вновь, ты должен убить себя прежнего…
Нет… просто убьешь того, кого увидишь в храме. Меч возьмешь там же. Отрежешь голову, вынесешь и бросишь ее к ногам Хоргой-ервя! Все, иди! Волхв велит, да и народишко уже устал ждать-то. Потом ведь, опосля всего, – пир! Ох, атамане, ты такого пира еще не видел.
– Рад буду посмотреть. Да! Голову-то отрезать – дело небыстрое.
– А никто и не торопит! Волхв сказал, что ты со своей прежней жизнью проститься можешь… так же, как вступить в новую.
– Что?
– Там поймешь как. Иди уже! Ну!
Потрогав ноющий шрам, атаман шагнул в пасть дракона… Внутри храма тускло горел светильник, прямо напротив входа тускло блестел вкопанный в землю идол со скалящимся черепом вместо лица и вздыбленным детородным органом, не столь уж и большой, но исключительно мерзкий, похоже, что из чистого золота. Рядом с идолом виднелся воткнутый прямо в землю кривоватый меч, а у самых ног божества, на ворсистой шкуре, была распростерта привязанная ко вбитым колышкам нагая красавица дева.
Настя!
Глава XIII
Лето 1583 г. П-ов Ямал
Светлячки
Иван не рассуждал – действовал сразу, нечего тут больше было раздумывать. Схватил из земли кривой, с золоченой рукояткою меч, явно татарский – сабля даже, не меч, – разрубил связывавшие девушку путы, схватил за руку:
– Пора, Настена! Бежим! Нечего нам тут больше делать.
– Ой! Слава богу, голос знакомый услышала! – Девчонка быстро вскочила на ноги. – А я уж колышек один расшатала, острый… ударила бы в глаз тому, кто пришел.
– Ну не ударила ведь…
– Не успела…
– Эх, жаль, идолище не прихватить, – покосившись на тускло блестевшую статую, посетовал атаман. – Ничего, скоро явимся – все здесь наше будет! Давай-ко поторопимся, люба.
Пленники делали все очень быстро – не тратя времени даром, сразу же ринулись в заднюю часть храма, темную, с тяжелым и приторным запахом крови, который здесь, похоже, не выветривался никогда. Разрезав клинком шкуру, Еремеев выглянул наружу… здесь, позади храма, росли огромные папоротники, чертополох, бурьян и крапива. Туда, прямо в заросли, и бросились беглецы – Иван и нагая Настя. Бежали куда глядели глаза, на колючки да крапиву внимания не обращали, не до того!
Наконец молодой человек остановился, взяв за руку суженую, вскинул глаза:
– Во-он то чудище видишь? Шипы при луне блестят.
– Чудище?! – дернулась Настя. – Так мы что, к нему в пасть идем?
– То младых воинов дом, шкурой шипастой накрытый. – Атаман улыбнулся с самым беспечным видом, как будто основная часть дела была уже далеко позади. – Здесь-то я все пути-дорожки знаю. Бегали!
– Бегали?
– Потом расскажу. Пошли, нам туда, для начала – во-он к той осине. Мясо там заберем.
– Ты так есть хочешь?
– То не для меня, мила.
В черном небе с желтыми прорехами звезд тускло светилось сиреневое ночное солнце, и серебряный серп молодого месяца отражался в реке, далеко впереди, за лесом, за непроходимой трясиной, куда беглецы и вышли некоторое время спустя.
Чуть переведя дух, Настя обернулась, прислушалась:
– А тихо ведь! Неужто еще не хватились?
– Так мы очень быстро бежали! – тихо засмеялся Иван. – Одначе скоро хватятся, пора нам и в путь.
Девушка присмотрелась, прислушалось – впереди что-то чавкало, бурлило… вот с треском лопнул надувшийся болотный пузырь… резко вскрикнула выпь…
– Здесь же трясина! Ты знаешь гать?
– Заклинание знаю… и того, кто сию гать охраняет. Его-то мы сейчас и позовем.
Ухмыльнувшись, молодой человек подкинул на руке кусок мяса и, облизав губы, громко позвал:
– Нгыленко, хоп! Хэй, Нгыленко!
Трясина тут же забурлила, казалось, у самых ног, и вынырнувшая змеиная голова повисла в воздухе ночи, плотоядно сверкая желтыми глазами.
– Ой! – отпрянув, перекрестилась девушка. – Это кто еще? Давай-ка его саблей!
– Не надо его саблей, животина добрая. Дорогу нам показывать будет!
– Дорогу?!
– На, Нгыленко, на!
Размахнувшись, Еремеев швырнул кусок мяса прямо чудовищу в пасть. Змеища звучно рыгнула, взбаламутила воду кольцами и вдруг исчезла, напоследок махнув хвостом. Беглецы выжидательно притихли, стояли так довольно долго, но ничего не происходило!
– Ну? – не выдержала Настя. – Чего животина твоя дорожку нам не показывает?
– Ах ты ж! – Волнуясь, Иван хлопнул себя по лбу. – Заклинание-то забыл! А ну-ка…
Выставив вперед левую ногу, атаман звучно произнес слова, подслушанные у воинов:
– Выхан! Ракус! Синид!
Потом, выждав немного, повторил еще разок:
– Выхан! Ракус! Синид…
Заклинание гулким эхом разнеслось по болоту…
Настена хмыкнула и неожиданно засмеялась.
– Ты что это? – удивленно обернулся молодой человек.
– Думаю, никакое это не заклинание, – девушка уверенно качнула головой. – Я эти слова знаю, они почти такие же, как в речи остяков или ненэй-ненэць. Маюни-отрок учил.
– Ну-ну-ну? – озабоченно потрогал шрам Иван.
