обеднеем. Погостевали, и хватит. Я, как видишь, полностью готов, ну а тебе даю четверть часа на сборы. Вещи, какие не нужны, брось здесь, будто еще появимся.
Леонид кивнул, скрылся в своей комнате и появился через пять минут, Ларин тем временем поднял деревянный подоконник, достал чемоданчик и уселся обратно в кресло.
— Ну что же, пора и честь знать, — Ларин при виде Леонида поднялся, опершись на тросточку, и уже двинулся в сторону двери, как в нее постучали. — Ты ждешь кого-нибудь? Вот и я нет.
Он резво подбежал к окну, выглянул, прячась за стену. Внизу трое бойцов ОГПУ следили за зданием.
— Трое с этой стороны, а сколько еще — непонятно. Выследили, гады. Но на входе наверняка больше, будем прорываться здесь.
Леонид кивнул, достал из кармана наган.
— Что делаем?
— Выбиваем окно, прыгаем вниз — тут невысоко, — Ларин достал из чемоданчика кольт, — убираем внизу эту троицу лапотников и убегаем к Клязьме, к ухоронке. Ее вроде не нашли еще. Разворошим, а потом в другую сторону, как заранее договаривались. На счет три. Готов?
— Да, — Леня кивнул, пододвинулся поближе к окну.
— Раз, два, — начал считать Ларин, потом перехватил кольт за ствол и что есть силы ударил напарника по затылку.
Тот обмяк. Ларин подтащил тело к окну, несколько раз выстрелил из пистолета в бойцов. Один из них упал, на темной форменной одежде крови видно не было, но лежал боец неподвижно. Оставшиеся двое тут же открыли огонь из наганов. Стреляли они плохо, Ларин почти минуту ждал, когда в Леонида хотя бы несколько раз попадут, и в долгу не оставался — отстреливался в ответ. К бойцам ОГПУ прибежало подкрепление, внизу собралось уже семеро, все они палили что есть сил, и когда, наконец, всадили пулю в голову, Ларин тело отпустил. Леонид упал на пол, его партнер тщательно вытер кольт, вложил трупу в руку, отполз от окна, на четвереньках добрался до двери и открыл ее. В квартиру тут же вбежали трое, в том числе Мальцев, один боец взял Ларина на прицел, а второй, с ромбами на петлицах, забежал в гостиную и заорал в окно:
— Хватит стрелять! Отставить! Мищенко, быстро сюда.
И чудом успел уклониться от дружественного огня.
— Идиоты, — проскрипел чекист зубами. — Мальцев, что там у тебя?
Следователь тем временем проверил комнаты.
— Чисто.
— Это кто?
— Ларин Георгий Николаевич, — сдержанно, но с волнением представился коммерсант. — Что это происходит, товарищи? Бандитское нападение?
— Вооружен? — не отвечая на вопрос, спросил у бойца чекист.
На лестнице послышался топот каблуков, в квартиру вбежали еще четверо, один — с двумя шпалами.
— Мищенко, обыскать.
— Есть, — уполномоченный резко развернул Ларина к стене, развел руки и ноги, провел ладонями по телу, особое внимание уделяя карманам, поясу и обуви. — Нет, чист.
— Тащите его к нам. Что с другим?
— Мертв, — доложил Мальцев. — Смотри, Петр Лазаревич, пистолетик-то тот, что я говорил.
Петр Лазаревич присел на корточки рядом с трупом, внимательно осмотрел оружие, не прикасаясь.
— Фотограф?
— Уже едет.
— Мищенко, ты еще тут?
Мищенко застегнул на руках Ларина наручники, подтолкнул к выходу.
— Я ни в чем не виноват, товарищи, — попробовал протестовать Ларин.
— Все так говорят, — уполномоченный вывел коммерсанта за дверь, — это ты вон товарищу Пельтцеру расскажешь, он такие сказки любит.
Травин узнал о том, что коммерсантов захватили, только через два часа — как вернулся из инспекционного путешествия. Кузьма, следящий за домом с утра, во всех деталях расписал, что творилось, и даже показал несколько гильз, которые подобрал.
— Пуляли знатно, — подвел он черту под рассказом, — дядя Сережа, а это белогвардейцы?
— Скорее всего, да, — ответил Травин.
— Они приехали, чтобы воду отравить в Клязьме? Нам в школе рассказывали.
— Узнаем. О том, что ты видел, никому, ясно? Ребятам можно, но и их тоже предупреди, чтобы не болтали.
Кузьма серьезно кивнул головой и сказал, что он — могила.
Мальцев к рассказу пацана добавил подробностей.
— С утра мы с особоуполномоченным ГПУ Пельтцером сидели, их высматривали, — не скрывая гордости, говорил он, кося одним глазом на Травина, а другим — на дымящийся чай. — Этот Ларин только к обеду появился, его до самого дома пасли, а как зашел, выждали немного и в дверь постучали. Так его приятель начал палить прямо из окна, одного бойца убил, другого ранил тяжело, и все это из маленького револьвера. Там шагов двадцать будет, попасть трудно, в него стреляли минуту, считай, пока мы в дверь ломились, и без толку, только четыре раза попали. Представляешь, Сергей, нашли-таки этот пистолетик заграничный. Пельтцер как его увидел, глаза разгорелись, он теперь, наверное, себе второй ромб на петлицы в мыслях крепит.
— А Ларин что?
— Непонятно. Вроде и дверь открыл сам, и нас впустил, когда этого Леонида убили, и вообще не сопротивлялся, чемоданчик с деньгами отдал, по всем бумажкам выходит, что эти шестьдесят тысяч должен был на фабрике заплатить во вторник. Петр Лазаревич считает, что Ларин этот — сообщник, хотя вот допрашивали сейчас, по всему выходит, случайный человек. О пистолете ни слухом, ни духом не знал, стрелял из пистолета молодой, бойцы его в окне четко видели, и во время убийств не было его в городе. Да, еще у Леонида этого нашли чемоданчик хирургический, а там нож такой с длинной рукояткой и широким лезвием, называется — реберный, так вроде как им он горло Ферапонтовой, Бондарю и Чухонину перерезал. Короче, дело ушло в ОГПУ, завтра вот вместе с Пельтцером Ларина этого в Москву везем. Там его, голубчика, хорошенько допросят. Да, еще кое-что всплыло. Фамилия этого Леонида совсем не Рудин.
— А какая?
— Рудницкий. Леонид Павлович Рудницкий. Из местных дворян, перешедших на сторону революции, хирургом в Красной армии служил до 1922 года, комиссован по ранению. Его случайно совершенно один из чекистов опознал. Угадай, вместе с кем он там воевал.
— Не темни.
— С Гириным. Совпадение, случайность. А если нет? Значит, правильно мы РКМ к этому не подключили, и Пельтцер меня похвалил. И тебя тоже, я твое участие скрывать не стал, так что жди поощрения.
— Только этого мне не хватало, — вздохнул Травин, — особенно от ОГПУ.
— Ну там тоже люди разные, — Мальцев решительно рубанул ладонью воздух, — есть те, кто не поддается чувствам, с холодным сердцем разбирается. Так что, считай, дело закрыто.
— А Ковальский?
— Да, на всякий случай проверим. В четыре утра мы выезжаем в Москву, к шести вечера я вернусь поездом, и тогда успеем все сделать. Убийцы, они ведь под ночь приходили, хотя, кажется мне, не
