Клоун.
«Ты пгаф, кголик», — согласился фантомный голос.
Проснувшись утром, Бен полностью забыл про сон, но обнаружил, что подушка на ощупь влажная… словно ночью он плакал.
7
Он направился к главной стойке детской библиотеки, освобождаясь от мыслей о комендантском часе с той же легкостью, с какой собака стряхивает с себя воду после купания.
— Привет, Бенни, — поздоровалась с ним миссис Старрет. Как и миссис Дуглас в школе, она искренне любила таких детей, как Бен. Взрослые, особенно те, кому по роду деятельности приходится призывать к порядку детей, по большей части любили Бена, мальчика вежливого, не повышающего голос, думающего, иной раз очень даже остроумного, а главное, спокойного. По этим самым причинам большинство детей его как раз и не жаловали. — Еще не устал от летних каникул?
Бен улыбнулся. Миссис Старрет всегда так шутила.
— Еще нет, потому что с начала летних каникул прошло… — он посмотрел на часы, — …один час и семнадцать минут. Дайте мне еще час.
Миссис Старрет рассмеялась, прикрывая рот ладонью, чтобы не сильно нарушать тишину. Спросила Бена, не хочет ли тот принять участие в летней программе чтения, и Бен ответил, что хочет. Она выдала ему карту Соединенных Штатов, Бен сказал спасибо и принялся бродить среди книг — брал то одну, то другую, пролистывал, ставил на место. Он знал, какое серьезное это дело — выбор книг в детской библиотеке. Приходилось проявлять максимум осмотрительности. Это взрослый мог брать любое количество книг, а ребенок — только три. И если ты выбирал плохую книгу, то сам же от этого и страдал.
Наконец он сделал выбор: «Бульдозер», «Черный скакун» и еще одна, которую в каком-то смысле взял наобум. Называлась она «Лихач». Написал ее Генри Грегор Фелсен.
— Эта книга тебе, возможно, не понравится, — указала миссис Старрет, ставя штамп в книгу. — Очень уж она кровавая. Я предлагаю ее подросткам, особенно тем, кто только что получил водительское удостоверение, потому что она дает им повод для раздумий. Могу даже предположить, что после прочтения этой книги они с неделю не превышают разрешенной скорости.
— Ладно, сейчас загляну в нее, — ответил Бен и понес книги к одному из столиков, подальше от Пуховой опушки, где сейчас отвешивали двойную порцию тумаков троллю, живущему под мостом.
Какое-то время он читал «Лихача», и оказалось, что книга не очень-то плохая, можно сказать, просто хорошая. В ней рассказывалось о подростке, который действительно отлично водил автомобиль, но один зануда-коп постоянно пытался заставить его ездить медленнее. Бен узнал, что в Айове, где разворачивалось действие книги, нет ограничений скорости. Подумал, что это клево.
Прочитав три главы, он оторвался от книги и увидел новенький выставочный стенд. В верхней части стенда красовался плакат (в этой библиотеке плакаты обожали, всё так), на котором счастливый почтальон вручал письмо счастливому ребенку. «В БИБЛИОТЕКАХ МОЖНО И ПИСАТЬ, — гласила надпись на плакате. — ПОЧЕМУ БЫ НЕ НАПИСАТЬ ДРУГУ ПРЯМО СЕЙЧАС? УЛЫБКИ ГАРАНТИРОВАНЫ!»
Под плакатом в специальных ячейках лежали открытки с марками, конверты с марками, писчая бумага с изображением библиотеки Дерри на каждом листке, на самом верху, синими чернилами. Конверт с маркой стоил пять центов, открытка — три, два листка писчей бумаги — один.
Бен сунул руку в карман. В нем по-прежнему лежали четыре цента, оставшиеся от бутылочных денег. Он заложил страницу в «Лихаче» и прошел к стойке.
— Могу я взять одну открытку? — спросил он.
— Разумеется, Бен. — Как и всегда, его степенная вежливость очаровывала миссис Старрет, а габариты чуть огорчали. Как сказала бы ее мать, этот мальчик роет себе могилу ножом и вилкой. Она дала ему открытку и наблюдала, как он возвращается к своему месту. За столом могло сидеть шестеро, но Бен был один. Она никогда не видела его с другими мальчиками. И сожалела об этом, потому что верила, что в душе Бена Хэнскома хранились несметные сокровища. И он с радостью отдал бы их доброму и терпеливому старателю… если бы таковой появился.
8
Бен достал шариковую ручку, нажал на кнопку и написал на открытке адрес: «Мисс Беверли Марш, Нижняя Главная улица, Дерри, штат Мэн, США, Зона 2». Он не знал номера дома, но мама говорила ему, что большинство почтальонов, даже короткое время поработав на своем участке, прекрасно помнят, где кто живет. И если почтальон, обслуживающий Нижнюю Главную улицу, сможет доставить открытку адресату, это будет хорошо. Если не сможет, она просто вернется на почту, а он останется без трех центов. К нему эта открытка никак вернуться не могла, потому что он не собирался писать на ней ни своих имени и фамилии, ни адреса.
Неся открытку адресом вниз (не хотел рисковать, хотя не видел в библиотеке никого из знакомых), он подошел к деревянному ящику, стоявшему у бюро с библиотечными формулярами, и взял несколько полосок бумаги. Вернулся к столу и начал писать текст открытки, зачеркивать написанное, снова писать.
В последнюю до экзаменов неделю учебы на уроках литературы они читали и писали хайку. Хайку — жанр японской поэзии, короткая, строгая форма, всего три строчки. В хайку, говорила миссис Дуглас, может быть только семнадцать слогов, не больше, не меньше. Хайку обычно концентрируется на одном четком образе, который связан с одним конкретным чувством: грустью, радостью, ностальгией, счастьем… любовью.
Бена буквально зачаровала сама идея. Уроки литературы ему нравились, но особого восхищения он не испытывал. Делал все, что полагалось делать на этих уроках, но материал, который они проходили, чаще всего его не захватывал. Что-то в самой идее хайку разожгло его воображение. Только от идеи он ощутил себя счастливым, как уже случалось, когда миссис Старрет объяснила ему, что такое парниковый эффект. Бен чувствовал: хайку — хорошая поэзия, потому что это структурированная поэзия. Не было в хайку никаких тайных законов. Семнадцать слогов, один образ, связанный с одной эмоцией, ничего больше. Бинго. Все понятно, все практично. Стихотворение замыкается в своих рамках и зависит только от своих законов. Ему понравилось даже само слово, оно как бы ломалось посередине: хай-ку.
Ее волосы, подумал Бен, и увидел, как они колышутся у нее на плечах, когда она спускается по школьным ступеням. И блестели волосы не от падающих на них лучей солнца — они словно светились изнутри.
Он трудился двадцать минут (с одним перерывом — пришлось сходить за новыми полосками бумаги), вычеркивая слишком длинные слова. Итог получился следующим:
Волосы твои —Жаркие угли зимой.Хочу в них сгореть.[84]
Он понимал, что это не шедевр, но ничего лучшего придумать не смог. Боялся, что если сочинять будет слишком долго, а волноваться слишком много, то разнервничается, и получится у него что-то гораздо худшее. Или ничего не получится. Этого ему не хотелось. Тот миг, когда она заговорила с ним, стал для Бена знаменательным. Он хотел, чтобы этот день как-то запечатлелся в памяти. Наверное, Беверли втюрилась в какого-нибудь парня, старше его, шестиклассника, может и семиклассника, и подумает, что хайку послал ей именно он. Мысль эта сделает Бев счастливой, так что этот День запечатлеется и в ее памяти. И хотя она никогда не узнает, что написал хайку Бен Хэнском, это не важно; он-то знал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
