сложный проект по строительству нового жилого комплекса. Но если раньше за работой время летело быстро и он не замечал, как сменяются дни, то сейчас оно будто застыло на месте.
Володя просыпался каждое утро не с мыслью об очередных договорах и чертежах. Открыв глаза, он прежде всего вспоминал, что скоро увидится с Юрой. И улыбался, но улыбка тут же таяла. Во-первых, не так уж и скоро. Во-вторых, ещё непонятно, стоит ли этому так радоваться. Он не знал, что принесёт ему эта встреча, и, если уж быть совсем откровенным, боялся её.
Он никак не мог понять, что представляют из себя их отношения. Они состояли из дружбы — огромной, тёплой, пронесённой сквозь года, умеющей понимать и прощать. Но, помимо дружбы, в них крылось ещё много чего: старая боль, упущенное время, чувство вины за совершённые ошибки.
И ещё была любовь — забытая, зарубцевавшаяся, как старая рана. Но день за днём Володя ощущал, что на её месте прорастает, пробивается, словно трава сквозь асфальт, новое чувство. Он остерегался его, боясь спутать с другим чувством — к другому Юре, шестнадцатилетнему. Не хотел цепляться за воспоминания.
И окажись на месте Юры кто угодно другой, Володя бы чётко знал, с какими намерениями к нему ехать. Но это — Юра. Сейчас между ними возникло что-то хрупкое и светлое, что-то невероятно ценное. И это «что-то» было легко разрушить — одним неверным словом или намерением.
Поэтому Володя гнал от себя эти мысли, гнал — и уходил в работу. А в перерывах общался с Юрой. Тот тоже усиленно работал — спешил выполнить заказы до рождественских каникул. Много рассказывал про Германию, про свой город, о том, как немцы готовятся к Рождеству, наряжая дома и улицы. Планировал, куда поведёт Володю, что ему покажет и чем будет кормить.
Как-то раз Володя пошутил:
«Ох, Юра, не слишком ли много у тебя на меня планов?»
На что получил подмигивающий смайлик и текст:
«Ты не знаешь даже о половине моих планов на тебя…»
Что именно он имел в виду, Володя решил не уточнять — и так последние две ночи засыпал с огромным трудом. Таблеток Игоря осталось всего несколько штук, а просить у него новый рецепт совсем не хотелось. Пришлось купить в аптеке слабое безрецептурное снотворное. Пусть от него не было вялости по утрам, но засыпать быстро не получалось.
В конце ноября очень некстати началась эпидемия гриппа. Едва ли не четверть штата заболела, работать пришлось ещё больше, чем раньше, ведь заказчики не спешили отпускать на больничный всю фирму.
Юра, узнав, что по офису Володи гуляет вирус, тут же приказал ему запастись лекарствами, одеваться теплее и носить тканевую маску. Володя отнекивался: препараты купил, а вот от шапки отказался — мол, зачем, если всё равно ездит на машине. Маску покупать даже не подумал — с пиджаком и галстуком она не сочеталась никак.
В четверг расклеилась Лера. С утра была ещё ничего — Володя слышал из приёмной её бодрый голос. Но уже после обеда, когда она принесла ему договоры на подпись, заметил поалевшие щёки и усталый взгляд.
— Лера, отправляйтесь-ка и вы на больничный, — попросил он.
— Да ладно, Владимир Львович, сегодня четверг, завтра ещё отработаю, а за выходные очухаюсь.
— Ценю ваш энтузиазм, но если вы действительно заразились, не стоит подвергать риску других.
— Спасибо за беспокойство, Влади… — она внезапно закашлялась… — простите. Хорошо, сейчас подготовлю вам список дел на завтра и пойду в поликлинику.
Вообще Володя считал, что у него достаточно крепкий иммунитет. И, проснувшись в пятницу утром, списал лёгкое головокружение на эффект от снотворного. Признать, что всё-таки заболел, пришлось к вечеру: общую вялость и усталость после рабочей недели дополнили насморк и повышенная температура. При этом Володя недооценил масштабы катастрофы.
Он собирался созвониться с Юрой, но стоило только настроить видео, как тот вместо приветствия обеспокоенно спросил:
— Ты в порядке?
— Ну, в относительном. Кажется, кто-то всё-таки на меня покашлял…
— Так, ну-ка давай быстро отключайся и вали домой спать.
— Да нет, я норма…
— Володя, блин, у тебя глаза красные и голос сел!
— Юр, да я…
Но Юра тут же отключился. Володя раздосадованно цокнул языком, но в ICQ тут же пришло сообщение:
«Не обижайся только, я правда за тебя переживаю. Лучше потрать силы на выздоровление, чем на общение со мной!»
«Ты зря так беспокоишься, я не настолько плохо себя чувствую. Но мне приятна твоя забота, — написал Володя. — Уговорил, я поехал домой».
В ответ ему прилетел строгий смайлик, показывающий кулак:
«Выздоравливай! Только попробуй не выздороветь!»
А утром оказалось, что Юра беспокоился не зря.
С трудом разлепив тяжёлые веки, всё, что смог сделать Володя, — порадоваться, что сегодня суббота и на работу ехать не нужно. Герда, прыгнув на кровать, ткнулась холодным носом ему в щёку и коротко жалобно проскулила, как бы говоря: «Я вижу, хозяин, что тебе плохо, но мне очень нужно по делам».
— Прости, девочка, — просипел Володя, медленно вставая с кровати, — но бегать сегодня придётся без меня.
Он выпустил Герду во двор. Прикрыл за ней дверь, оставив щель — собака умела сама её открывать, — и снова упал в кровать.
Юра написал непривычно рано — сообщение висело с половины восьмого утра:
«Как ты себя чувствуешь? Температура есть?»
Володя ответил:
«Только проснулся, выпустил собаку и снова лёг. Буду отсыпаться».
И провалился в липкий температурный бред, который сменился кошмаром.
Володя даже сквозь сон чувствовал, как горит лицо, но в своём видении мёрз. Он шёл по руинам аллеи пионеров-героев, и с обеих сторон тёмными провалами глаз на него смотрели гипсовые статуи. Изо рта вырывался пар, ноги проваливались в трещины на плитах. Он споткнулся о кусок выбитого камня, упал на колени, затормозил руками и увидел, как погружается в липкую грязную жижу. Володя пытался вырваться, вытащить руки, но чем больше он сопротивлялся, тем больше его затягивало вниз, и внутренний голос объяснял, что это болото — его собственное
