Тень громогласно расхохоталась, отпуская детское лицо, а мальчик воинственно сдвинул брови, цепляясь тонкими пальцами за металлическое кольцо на шее.
— Не смей смеяться, Дахар! Я докажу тебе, что я достоин! Моя госпожа будет самой лучшей, самой доброй, самой любимой! Запомни!
Черное марево с очертаниями человека не прекращало смеяться, даже не заметив, как ребенок схватил копье с блестящим наконечником и, выставив его вперед, что хватило сил всадил под ребра, заполнив пространство кряхтящим, но удивленным всхлипом.
— Она будет лучшей, — уже тише сказал малыш, руки которого даже не дрогнули. — И я сделаю для этого все. Я буду лучшим мужем для нее. Верным, честным, ласковым. И ты попомнишь мои слова.
— Щенок, — прошипела тень, хватаясь за шест, торчащий из груди. — На Кимтаре нет любви.
— Есть. И я найду ее.
Отпустив копье, мальчик отшатнулся в сторону, скрываясь в темноте чужого воспоминания. Пронзенную копьем тень сожрала темнота, всасывая в себя, как Лу — дым самокрутки.
В ту самую секунду, когда тьма вокруг стала невыносимой, из ее недр на меня вновь уставился яркий аметистовый взгляд, зовущий за собой на поверхность.
Приходить в себя было тяжело. Голова гудела, веки слиплись и скрипели, словно под них насыпали песка, а легкие отказывались открываться, мешая сделать такой глубокий и необходимый вдох.
— Попей, — к губам прижалась прохладная керамика, и кожу обожгло водой, беспощадно уничтожая жажду. — Усталость скоро пройдет.
— Кто это был? — прохрипела я, облизывая губы.
— Я.
— Нет, тень. Кто это?
— Мой отец, — холодно произнес он. — Он был фанатиком, не верил в семью, лишь только в долг и пресловутую честь.
Аметист поморщился, скрывая затаенную боль.
— За что он с тобой так…
Откинувшись на подушку Луиса, я закрыла глаза и проглотила подступающий к горлу тошнотворный ком.
— За то, что я шаман. Меня должны были убить, как только я родился. Отец считал своим промахом, что его кровь проснулась во мне, и пытался устранить доказательство вины всеми знакомыми ему способами.
— Но Карата…
— Карата оставила меня, чтобы продать, — перебил он. — Она вовремя поняла, как дорого можно окупить свои инвестиции в выродка. Дахар был прав — на Кимтаре нет любви, только долг и власть. Но я понял это слишком поздно.
Немного помолчав, он поднялся со стула и наклонился ко мне, опуская горячие пальцы на кожу щеки, чтобы прочертить ими жгучую полосу до самых ключиц.
— А потом встретил тебя. Другую госпожу, непохожую. Еще в доме торгов я понял, что сдержу свое обещание, нанеки, я буду лучшим мужем, верным и любящим. Я брошусь за тебя на мечи, сгорю, утону, буду преданным псом следовать за тобой шаг в шаг. И пусть это пока еще не любовь, но у меня появился смысл жизни, Иянна, а я далеко не дурак, чтобы этого не замечать.
— Хорошо. Я верю.
Врать не было смысла. Побыв в чужом воспоминании, а это было именно оно, безо всяких сомнений, мне казалось, что я с головой нырнула в прорубь, потеряв дыхание от леденящей воды и чужого чувства воющей тоски. Ощущения того маленького мальчика, давшего обещание, заклейменное кровью жестокого отца, выворачивали душу наизнанку, и мне как ребенку захотелось расплакаться. Что я, собственно, и сделала, жалобно всхлипнув и поморщившись от набежавших слез.
Бедные несчастные дети!
Сколько еще таких, как Аметист, что чудом избежали смерти, но получили жизнь ничем не лучше забвения? Сколько еще мальчишек сейчас думают о несправедливости мира и безвыходности своего положения? Как много из них даже представить боятся о том, что их можно любить?
Немыслимо!
Спазм истерики сковал горло, и я всхлипнула уже громче. Сильные руки, обняв, тут же обожгли теплом. Они, эти руки, не помнили зла, отодвинули его в сторону, словно и не было, только чтобы использовать единственный шанс на счастье.
— Тшшш… Не плачь, мане нанеки. Не по чему лить слезы.
— Ты не прав, — вжавшись лицом в крепкую грудь, я вдохнула аромат чужой кожи и закрыла глаза. — Вы бедные, несчастные дети, которых недолюбили! Как вы вообще можете быть такими!..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Какими? — усмехнулся Аметист, погладив меня по волосам. — Наперекор любящими?
— Да!
— Это сложно, Иянна, — признался он. — Просто в каждом из нас живет неутомимая вера. Именно поэтому я не сомневаюсь в Адане: что бы она ни задумала, это обязательно воплотится в жизнь. Иначе и быть не может!
Драматичный момент прервал Лиам, который несколько косо взглянул в сторону Аметиста, на всякий случай спросив:
— Все в порядке?
Вместо ответа я поднялась с кровати и поспешила в объятия своего мужа, с силой вжимаясь носом уже в его грудь. Не понимая, с чем связать мои действия, Лиам осторожно погладил мою спину, не решаясь вырваться.
— Что за тоска, моя госпожа?
— Уже неважно. Лиам?
— Что?
— Я хочу, чтобы ты знал — я вас люблю. И тебя, и Кристиана, и Тумана и Раэля. Люблю так сильно, что дыхание схватывает.
— О, Ия, — смешно выпучив глаза, мой кимтарец неуверенно опустил лицо, глядя на меня сверху вниз. — Мы тоже тебя любим, и уже достаточно давно.
— Я знаю, — бескомпромиссно заявила я. — Мне нужно к Адане.
— Я как раз за этим и пришел. Она зовет тебя, — все еще растерянно сказал он, и перевел взгляд на Аметиста, звякнувшего железом своего ошейника. — Погоди, не надевай. У нас для тебя кое-что есть.
Удивившись, Аметист все же поднялся, чтобы неизменно следовать за мной, как и обещал — шаг в шаг. Я же сжала кулаки, чтобы пойти и вытряхнуть из нареченной матери все подробности, ведь я как никогда захотела участвовать в ее плане.
— Я чувствую твой воинственный настрой, дорогая, — заявила женщина, встретив меня взглядом в пороге.
Просторная комната зала была забита людьми под завязку.
Здесь были все: Луис и Морган, семья Аданы, включая сыновей и их жен — по совместительству моих сестер, и мои мужчины. Все расположились, где нашли место, и только женщинам по статусу было не положено сидеть нигде, кроме как на руках у супругов, возбужденно и боязливо оглядываясь по сторонам в ожидании, пока кто-то наконец заговорит.
— Я хочу покончить с этим как можно быстрее.
— Хм? — Госпожа Маром удивленно вскинула тонкую бровь. — Случилось что-то? Не замечала ранее за тобой такого энтузиазма.
— Случилось. Я хочу спасти мужей Кимтара. Всех, начиная с детей и заканчивая теми, кто не успел обзавестись семьей.
— Слава богам, милая, — женщина как-то расслабленно выдохнула, словно ждала от меня этих слов. — Я рада, что наши цели наконец совпали.
— Они и раньше совпадали.
— Не совсем. Раньше ты хотела спасти своих мужей, а сейчас жаждешь справедливости, как и я. Значит, время пришло. Девочки, вы как? Готовы?
Сестрички немного нервно кивнули, но, судя по огню в глазах, их решимость полыхала, грея кости изнутри.
Не подведут.
Глядя на переплетенные пальцы каждой с одним из своих мужей, становилось понятно — не одна я здесь влюбилась, сестричек эта удача тоже не обошла стороной.
— Раз все готовы, тогда позвольте мне поделиться с вами своими планами…
— Уже завтра в городе начнется хаос, — мрачно сказал Кристиан, выслушав Адану в напряженном молчании всех присутствующих.
— Это неизбежно, и именно поэтому мы обязаны действовать четко и слаженно. Эвердин, ты сделал то, что я просила?
— Несомненно, — на чайный столик упала стопка исписанных мелким почерком бумаг. — Оспорить законность никто не сможет, все браки официально заверены, земли оформлены.
— Территории мы укрепили, — сообщил Марк, растеряв свою обычную легкость. — Луис отправил бесхозных переправиться в наши владения, так что к завтрашнему утру они будут готовы к обороне.
— Аметист, — Адана обратилась к молчавшем все это время кимтарцу. — Нам осталось только увести детей, и в этом необходима твоя помощь.
— И как же? — не слишком любезно спросил он, а Раэль дернул шнурки на сумке, все это время лежащей у его ног.
