Это произвело впечатление.
Но Коглин на этом не остановился. Он продемонстрировал поистине изобретательный ум, когда предложил извлечь пользу из ограбления. Огромных запасов больше нет – Система имеет полное право объявить о повышении цен на ювелирные алмазы. Ведь высокая цена всегда определялась редкостью камня. Так почему бы не воспользоваться потерей запасов? Теперь-то алмазы – подлинная редкость.
В самом деле, почему бы и нет?
В ответ на протесты по поводу повышения цен надо будет провести нескольких крупных покупателей в полупустое хранилище. Это их убедит. А следом за ними убедится и весь остальной мир.
Члены совета ослабили узлы на своих шелковых галстуках и вздохнули с облегчением.
Через пять минут Коглин вышел из комнаты совета официальным преемником Мичема. Главой Системы. Он не был выпускником одной из престижных школ, но, несмотря на это, члены совета единодушно проголосовали за него. И, конечно, все досье оставались в его распоряжении.
Теперь он издалека спрашивал Чессера:
– Так мы ждем вас девятого?
Чессер молчал. Он был слишком ошеломлен.
– Вас будет ждать неплохой пакет. Я вам гарантирую.
– «Неплохой» – это сколько?
– Ну, скажем, тысяч сто. И это только для начала. У меня на вас большие виды, Чессер. Я распознал ваш потенциал.
Мичем недооценил вас. Но шестое чувство говорит мне, что у нас с вами дело пойдет.
Коглин вербовал своих людей. Враг предшественника – потенциальный союзник.
– Вы ведь хотите возобновить отношения с нами? – поинтересовался Коглин.
– Да, конечно.
– Что-то не слышно энтузиазма.
– Мне сегодня нездоровится, – ответил Чессер.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Просто температура.
– Ну хорошо, поправляйтесь и приезжайте девятого. Или вам удобней десятого?
– Девятого, – сказал Чессер, чтобы это прозвучало определенно.
Они попрощались.
Чессер положил трубку. Система не охотилась за ними. Очевидно, Система вообще не связывала их с ограблением. Он должен был почувствовать огромное облегчение, но вместо этого испытал горькое разочарование.
Он пошел наверх, чтобы сказать Марен.
Она отмокала в прозрачной пластиковой ванне. Вода была нежно-голубого цвета с приятным запахом. Чессер мог видеть совершенные линии ее нагого тела, слегка размытые, увеличенные. Волосы на лобке были похожи на заросли тонких, блестящих водорослей цвета мускатного ореха.
Она не слышала, как он вошел. На ней были стереонаушники, от которых тянулся шнур к радиорозетке на противоположной стене.
– Я позвонил в Систему, – сказал ей Чессер. Она его не услышала.
– Я позвонил в Систему, – прокричал он.
Марен улыбнулась. Она слушала средневековые любовные баллады и самозабвенно намыливала губкой живот.
В душе Чессер уже принял предложение Коглина вернуться в Систему.
Марен была настроена против.
– Опять ты за старое? Мы же договорились, – сказала она.
– Обстоятельства изменились, – ответил он.
– Не настолько.
– Мне придется зарабатывать на жизнь.
– Что за чушь: тратить почти всю свою жизнь на то, чтобы заработать на нее же. Да еще мечтать, что когда-нибудь заживешь по-настоящему. Слушай, ты можешь угодить в ловушку. Вдруг они тебя заподозрят – мало ли что?
– У меня нет выбора, – признался он.
– Есть. Останься со мной.
Чессер подумал, что они вечно спорят об этом, только теперь доводы Марен совершенно беспочвенны.
У них больше нет несметных богатств Жана-Марка. Марен не хочет взглянуть в лицо действительности. Тем практичнее должен быть Чессер. Придется вернуться в Систему. Даже вопреки желанию.
Вообще-то перспектива стать важным клиентом казалась Чессеру заманчивой. Система изменится – изменится и он. Займется делом всерьез, будет считать каждый доллар, выгадывать на каждом карате, докажет, что Мичем его недооценивал. И очень скоро его пакеты сравняются с пакетами Барри Уайтмена.
Труднее всего будет смотреть им в глаза, принимать знаки уважения и не чувствовать себя лицемером. Чессер подумал о десяти годах травли со стороны Мичема. В каком-то смысле и Система, и он сам начинают все с начала, Старая жизнь кончилась.
Не совсем.
Оставался Мэсси. Наивно думать, что он даст им ускользнуть. Даже свяжись они с Мэсси и расскажи всю правду и ничего, кроме правды, старый ублюдок просто так их не отпустит. Единственная надежда опередить его, связаться с ним раньше, чем он выйдет на них. Чессер решил, что бегать и скрываться они не будут в любом случае. В пятницу утром, перед завтраком, Марен и Чессер зашли в ратушу. Мистер Зальцман сочетал их браком, даже не приостановившись, чтобы выслушать их ответы. И так было ясно, что они ответят. Они не поняли, что церемония окончена, пока Зальцман не повернулся к ним спиной. Скромное золотое колечко, которое Чессер надел на палец Марен, было то же самое, что она носила последние два года. Зальцман вручил им свидетельство, уже заверенное и с печатью, оставалось только проставить свои подписи.
Когда новобрачные вернулись домой, оказалось, что «ас-тон мартэн», стоявший у парадного крыльца, исчез. Марен всегда оставляла ключи в замке зажигания, чтобы потом их не разыскивать, – удобство, стоившее ей трех украденных машин за последние два года. Чессер надеялся, что она не выбросила регистрационные документы на «астон». Он даже не помнил – а она подавно – номера машины.
Марен ничуть не расстроилась из-за пропажи. Чессер был голоден и решил, что позвонит в полицию после завтрака.
Они подошли к парадной двери. Заперто. В чем дело? Марен не запирала. Он тоже. Они заглянули в ближайшее окно.
Из комнаты на них смотрели два человека. Высокий и низенький.
Марен узнала их сразу, Чессеру на это понадобилось несколько секунд.
– Впустите нас, – потребовал Чессер.
Оба вздернули подбородки и помотали головами.
– Да откройте же, черт возьми! – не сдавался Чессер.
– Не имеете права, – отрезал низенький стряпчий.
– Здесь частное владение, – сообщил высокий.
– Они правы, – сказала Марен Чессеру, пока тот озирался вокруг, ища, чем бы разбить стекло.
– Быстро же эти сволочи обернулись, – зло откликнулся Чессер.
– Знаешь, если подумать, они были очень терпеливы, – решила Марен.
Чессер настолько овладел собой, что обратился к поверенным:
– Верните хотя бы нашу одежду.
– Здесь нет ничего вашего, – веско сказал коротышка.
Высокий подтвердил его слова высокомерным кивком. Это так подействовало на Чессера, что он решил: ворвись он теперь в дом, перво-наперво кинулся бы к пистолетам.
– Чтоб вас, стервятники французские! – заорал он.
– Уходите, – посоветовал низенький.
– Не то вызовем полицию, – пригрозил высокий.
– Поедем, – сказала Марен, беря Чессера под руку.
– На чем? Машину они конфисковали. Вдобавок, – вспомнил он, – у них остались наши паспорта.
Марен улыбнулась обоим поверенным.
– Нам нужны только паспорта, – сказала она по-французски.
Через несколько минут на втором этаже распахнулось окно. Оттуда вылетели паспорта.
Чессер представил себе, как в воздухе, заливаясь хохотом, приплясывает невидимый Жан-Марк.
Если у вас нет машины, то добраться от Гштада до Женевы можно только на автобусе. Нет, не на чистеньком, удобном, с мягко урчащим мотором, а на тряском, дымном чудовище, надрывно ревущем на горных дорогах.
На нем и поехали Марен с Чессером. И все три часа пути – семьдесят миль – их голодные желудки стонали и жаловались. К счастью, утром у Чессера в кармане было восемьдесят семь франков. Теперь это были все их наличные деньги. Когда он заплатил за билеты, осталось в пересчете что-то около трех долларов.
Чессер надеялся, что все будет хорошо, стоит только добраться до Женевы. По крайней мере, он снимет со счета пресловутые двести тысяч и на время справится с безденежьем. Половина суммы уйдет на оплату пакета, который обещал ему Коглин. На другую можно сносно прожить некоторое время – если они с Марен не просадят ее в один миг.
Приехав в Женеву, они сразу пошли в банк Чессера на Штемпенпаркштрассе, широкой улице, окаймлявшей озеро. Марен не захотела в банк.
– Я есть хочу, – сказала она.
– После банка устроим шикарный обед, – обещал он.
– Я хочу есть сейчас, – протянула она. Ее голова поникла, волосы упали на лицо, так что Чессер видел только нос и губы.
Он ощутил тяжесть новой ответственности. Отдал Марен все деньги и сказал:
– Сходи пока, перекуси немножко.
Она выпрямилась, просияла и заспешила прочь. Чессер смотрел ей в спину, пока она не скрылась за дверью ближайшей кондитерской. Тогда он вошел в банк.
Это был типичный швейцарский банк, занимающийся международными операциями. Типичный тем, что ничуть не походил на банк. Возле двери – да и вообще нигде – не было таблички с названием. Здесь могла размещаться любая контора. В вестибюле лежал красный ковер, стены темнели ореховыми панелями. Стол кассира располагался в недоступном посетителям месте, за барьером, рассекавшим зал на две части. Футах в десяти за ним в стене были две незаметные двери.
