— «То, что завяло, вновь не расцветет», — звучал чистый высокий голос Хелен.
А Рис приятным баритоном вторил ей:
— «И юность никогда не возвратится».
«Разве это не правда?» — печально думала Хелен. Но вот Рис запел последнюю строфу, повторив несколько раз одну и ту же строчку:
— «Позволь, любимая, прижать тебя к груди, я — твой жених, а ты моя невеста. Я — твой жених, а ты — моя невеста».
— Я написала не «любимая», а «красавица», — возразила Хелен, взяв последний аккорд.
— Но ведь речь идет о чувствах, которые испытывает герой, а не о внешности героини, — возразил Рис. Понизив голос, он спросил: — А ты заметила, как самозабвенно танцевал мой брат? По-моему, твоя музыка увлекла его.
Хелен пожала плечами.
— Священнику, по-видимому, надоело постоянно держать себя в рамках, — рассеянно сказала она.
Ей было сейчас не до Тома.
— Давай споем еще раз, — предложил Рис, — только каждую строчку по очереди.
— Но какой в этом смысл?
— Наше пение будет как бы дублировать сам вальс, в котором сливаются тела женщины и мужчины, — объяснил Рис.
Хелен вспыхнула до корней волос. «О Боже, как я, могла, старая дева, написать такую фривольную песенку?!» (А Хелен действительно считала себя старой девой, несмотря на то что была замужем.)
— Я не считаю вальс имитацией соития, — возразила она.
— Но это действительно так! Именно поэтому вальс считают неприличным, — сказал Рис, и от его улыбки Хелен бросило в дрожь. — Этот танец имитирует интимную близость. Ты не могла не заметить этого.
— Возможно, ты прав, — поспешно промолвила она. — То, что мужчина кладет руку на талию женщины, выглядит ужасно непристойно.
— Дело вовсе не в этом, — лукаво поглядывая на нее, сказал Рис. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это доказывает и твоя музыка. Лина! — окликнул он свою любовницу.
— Да?
— Будь добра, сыграй этот вальс, а я постараюсь кое-что объяснить своей жене в танце.
— О, я не могу танцевать, — заупрямилась Хелен. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вальсировать с мужем, тем не менее ей пришлось встать. Выйдя на середину комнаты, она сделала реверанс в ответ на поклон Риса.
— Боже, как все это странно, — прошептала она.
Рис положил руку ей на талию таким уверенным жестом, как будто они всю жизнь занимались танцами.
Несмотря на то что граф попросил Лину только сыграть вальс, она еще и пропела его. Хелен была поражена прекрасным голосом любовницы своего мужа, который наполнил все пространство комнаты. Слова, написанные Хелен, в исполнении Лины звучали более убедительно, как будто были исполнены особого смысла.
Рис все крепче сжимал Хелен в своих объятиях.
— Рис! — возмущенно воскликнула Хелен. Заметив озорной блеск в его глазах, она замолчала.
Его мускулистое бедро запуталось в ее летящем платье. Он начал кружить ее по комнате, у Хелен даже потемнело в глазах. Ей казалось, что кровь стучит в ее висках в такт музыке. Она уже ощущала странное покалывание внизу живота, которое заставляло ее резвее двигаться и крепче прижиматься к мужу.
— Теперь ты поняла, что я хотел сказать? — весело спросил Рис. — Вальс начинается со вступления, которое можно сравнить с раздеванием партнеров. Мужчина кланяется, а женщина приседает перед ним. После этой прелюдии они начинают двигаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. — И он снова закружил ее в танце. — Партнер все крепче прижимает партнершу к себе, затем они как будто сливаются в единое целое. Нахмурившись, Хелен взглянула на него.
— А ты знаешь, какие требования предъявляют в обществе к тем, кто на балах танцует вальс? — спросил вдруг Рис.
— Нет, я никогда не обращала на это внимания.
— Дама и ее кавалер должны быть пристойно одетыми, — пояснил Рис.
Хелен не могла сдержать смех.
— Партнеры, наверное, по мнению чопорных матрон, должны быть одеты в закрытые сюртуки и плащи, — заметил Рис.
— И это было бы правильно, — заявила Хелен без тени улыбки.
— «Я — твой жених, а ты — моя невеста», — пела Лина.
С последним аккордом Рис прекратил кружение, и они остановились, тяжело дыша.
— Ты прекрасно танцуешь, — удивленно заметил Рис. — Твоя музыка великолепна, но тебе надо исправить одну строчку, Хелен.
И он увлек ее к фортепиано. Лина поспешно встала из-за инструмента, чтобы уступить им место.
— Мне кажется, что слова «погас огонь наших сердец» здесь весьма некстати. Ты должна заменить их чем-нибудь более оптимистичным.
— Но в этом и заключается смысл написанного мной вальса, Рис, — возразила Хелен. Понизив голос, она продолжила так, чтобы Том и Лина ее не слышали. — Ты считаешь, что вальс — это имитация полового акта, я же написала совсем о другом. Речь идет о первой юношеской любви, которая постепенно умирает. И к концу произведения это становится очевидным. Вальс начинается весело и бодро, а затем…
— Нет, так нельзя, — прервал ее Рис. — Твое описание слишком уныло. Может быть, все же исправишь эту строчку? Хочется чего-то более веселого и жизнеутверждающего. Не надо писать о том, что любовь в сердцах героев погасла. Это нехорошо.
— Я не желаю ничего исправлять, — упрямо заявила Хелен. — Я написала то, что хотела написать. Восторг любви в душе моих героев постепенно сменился разочарованием, их чувства умирают.
Рис некоторое время молчал, искоса поглядывая на жену.
— Надеюсь, в этом вальсе ты не пыталась описать собственную жизненную ситуацию, Хелен? — наконец тихо спросил он.
Она смутилась.
— Конечно, нет!
Рис молча снял ноты с подставки. Теперь он не сомневался, что Хелен имела в виду их брак, когда сочиняла эти стихи. Она писала то, что чувствовала. Рис представил свое обугленное сожженное сердце, в котором умерла любовь. Ему стало горько.
— Ты права, — выдавил он из себя. — Пусть все останется так, как есть.
— Так мы поедем завтра в Воксхолл? — спросил Том, подходя к Рису и его жене.
— Да, — сказала Хелен. — Я пошлю записки своим подругам. Возможно, кто-нибудь из них захочет составить нам компанию.
Повернувшись, она направилась к двери.
— Я никуда не поеду, мне надо работать, — буркнул Рис.
— Глупости! Тебе необходимо отдохнуть, — заявила Хелен. — Ты слишком много сидишь за фортепиано.
«Все это потому, что в моей жизни нет ничего, кроме работы», — с горечью подумал Рис.
А ведь прежде ему в голову никогда не приходили подобные мысли.
Глава 27
УТРЕННИЕ ВИЗИТЫ
Беркли-стрит, 40
Городской дом леди Эсме Боннингтоп
— Дорогая моя, расскажи мне все без утайки! — сгорая от любопытства, воскликнула Эсме.
