Но обратного явления, когда мужья красивы и здоровы, а жены эпилептички, мы в истории мало наблюдали. Ну, разве Иоанна Безумная при Филиппе. Да и то у той припадки вроде безумия и эпилепсии значительно позднее выступили, когда уже она пару деток родила. А тут, нам думается, брачной ночи вообще не было. Во всяком случае, посол Марцупин Доносил в Вену, что «молодой король не посещает спальню жены ни днем ни ночью…»[104].
Страшная, дикая, одинокая, дорогой читатель, жизнь таких вот отринутых непринятых королев — жен в чужих для них странах! Это целый исторический студиум и непременно, при наличии свободного времени, можно было бы этим вопросом заняться, а сейчас бедной нашей Елизавете хоть в петлю лезь! Зачем в петлю? Ее более цивилизованным способом жизни лишат. Королева Бона старается вовсю. Неизвестно, что из предметов Елизаветы она мазала своим знаменитым ядом: книжку какую, как Екатерина Медичи, перстенек ли, или кубок с вином? Во всяком случае, ее сын Зигмунт Август потом, когда отношения его с матерью окончательно испортятся, будет письменно предупреждать своих слуг, чтобы осматривали кубки и ни в коем случае не наливали его супруге (второй) вина в кубки, едино в прозрачные стаканы, в которых яд более виден. Потом начнет опасаться и за свою жизнь, убежденный, что мать отравила его первую и вторую жену. Так или нет было на самом деле, история вам на сто процентов на этот вопрос не ответит, правдой есть только то, что в 1545 году, прозябнув на польском дворе семь лет, королева Елизавета умирает. Королева Бона, наверное, От такой радости побежала пудовую свечку богу ставить и нищих с черного хода денежками одаривать: наконец-то можно сына достойно женить! Взглянем на европейские королевские дворы. Которая из французских инфанток свободна? А может, из испанских, а может…
«Мы и сами с усами», — сказал Зигмунт Август своей матери и без всякого ее совета взял и смертельно влюбился в Литве в одну вдовушку, бывшую жену простого воеводы — Барбару Радзивилл. Да так здорово влюбился, что ни одного дня без ее ласк прожить не может. Свой дворец в Вильно открыл, рядом Барбаре особняк построил, и вот они уже вместе то на охоте, то на балах танцуют, то в королевском алькове любовью занимаются. Королева Бона не мешала. Против любви с метрессой она не возражала. «Пусть сынок резвится, надо же ведь и ему удовольствия иметь после тяжкой жизни с нелюбимой женой». Метресса — не королева, власти никакой не имеет и, кроме малого ущерба казне, ничего государству принести не может. Не тут-то было!
Как вихрь, налетела эта страсть на короля и начала понемногу сметать на своем пути все моральные ценности, одних приводя в дикое возмущение, других не в менее дикое умиление. И получился образ предмета страсти польского короля полярно противоположный: от ангельской доброты до демонизма леди Макбет. Одни пели дифирамбы красоте, кротости, доброте Барбары Радзивилл, другие брызгали слюной ярости в «шлюху», осмелившуюся опорочить польский целомудренный двор, навеки заклеймив его пятном порока. Из-за этой бесплодной шлюхи, бесплодность которой проистекала от застаревшей венерической болезни, окончилась династия Ягеллонов и навеки скомпрометировано Польское королевство.
Нам нет надобности выискивать «правду». Она всегда посередине. И эта «серединка» указует нам портрет Барбары Радзивилл удивительной, а даже просто необыкновенной красоты. На вас смотрит даже не принцесса из детских сказок, даже не лесная фея, даже не Царевна Лебедь кисти Врубеля, а все это, вместе взятое. И признаемся вам, дорогой читатель, мы никогда в жизни не видели такую красавицу, на портрете, конечно. В свое время нас изумила красота куртизанки Генриха II Французского Дианы Пуатье, теперь мы пальму первенства отдаем Барбаре Радзивилл. Даже с мертвого холста веет неземное очарование «сладкой» девочки. Такие портреты мы видели только в русских сказках, иллюстрированных хорошими художниками, когда коса у девицы до пояса, губки бантиком, глаза, что твои блюдца голубые и огромные, а лобик чистый-пречистый, никакой грустной мыслью не озабоченный. Но это только на портрете. В действительности Барбара Радзивилл разбитная вдовушка и далеко не целомудренна.
Король Англии Карл I.Польский король наслышан был, конечно, о необыкновенно «веселой вдове» в его землях. Всех обвораживала и всем «давала» — такую короткую характеристику имела. Ну, а польский король очень даже стремился к любовным утехам. Ему первую жену эпилептичку подсунули, она вечно падала: пеной истекала и в обмороках лежала. Радости от такой жены Зигмунту Августу никакой, горе одно. Конечно, у него двор полон разных там метресс, куртизанок и даже обыкновенных, хорошо вымытых проституток из борделя. Никому король в любовных ласках не отказывал: много, сочно и веселее «даешь секс!». Ну, конечно, такую ласковую вдовушку, так охотно умиляющую жизнь польской шляхты, как не посетить! И король направляется в поместье Барбары. А увидел… Да боже, ее любят все! Ну и любите, господа пановье! Но только издалека. Ведь это редкий бриллиант, и только достойные ручки могут носить сей драгоценный перстень. А она отдавалась, как последняя шлюха, каждому первому, лучшему или даже худшему. Тридцать девять шляхтичей, магнатов и прочей знати побывало в ее ложе до супружества. А замуж она вышла ровно в семнадцать лет. Воображаете себе куртизанку времен королевы Марго и Мессалины? Так вот, Барбара Радзивилл с ангельским личиком непорочной девы их превзошла. Историки и хроникеры, те, которые не яростной слюной, а дифирамбами ее осыпали, ее поведение оправдывали, дескать, темпераментна, и не легко ей за стариком замужем быть. А «старику» исполнилось в момент своей женитьбы на Барбаре Радзивилл ровно тридцать лет! Жена так измотала этого воеводу своими многочисленными романами, и он так страдал от ее измен, что раньше времени из жизни ушел! Вот теперь-то Барбара Радзивилл расправила крылышки вовсю. Теперь в ее поместье в Литве ох какие же замечательные оргии устраиваются со всем видимым атрибутом: большими охотами в литовских лесах, маскарадами, балами и упоительными ночами со все новыми и новыми любовниками. А самый главный — польский король, все дела позабыл, а только ее одну видит! Государственные дела? Подождут! Как он часами ждет ее в прихожей, пока Барбара не оденется к балу или в театр. Совершенно дворцовый этикет нарушала. Король дожидается, как покорный паж, где-то в прихожей, часами, пока его куртизанка, а потом и жена-королева, не нарумянится и личико свое не напудрит. Такого не бывало ни в одном королевстве мира, а в Польше было! Ни с чем эта капризная Дева не считалась, только со своим собственным желанием.
А пожелала она ни больше ни меньше, а только стать законной польской королевой. А поскольку влюбленный по уши король, охотно ее альков посещая, боясь матушки Боны, не очень охотно вел разговоры на матримониальные темы, решила события ускорить и действовать силой. И вот за дело принимаются ее братья, магнаты Радзивиллы, якобы в охране доброго имени и следя за нравственностью сестры.
Ну собственно, не за ее нравственностью, а за своей мощью. Им захотелось укрепиться на польском троне, и они однажды ночью подстерегли любовное свидание своей сестры с королем, быстро в спальню ворвались, священника, то есть католического ксендза, на передний план с требником выставили и заставили официально обручить Зигмунта Августа со своей сестрой Барбарой. Наверное, Зигмунт Август и ширинки-то не успел как следует застегнуть, как уже в брачные сети попался. Он, правда, над своей подневольной участью не больно плакался, ему Барбара Радзивилл по всем статьям отвечала, даже как королева польская, но матушка Бона в тихий, пардон, в дикий ужас пришла. Как! И это супружество — политическая ошибка! Как смеет ее сын считать, что дело брака — его личное дело? А интересы короны? А благо государства? Для нее Польша уже давно стала «ее государством», и она в нем деспотично и очень даже успешно правит. Словом, отравил сынок все футуристические надежды, и прогнозы матери и этим окончательно ее любовь утратил. И отношения между когда-то горячо любившими друг друга матерью и сыном стали хуже некуда. Мать не желает ничего о невестке слышать, ни саму ее видеть. Барбара с Зигмунтом в Краков, мать вон из Кракова. И вот в 1555 году Барбару, несмотря на возражение матери и министров, делают польской королевой. Бона бесится в своем бессилии и выражает свою ненависть к новоиспеченной королеве весьма явственно: не желает ее видеть. Запирается в своем замке и никаких сношений с невесткой иметь не желает. Разгневила этим своего сына дальше некуда. Когда-то горячо любимая мать становится его заклятым врагом. Да таким яростным, что не жить больше Боне в Польском королевстве. И она на склоне лет вынуждена была из Польши бежать в свою солнечную Италию. Конечно, не забыв при этом нагрузиться парой десятков повозок с золотом и иным добром.
