Дейдре сникла перед лицом искаженного восторга Софи. Сейчас она была счастлива, но кузина и понятия не имеет о той боли, которая ждет ее, когда Грэм заскучает и отправится к другим, более интересным товарищам — что он всегда делал, рано или поздно.
— Софи, это… — Это ранит, когда тебя не любят. Это делает тебя пустой и больной, и, ох, такой холодной внутри.
Девушка не могла сказать этого вслух, только не тогда, когда глаза Софи смягчались лишь при одной мысли о Грэме, не больше, чем она могла произнести это вслух для себя.
Вместо этого Дейдре улыбнулась и протянула руку, чтобы отломить еще две пластинки ириски от всей порции. Вручив одну из них Софи, она высоко подняла собственную пластинку.
— Тогда — это за замечательные фантазии, — провозгласила она.
Софи криво улыбнулась и тоже подняла собственный кусочек ириски.
— И к тому же за новых друзей!
Дейдре сморгнула слезы, которые подступили при мысли, что она больше не полностью одинока.
— Тогда и за новых друзей.
Они торжественно чокнулись ирисками, которые немедленно раскрошились на покрывало от этого удара. Девушки посмотрели в ужасе на беспорядок, затем небесно-голубой взгляд встретился с серо-голубым.
Их смех был слышен по всем коридорам в доме… если бы там был кто-то, чтобы услышать его.
Глава 41
Не побеспокоенный своим встревоженным штатом слуг, истощенный прошедшими неделями и обретя физическую разрядку впервые за очень долгое время, Колдер проспал вечер и ночь, проснувшись рано на следующее утро в своей огромной кровати.
Конечно же, жена вернулась в собственную комнату. Так было лучше всего. Он встретится с ней снова в цивилизованной манере, с прохладным приветствием за завтраком, возможно, завяжет отрывочный разговор о погоде или об успехах Мэгги — а затем сообщит ей о своем решении.
Единственная проблема заключалась в том… что он до сих пор не принял решения.
Для большинства мужчин его положения исход дела был бы предопределен заранее. Неверные жены отправлялись в деревню, где они не могли причинять никакого вреда, пока не произведут на свет наследника. Затем, если они не навлекли на себя слишком много насмешек своими «действиями», то им позволялось приехать обратно в город и заниматься своими делами, учитывая приличия и соблюдая осторожность. Именно так решались такие вопросы в аристократической среде.
Колдеру не нравилась повседневная безнравственность, которая окружала его. Его собственный отец растил своего ублюдка вместе с ним, не обращая внимания на различия в их будущем, что причиняло братьям бесконечную боль на протяжении многих лет. Колдер никогда не спал с замужними женщинами, предпочитая получать редкое удовольствие со случайной вдовой, и он всегда принимал меры предосторожности против ублюдков. Он никогда не пожелал бы такого будущего любому из своих детей.
Итак, что делать с Дейдре? Она заявила, что невиновна в планах Баскина, но все же маркиз знал, что она принимала этого типа регулярно на протяжении некоторого времени.
По крайней мере, его жена не спала с этим негодяем. Так была ли та сцена, на которую он натолкнулся вчера, страстным эпизодом или чем-то другим? Если она не хотела, то почему не закричала о насилии? Она даже остановила мстительное избиение этого щенка Колдером — чему, оглядываясь назад, он был — по большей части — рад, потому что мог бы убить идиота.
И все же, как объяснить ее дерзость в спальне, готовность делать вещи, воспоминания о которых даже сейчас вызывали прилив жара к его паху. Дейдре делала их хорошо, но, на самом деле, без навыка.
Так кто же была Дейдре: смелая, флиртующая, но добродетельная жена, или расчетливое создание, ведущее двойную и опасную игру?
Аргайл постучал и вошел в комнату с кофейником и подносом с завтраком. Колдер нахмурился.
— Я не говорил, что не спущусь к завтраку.
Аргайл занялся подносом.
— Сожалею, милорд, но ваш обычный час завтрака уже давно прошел. Я подумал, что вы должно быть голодны сейчас.
Колдер заморгал.
— Я проспал? — Он никогда не просыпал! Ни разу в жизни! С детства он всегда вставал рано без какого-либо побуждения.
Маркиз провел рукой по лицу. Видимо, недавние события утомили его больше, чем он осознавал, предположил Колдер.
Брукхейвен ощутил вспышку вины. Неужели Дейдре ждет его за столом несколько часов? Она подумает, что он разозлился или разочаровался, когда он… что ж, он сам толком не знал, что он испытывает, не так ли?
— В какое время поднялась этим утром ее сиятельство, Аргайл?
Аргайл громко зашумел подносом.
— Уверен, что я не знаю, милорд, — промямлил он.
Колдер нахмурился. Его слуги знали, что он не любил уклончивых объяснений.
— Аргайл, когда ее сиятельство проснулась?
Узкие плечи камердинера поникли.
— Мне придется справиться об этом у прислуги леди Тессы, милорд, потому что леди Брукхейвен покинула дом вчера вечером.
Колдер прищурил глаза.
— Покинула? Для обеда с семьей?
Аргайл выглядел совершенно несчастным.
— Она упаковала вещи, милорд. Все.
Она оставила его. Дейдре!
Это была его вина. Он потерял контроль с ней, и к тому же так быстро после первого раза. Он напугал ее и причинил ей боль, и она сбежала от него! Отбросив в сторону покрывала, Колдер спрыгнул с кровати, готовый бежать к ней, умолять о прощении. Затем замер.
Баскин утверждал, что она хотела сбежать, и теперь она сделала это.
Вина и чувство потери, и коварные сомнения сплелись в клубок внутри маркиза. Он не станет преследовать еще одну сбежавшую невесту, только не после Мелинды, не после Фебы.
Они хотели красивых слов о любви, как Брукхейвен подозревал, слов, которые он никогда не использовал. Было легко просто произнести их, правда это или нет — то есть, было бы легко, если бы он не был Колдером. Он никогда не был иным, кроме как полностью правдивым. Его строгий код чести не позволял ничего меньшего. Поэтому, если он собирается вернуть свою жену назад — а он хочет это сделать, потому что она оставила пустоту позади себя, которую маркизу не хотелось слишком пристально изучать, — он должен найти способ обратиться к ее мудрой, более практической стороне.
Колдер видел, что невоздержанность и эмоции могли сделать с людьми, вызывая потери и разрушения. Он видел, куда могут завести ложь и предательство. Он не откажется от своей чести, ни для кого, и точно также он не может испытывать веру в людей, которые не так строго благородны, как он сам. Ему хотелось только знать, в какую категорию попадает его жена. Маркиз подозревал, что ответ может ему не понравиться.
