стенами как минимум миллиард теней, которые отдали бы все, чтобы вернуться в место, которое я отдала.
— Тогда зачем отдала?
— Потому что мне там не место. Уже нет. И, как ты сказал, сложно жить меж двух мест. Не принадлежать ни одному. Было бы слишком тяжело пытаться быть частью обоих миров.
Гермес вздыхает.
— Не стоило так тебе говорить. Я… завидовал, если честно.
Я смотрю на него, сажусь на лестнице, хлопаю по месту рядом с собой. Он приподнимает бровь — серьезно, все так могут, кроме меня? — и садится.
— Завидовал? Почему?
Он изящно сдвигает волосы, почти как Аид, двигает ладонью так, словно волосы его сильно обидели.
— Ты принадлежишь обоим мирам. У тебя семья в обоих мирах. У тебя цель в обоих мирах.
— Как и у тебя.
— Нет. Я — Гонец. Я существую только между. У меня есть дядя в этом мире, который терпит меня, потому что я вожу некоторых его мертвых, и отец в другом, который ждет, что я буду шпионить для него. Я шпионю за Аидом. Он не пойдет туда, не пустит их сюда, так что я говорю им, что он делает, если он не решит отчитаться перед ними.
— Зачем ему? — спрашиваю я, удивляя себя тем, как меня злит идея. — Он вытянул короткую соломинку, получив это место. Если другие переживают, нужно было с ним поменяться. Они не должны влиять на то, что он тут делает.
Гермес улыбается.
— Согласен. Но я все еще докладываю, и мой дядя это знает, так что подсознательно держит меня на расстоянии руки. И другие не могут терпеть упоминание смерти или этого места, так что они избегают меня, когда могут.
— Ты одинок, — понимаю я. Все те намеки на горечь и печаль скрыты за яркими улыбками. Он ощущает одиночество.
— Не важно, — говорит он, звуча как смертный парень.
Я подвигаюсь и задеваю его локтём.
— Я живу теперь тут, так что можешь в любое время навещать меня. И оставаться на ужин.
Гермес ничего не говорит, но подвигается ко мне, замирает, мы прислоняемся друг к другу. Он встает, движение плавное.
— Долг зовет, — говорит он, смотрит на меня с привычной улыбкой. — Увидимся.
— Я серьезно насчет ужина, — говорю я, пока он идет по холлу.
— Ты пожалеешь, что вступила в эту семью, — говорит он.
— Я не вступала в семью.
— Пока что, — бросает он через плечо, одна из теней открывает ему дверь. — Пока, тетя Кори.
Мои щеки горят.
* * *
Он ушел, и я продолжаю экскурсию. Я нахожу комнату с белым пианино, крышка опущена. Когда я поднимаю ее и нажимаю на клавиши, звук не настроенный, давно не использовался. Видимо, тут гостиная, с одним твердым стулом и одним столом.
Он тоже был одинок. Он явно думает, что ничего не заслуживает.
Я нахожу кухню — я думаю, что это кухня. Там длинный стол и открытый камин, на одной стороне смертная еда: чаши фруктов и стопки лепешек, бутылки оливкового масла, стеклянные кувшины воды. Все для меня. Я откупориваю кувшин, собираюсь выпить, но он ускользает из моих рук.
Аид появляется из воздуха и ловит его.
— Здравствуй, — говорит он, протягивая мне кувшин.
Я качаю головой и прижимаю ладонь к груди.
— Не делай так.
— Извиняюсь, — он опускает кувшин.
— Привет, — говорю я, сердце снова бьется нормально. — Как давно ты тут был?
— Какое-то время, — уклоняется он.
— С тех пор, как я тут? — он медлит, потом кивает. Я не удивлена. — Почему ты не сказал, что был тут?
— Я сказал, что не буду манипулировать тобой, но кувшин… — он замолкает.
Что-то трепещет в моей груди.
— Спасибо за это. И, раз я теперь тебя вижу, ты можешь показать мне замок. Я уже видела часть пустых комнат и стен без окон, но я уверена, что их куда больше.
Он моргает, и я вдруг ощущаю себя неловко и грубо, оскорбляя его дом в лицо.
— Шучу. Отчасти. Ты не обязан. Я не должна была…
— Я бы с радостью.
Я сгибаю локоть и протягиваю к нему.
— Тогда идем?
Он странно смотрит на меня, потом берет меня за руку.
— Это кухня, — говорит он.
— Вижу.
— Тут минимализм.
Я смотрю на него краем глаза. Он пошутил?
— Скажи, что ты хотела бы тут? — спрашивает он.
Я медленно поворачиваюсь, ведя его за собой.
— Стулья для стола.
— Сколько?
— Хотя бы три. Я порой буду звать Гермеса на ужин.
Аид не смотрит на меня, три стула появляются у стола.
— Я слышал.
— Это можно? — спрашиваю я, вдруг неуверенная.
— Можно, — говорит он, и слово звучит странно от него. — Чего еще ты хочешь?
Я озираюсь. Нам не нужен холодильник, но печь или плита были бы хороши. Вряд ли мне нужна смертная еда, но я хочу этого. Полки для посуды. Посуда. Свечи. Ваза. Я говорю ему все это, и он серьезно кивает на каждую просьбу, хотя я просто говорю все, что приходит в голову. Я не знаю, как строить дом. Как жить в таком доме.
Мы выходим из кухни, и я веду его в гостиную.
— Не обязательно делать это сейчас, — говорю я. — Но нам нужны диваны. Уютные. По одному на каждого. И один для гостей.
— Гермес? — догадывается он.
— Да. Может, другие.
Он в панике, и я нежно веду его по комнате.
— Окна, прошу. Я буду создавать сад, нам будет на что смотреть. Стеллажи книг.
— У меня мало времени для чтения.
— У всех так, но нужно, чтобы они были.
— Ясно.
— Камин. Может, зеркало над ним. Ковер.
Аид останавливается.
— Кори. Все это означает, что ты остаешься?
Я киваю.
— Тут?
Еще кивок.
— Как долго?
— Навсегда.
Его ладони оказываются на моих щеках.
— Ты серьезно?
— Да.
Он качает головой.
— Но ты хотела домой.
— Я не могу вернуться, — я беру его за ладони, переплетаю пальцы с его. — Во-первых, я не могу вернуться и жить на Острове, ходить в школу, делать домашнюю работу, побывав тут. Теперь я знаю, что могу делать. У меня есть крылья. Не сейчас, — говорю я. — Но они есть.
Его губы изгибаются.
— Было бы неловко в школе.
— Это была шутка, — я гляжу на него.
— Нет, — говорит он, глаза блестят, и я понимаю, что ошиблась в Эребусе. Он красивый. Просто это не так очевидно. Он приятно выглядит, подкрадывается, и его красота ударяет тогда, как молот. — Ты сказала «во-первых». Какая еще причина?
Я глубоко вдыхаю.
— Я не могу вернуться, потому что то, к чему я хотела вернуться, не
