подумала я, – совсем другие расстояния. Между человеком и человеком. Между фразой и фразой».
Наконец он выдавил:
– Для меня это слишком неожиданно. Я построил для себя что-то новое, и вдруг… Вдруг появляешься ты. Без предупреждения. Это сбивает меня с толку. Для меня это слишком быстро.
– Тогда давай не будем спешить, – предложила я. В моем голосе слышалась мольба. Почти подобострастие. С каких это пор я научилась так пресмыкаться?
Он покачал головой (недоверчиво? враждебно? с болью? Я не понимала. Это дитя, плод моего чрева, оставался для меня существом непостижимым и почти чужим).
– Послушай, Адар, – сказала я. – Сейчас Авнер меня увезет. Но если ты захочешь, чтобы я вернулась, просто дай знать.
Он бросил листок на землю.
– Может, захочу, а может, и нет… Не надо торопить события.
●
Я попрощалась с Беньямином, расцеловав его в пухлые щечки. Попрощалась с Асей, легонько ее приобняв: прижимать ее к себе крепко я боялась, чтобы не причинить ей боль. С Адаром я не прощалась. Когда я садилась в машину Авнера Ашдота, он все еще не вернулся из теплиц. Понимаешь? Он специально остался в теплицах, чтобы не прощаться со мной.
Весь первый час мы с Авнером Ашдотом молчали, будто наши дети заразили нас немотой. Мы ехали мимо военных баз и памятников павшим солдатам, и я удивлялась, как это не заметила их по дороге туда.
Мы остановились у автозаправки. Служащий протер нам губкой лобовое стекло, и Авнер Ашдот дал ему щедрые чаевые. Ты никогда не давал чаевых на бензоколонках. Ты возмущался, что из тебя тянут лишние деньги.
Когда мы выбрались на автостраду, Авнер сказал:
– Мне очень жаль, Двора.
Мы оба понимали, о чем он сожалеет. Притворяться не было смысла.
– У вас были добрые намерения, – вздохнула я вместо того, чтобы заплакать.
– Да, – сказал он. – Но результат – дерьмо.
Он накрыл своей ладонью мою руку. И на этот раз я ее не отдернула.
– Вас обидели, – сказал он. – Я этого не хотел. Адар ничего нам не рассказывал… Я имею в виду, что только от вас, по пути туда, я впервые узнал все подробности.
– Вы рискнете утверждать, что знали, как я люблю миндальные круассаны, но не знали про историю с Адаром?
– Поверьте, круассан был случайным совпадением. А Адар… Он про вас почти не говорил. Он ведь вообще не болтун… Мы знали, что вы в ссоре. Знали даже, что была шива по его отцу, и он на нее не поехал. Но почему, мы не знали. Не знали, насколько все…
– Серьезно? Да, Авнер, это действительно серьезная история.
Он посмотрел на меня с сочувствием. Затем перевел взгляд на дорогу и сказал:
– Он хороший парень, Адар. Вы это понимаете?
– Не заметила, чтобы он светился добротой.
– Послушайте, он… Он крепкий орешек. Я сам не сразу к нему привык. В первые несколько раз, когда я к ним приезжал, он не обменялся со мной ни единым словом. Я обижался. Возмущался. А потом, в один прекрасный день, – я был у них в четвертый или в пятый раз – он на прощанье принес и поставил мне на капот банку меда. Понимаете? Это его способ общения. Даже то, что он взвалил на себя работу в Асиных теплицах… Вы представляете себе, какой это каторжный труд?
«А вот мне на прощанье он ничего не дал», – подумала я, а вслух сказала:
– Это все прекрасно и даже изумительно, но все же… В Адаре есть… и всегда было что-то… жестокое. Вы знаете, что он ни разу не попросил прощения у мужа женщины, которую сбил?
– Не знал. Нет.
– На суде они сидели в нескольких метрах друг от друга. И Адар ни разу на него даже не посмотрел.
●
Я пересказала Авнеру наш с Адаром лаконичный разговор в теплице «матрешек». Пока я говорила, он не снимал своей ладони с моей руки. Гладил ее.
– Все не так плохо, как я думал, – сказал он, когда я замолчала. – Он оставил дверь приоткрытой. Как и Ася. Они оба оставили дверь приоткрытой.
– Но Адар по-прежнему чувствует себя оскорбленным. И это чувство сидит в нем очень глубоко.
– Нам надо перевести дух. И вам, и мне. Набраться терпения. Самые жестокие разлады между людьми происходят из-за того, что одной стороне не хватает терпения дождаться, пока вторая созреет.
– Ну, не знаю… Мне бы толику вашего оптимизма.
Авнер Ашдот ничего не сказал. Молча раздвинул мои пальцы и переплел их со своими.
●
Все из-за того, что Хани меня обняла. Хани, моя соседка. До того дня я и не подозревала, как истосковалась по человеческому теплу. С того дня начался обратный отсчет. Этот счет я вела мысленно и безмолвно. Но заранее знала, каким будет финал.
Я пригласила Авнера Ашдота подняться ко мне на третий этаж на чашку кофе. Хотя мы оба прекрасно знали, что я пью только чай и воду. От подробного описания того, что произошло дальше, я тебя избавлю. Всякой откровенности есть предел. Скажу лишь, что я выяснила: на левой ноге у него и правда шесть пальцев. А после его ухода на меня навалилось непереносимое чувство одиночества.
И чтобы ты понимал: он вел себя как джентльмен. Приготовил легкий завтрак. Омлет с луком и салат из крупно нарезанных овощей. Мы завтракали вместе. За столом он бесконечно расточал мне комплименты. Погладил меня рукой по щеке. Несколько раз спросил, не обижаюсь ли я, что он уходит. Он рад бы остаться, но у него назначена встреча…
Я сказала, что все в порядке. Чтобы он не брал в голову.
Но после его ухода со мной что-то случилось. Не знаю, Михаил, но на меня как-то сразу обрушилось все. Все события последних недель. Меня охватило неистребимое желание поговорить с тобой. И глубокая тоска – оттого, что это невозможно.
Наша квартира внезапно показалась мне заброшенной фермой. Четыре комнаты, со всех сторон окруженные не ведающими любви холмами.
●
Ты меня знаешь. В такие минуты мне необходимо заняться каким-нибудь делом. Я решила, что начну паковать вещи, готовясь к переезду. Рассортирую что куда: зимняя одежда, летняя одежда, посуда, которую возьму с собой, посуда на выброс… Старые письма. Газетные вырезки. Фотоальбомы. Я провозилась гораздо дольше, чем предполагала. Хотя мы с тобой никогда не были барахольщиками, но все же в этой квартире мы прожили двадцать пять лет. Ты себе даже не представляешь, сколько здесь накопилось хлама.
Твой кабинет я оставила напоследок. Только через неделю я нашла в
