— Может, врач ошибается, — буркнул Казьмин.
— Не может. Вас и в госпиталь на консультацию возили. Здоровы вы. Эта болезнь шлангитом в народе зовется.
— Что ж, раз есть основания, — согласился Субботин, — тогда сажайте на гауптвахту. Препятствовать на буду.
Это подвернулось очень кстати. Оснований для задержания Казьмина в качестве подозреваемого пока не хватало, а находясь на свободе, он мог помешать расследованию…
Когда за работой следователя наблюдают со стороны, кажется, что он ничего особенного не делает: вопрос задал, ему ответили, на бумагу записал, дал расписаться — и весь труд. На самом деле за этими вопросами и ответами кроется сильное нервное напряжение. Оно не оставляет следователя ни днем ни ночью, мысли только и заняты сроками следствия, арестантскими делами, экспертизами. Поэтому, как правило, следователями долго не работают. Четыре, ну, пять лет от силы, а потом ищут люди работу полегче. Напряжение и усталость — вот постоянные спутники следственных работников.
К середине дня Субботин почувствовал себя измотанным. Когда преступление не раскрыто, плюс ко всему давит неопределенность, сознание, что, может, ты тратишь время зря, идешь не по той дороге, которая вновь заведет тебя в тупик.
Субботин встал, сделал несколько взмахов руками, вздохнул поглубже, присел пару раз. Голова несколько просветлела. Можно переходить к следующему допросу. На очереди Артамонов — приятель Казьмина. Про него говорил Лагус. Ночью этот самый Артамонов стоял в карауле.
— Войдите! — крикнул Субботин, садясь на стул.
Вошел длинный, коротко остриженный солдат в очках, представился и уселся напротив следователя. Его тонкие, как у музыканта, пальцы нервно теребили пилотку.
«Кто же ты такой, Артамонов?» — думал Субботин. Командиры о нем отзываются хорошо. Из тех людей, говорят, которые в лесу пять копеек найдут и ходят спрашивают, кто потерял. Вместе с тем человеческая душа — загадка. Иногда люди вытворяют такие вещи, которые от них никто и ожидать не мог. Субботин прекрасно помнил компанию, которую он отправил в дисбат пару лет назад. Их было двое: один тупой восемнадцатилетний оболтус, другой — двадцатичетырехлетний студент, окончил два курса института, имел жену и ребенка. Так этот студент втягивается в совершенно дурацкую авантюру и, как овечка, идет за человеком, слабее его и умственно, и физически. Под предводительством оболтуса они угоняют автомашину, чтобы снять с нее магнитофон и запчасти. А во время следствия, находясь под наблюдением командования, угоняют еще одну машину. Зачем это нужно было солидному двадцатичетырехлетнему парню? Почему его, как барана на привязи, повели на преступление? Загадка. Вот и с Артамоновым что получается? Его пост — идеальное место, чтобы принять участие в краже. Возможно, он в ней и участвовал, и тогда возникает еще один ребус для психологов — что могло честного парня толкнуть на преступление? Но это пока предположение. Могло быть и так, что воры обокрали магазин и остались незамеченными, тогда караульный ни при чем.
Артамонов чувствовал себя на допросе неуютно. Субботин видел, что ему хочется что-то сказать, но не решается.
— Как вы несли последний раз службу в карауле?
— Как всегда. Все по уставу, как и положено. У меня всегда как положено. Иначе не бывает. — Артамонов говорил быстро, сбиваясь, нагромождая ненужные слова. Видимо, хотел выиграть немного времени и сориентироваться. — Заступили, как обычно, а потом…
— Подождите, я вас не об этом спрашиваю. Вы Казьмина знаете?
— Знаю, — Артамонов потупился, чтобы не смотреть на следователя.
— Близко знаете?
— Он мой друг.
— Кому он должен был деньги?
— Никому, — быстро ответил Артамонов.
«Врет, — отметил Субботин. — Иначе сказал бы — не знаю».
— Артамонов, я думаю, мне не составит труда уличить вас во лжи.
— Должен, — вздохнул солдат. — В городе деньги кому-то то ли в шашки, то ли в карты проиграл.
— Значит, вы стояли ночью на посту и стойко несли службу? — перешел следователь к следующему вопросу.
— Да.
— И Казьмина не видели?
— Нет, — поморщился Артамонов.
— А если подумать?
Солдат долго и сосредоточенно молчал, наконец посмотрел прямо в глаза следователю:
— Ну вот вы. Чтобы вы на моем месте делали, если б вам нужно было донести на друга.
— Трудно сказать, — пожал Субботин плечами. — У меня таких друзей не было.
— А у меня есть! — с досадой воскликнул Артамонов. — И он мой настоящий друг.
— Вряд ли вы ему поможете молчанием. Я не утверждаю, что он виновен. Чтобы разобраться, нужны факты. Полная картина. Тогда легче будет установить истину. Может, то, что вы мне скажете, на самом деле сыграет в его пользу. Иногда кажется, что факт уличает человека, но в сопоставлении с другими выясняется, что полностью оправдывает.
— Да я всего ничего и видел. Стоял в два часа ночи на посту, вижу — идет Серега. Я его хотел окликнуть, но передумал. Он к магазину пошел, завернул за угол, и больше я его не видел, — угрюмо изложил события позапрошлой ночи Артамонов. — Жалко Серегу. Он парень не злой. Просто сам не знает, что делает. Несет его черт вперед, и тогда запирай ворота.
Закончив с Артамоновым и отпустив его, Субботин поглядел на часы. Четыре. Допросы и организационные вопросы занимают много времени. Не успел оглянуться, а день прошел. В целом следователь был доволен. Начав с нуля, он теперь обладал более менее четким построением из фактов. Так бывает всегда, слово за слово, улика за уликой, эпизод за эпизодом — и вот ты уже с головой погружаешься в чужую, незнакомую жизнь, о которой еще недавно ничего не знал. Следователь, как и актер или писатель, за одну свою жизнь проживает множество жизней и судеб.
Субботин вынул листок, на котором с утра записывал версии. Напротив слов «наряд врет» поставил плюс. Вызвал вновь сержанта с добрыми глазами, который так искренне убеждал, что мимо него муха не пролетела. Припертый к стене фактами, сержант начал жаловаться на жизнь и на Утабаева, которого как ни учи, все равно проспит. Вот и в ту ночь поставили его к тумбочке дневального, а он тут же отключился. Наряд в результате чуть не пропустил подъем. Хорошо еще, сержант вовремя проснулся, а то уже сидели бы все на гауптвахте.
«Вот стервецы, — подумал Субботин. — На всю ночь комнату для хранения оружия, да и казарму без присмотра оставили». По идее есть статья в уголовном кодексе о нарушении правил несения внутренней службы. Но в ней командиру дано право ограничиться дисциплинарным взысканием, что, скорее всего, и будет сделано в данном случае.
