Лицо старика самое обычное, из тех, что пользуются почётом и уважением в аилах, а сами потихоньку начищают и чинят подошвы сапогов, готовясь отправиться в свой последний поход. Нос приплюснут, а губы тонкие и бледные.
С треском разошлась под лошадиными зубами ткань, но Нарану было уже не до таких мелочей. Они… гиганты? Запросто сидят на горах, играют на варгане, оставляют на земле следы, которые потом порастают тайгой, и на досуге соскребают грязь и копоть с небесного свода, чтобы солнышко светило ярче?.. Тогда — как бы Нарану попасть к его голове, чтобы выспросить дорогу к Верховному Богу на самую высокую гору? И нужна ли эта гора, если, просто забравшись на плечо, ты можешь расспросить небо, о чём только пожелаешь…
Или это сам Тенгри?
Да нет… мужчина совершенно не похож на вызывающего трепет Бога, один глаз которого смотрит в день, а другой — в ночь.
Наран перевёл взгляд обратно на Уголька. Тот, вяло работая челюстями, дожевывал клок его халата и смотрел на хозяина. Во взгляде его читалось осуждение.
— Мы не видели их из-за тумана, — Наран ткнул вверх. — Только посмотри, какие они огромные! И кони у них, наверное, такие же. На таких конях одним прыжком они могут перепрыгнуть с одного конца света на другой, а Великое море для них не глубже лужицы.
Большой монгол затряс головой. Видно, музыка не до конца удавалась.
Уголёк фыркнул и сердцах топнул копытом. И вдруг начал расти. Раздвинул грудью ветки, одно копыто внезапно стало размером с маленького телёнка. Наран пукнул и, на карачках, не разбирая дороги, ломанулся через заросли. Затылок вспыхнул болью, оглаживаемый еловыми лапами, носки сапог зарывались в мокрую землю, а гриб неуклюже повалился на бок, растеряв свой моховый халат.
Когда он обернулся, отбежав, в сущности, всего за две ёлки, одно копыто Уголька было размером с хорошую юрту, и напоминало выступающую из земли скалу. Большой монгол вскочил со своего камня, уронил варган. Рот его так и остался раззявленным, глаза раскрылись широко и превратились в два бледных озера. Уголёк показал ему зубы, мотнул головой, и начал укорачиваться обратно, пока не достиг прежней величины.
Наран уже поднялся на ноги. Он хохотал, похлопывая себя по бёдрам.
— Ай да конь! Не зря я тебя купил. Слава твоему прежнему хозяину, ещё раз слава. Он хороший торговец. Умный конь, который может становиться гигантским так же легко, как я могу встать с колен. А ты посмотри-ка на того старика. Я думал, что это сам Тенгри. Это-то Тенгри? Смотри, какое выражение у него на лице. Смотри, как дрожат руки. Да такими руками можно орлов сбивать в полёте, а они дрожат…
Наран не сразу осознал, что изменилось в нём самом. Лицо ныло, как всегда после проявления эмоций, требующих от лицевых мышц какой-то особенной работы. В пустой глазнице свербело. Но эти ощущения для него обычные, а было кое-что ещё: руки с ногами стали какими-то лёгкими, кровь застыла в венах, а потом будто бы начала течь в другую сторону.
Наран замахал руками и схватился за шею лошади. Они росли вместе, и земля осталась где-то внизу, ёлки превратились в ростки папоротника, а вокруг встали новые деревья, по-настоящему огромные, вокруг каждого ствола которого ещё пять минут назад можно было путешествовать годами. Наран, не в силах опустить веки, считал проплывающие сверху вниз, словно заходящие на посадку птицы, завязки на халате старика-монгола. Третья… четвёртая, пятая…седьмая… а вот шея, дрожащий подбородок и лицо с побелевшими глазами. Седые волосы.
— Кто ты такой? Демон!
Монгол потянулся за луком. Дрожащими руками попытался наложить тетиву, но у него не получалось.
Наран надул щёки, пытаясь справится с тошнотой. Когда немного отпустило, сказал:
— Я не демон, добрый человек. Не нужно тыкать в меня своими стрелами.
С удовлетворением отметил, что голос у него почти не дрожит.
— Тогда кто же ты? И как ты и твой конь появились здесь, распоров и выпотрошив мой покой? Теперь мне придётся провести долгие ночи, запихивая его кишки обратно и зашивая живот. Долгие ночи без сна…
Наблюдая, как трясётся его голова, Наран сказал:
— Я скиталец степи, которого в шатрах привечают только по законам гостеприимства, а не потому, что я кому-нибудь хоть сколь-нибудь симпатичен. Я проделал долгий путь до этих гор, чтобы найти местных шаманов. Я искал здесь людей, но никого не нашёл. И воспользовался эээ… волшебным хвостом своего волшебного коня, чтобы в один миг очутиться перед тобой.
Говорить, что раньше он скитался по этим горам муравьиными шагами, Нарану не хотелось.
Старик неуютно потёр ладони.
— Твой конь действительно хорош. Я так и подумал, когда он очутился передо мной, чтобы разведать, куда перенесёт он своего хозяина: «Какой хороший конь…»
Наран крутил головой. Гора, на которой сидел старик, оказалась побелевшим от времени и наполовину гнилым бревном, через которое уже пробивались молодые деревца. Запах хвои ещё оставался где-то в лёгких Нарана, и сейчас его замещал промозглый запах мокрой листвы.
«Вот он, — лес, — подумал Наран. — Жалко, что ты, дружище, этого не видишь. Но ничего. Мне будет, чем дополнить твою песню, когда вернусь…»
Над головой голые ветви рисовали поверх неба узоры. Не слишком высоко, да и не так густо стояли деревья, но, по мнению Нарана, этого достаточно, чтобы назвать всё это, всё вокруг, лесом. Деревьев было больше трёх и даже больше пяти.
В ветвях шумел ветер. Сквозь дырявые лопухи на них смотрела земля, подёрнутая кое-где изморозью и корочкой льда. В горах зима вступает в силу быстрее, и морозы наверняка сильнее выкручивают уши. Как, ну как он мог подумать, что жизнь для людей здесь сладка, как мёд?…
Старый монгол немного успокоился.
— Меня зовут дядюшка У. Да, просто У и ничего больше. Ты хочешь спросить, почему такое имя? Мой отец был с востока, из далёкой страны Кхитай. И привёз короткие имена для всех одиннадцати своих детей. Мне ещё повезло. Мою сестрёнку, например, звали Ы… Чтобы оно было подлиннее, ты можешь называть меня Старый У. Десять зим назад меня называли Зрелый У, а ещё раньше, я не помню уже, как давно — Молодой У.
Он покряхтел, не то посмеиваясь, не то смущаясь.
— А меня зовут Наран, — ответил Наран. — Это — Уголёк.
— Значит, ты ищешь камов?
— Камов?
— Ты говорил про шаманов. Камы — так мы называем своих шаманов. Потому что они камлают, вызывая духов, — У сделал характерное движение, как будто ударяет в бубен.
— Наверное, их. Мне нужен самый сильный! Ты можешь мне помочь, седой человек? — Наран подумал, и прибавил: — Наверное, это очень трудно, искать ваших шаманов. Я слышал, в поисках уединения они могут забираться на самые высокие горы. Но я надеюсь, что ты хотя бы подскажешь мне дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
