— Если мы не собираемся выступать, — говорил Эд, — тогда зачем было так настойчиво меня тренировать?
И возвращался в свою каюту кувыркаться в койке с Элис до седьмого пота под царапанье слабеющих щупалец темной материи о корпус снаружи.
— Вчера вечером еще одна труппа свалила, — мрачно отмечала Элис, кончив.
На корабле становилось все просторнее. Наконец настал момент, когда в очередной гавани Элис покинула его.
— Мы баклуши бьем, — сказала она. — А представлений не даем.
Конечно, в этих обстоятельствах ей не было смысла оставаться.
— Я отсюда спущусь к Ядру, — пообещала она, — у меня связи появятся.
— Держись, — напутствовал ее Эд.
На следующий день оказалось, что цирк опустел: Элис сошла последней. Неужели она ради него оставалась? Скорее, из нервозности, решил он. К Ядру отсюда путь далек.
В одном из ангаров обнаружилась неизменная экспозиция мадам Шэн. Остальной груз как корова языком слизала. Эд постоял немного перед «Майкл Кэрни с Брайаном Тэйтом смотрят в монитор, 1999». Было на лицах ученых что-то опасливое и дикое, словно они, всеми силами выманив джинна из бутылки, только теперь начинали осознавать, что его, быть может, еще придется загонять обратно. Эд поежился. В остальных ангарах отыскались усыпанный стеклярусовыми блестками цирковой костюм из лайкры и детский носок. В коридорах пахло едой, по́том и ромом «Блэк Харт». Казалось, что эхо шагов Эда пронизывает корпус опустевшего корабля и вырывается наружу, в пустоту.
«Превосходная скидка», как и любой корабль, обладала теневыми операторами.
Они висели по углам, как пауки в пыльной паутине, не столько заброшенные, сколько сердитые и перепуганные. Пару раз, пока Эд обходил дозором пустое судно, они спускались оттуда и уплывали прочь стайками, словно их что-то преследовало. Они скапливались у иллюминаторов, перешептывались и толкали друг друга локтями, оглядывались на Эда с таким видом, будто он намерен был их предать. На его пути к рубке управления они разбежались и распластались по стенам.
— Есть тут кто? — позвал Эд.
На звук его голоса включилось оборудование.
Три голосферы показывали динаток, серый и бесструктурный. Узнав пилота, оживились прямые выходы на мостик: к драйверам, внешним коммам и математичке модуля Тэйта — Кэрни.
— Нет, — произнес Эд.
Но сел в пилотское кресло и стал смотреть, как несутся мимо тонкие ленты фотино. Он понятия не имел, куда летит корабль. Сандры Шэн нигде не было. Рядом с ее креслом валялся аквариум, знакомый и неуютный, отдававший воспоминаниями, пророчествами и аплодисментами. Он старался его не трогать, но не мог выкинуть из головы присутствие этой штуковины. Внутри словно бы что-то шевелилось. Тут он ощутил перемены в динатоке. Наверное, курсокоррекция. Он соскочил с кресла, словно то его укусило.
— Мадам Шэн? — звал он. — Вы где?
Никого. Затем по всему кораблю завыли сирены тревоги, судно резко вынырнуло из динатока, и на всех трех экранах дурным глазом возник Тракт Кефаучи. Очень близко.
— Твою мать! — выдохнул Эд.
Он прыгнул обратно в пилотское кресло.
— Прямой выход на мостик, — затребовал он. — И справочники.
Он поднял голову к экранам, и оттуда полился свет.
— Я тут был, — сказал он себе, — но не могу… Вот! Повернуть. Снова. Господи, это ж Радиозалив!
И даже хуже. Эд оказался на старой своей игровой площадке — в гравитационной аллейке радиоисточника RX-1. Выбрасывая мягкие рентгеновские импульсы, свирепствовал в небесах аккреционный диск. Корабль снижался туда под острым углом к диску, а факел двигателя полыхал на полную. Коммуникаторы ничего не принимали, кроме сигналов заброшенных исследовательских бакенов — Изивилль, Москар-2, Черпак, затем, едва различимо, напомнила о себе легендарная транссубстанциальная станция Билли Анкера. Тут все проржавело до дыр. Прошлое нахлынуло на Эда, несвязное, декогерентизованное, затвинкованное. В любой миг шварцшильдовский прибой мог дотянуться до корабля и унести его в сливное отверстие черной дыры.
— Уходим отсюда, — передал он по мостику. Ничего не случилось. — Кто тут вообще командует, блин? — Это теневым операторам. — Вы видите, как шевелятся мои губы, или нет?
Операторы отвернулись и закрыли лица руками. Тут Эд увидел скрученную светящуюся пленочку, приставшую к внутренней поверхности аккреционного диска.
Он начал хохотать.
— Твою ж в бога душу мать! — произнес он.
Червоточина Билли Анкера.
— Да ладно тебе, Билли, — сказал Эд, точно Билли сейчас сидел рядом с ним, а не сгинул без вести в этой самой червоточине больше десятка лет назад. — Ну и что прикажешь делать дальше?
Что-то оттеснило прочь корабельную математичку. Внедрилось в преобразования Тэйта — Кэрни, фракталами просочилось меж алгоритмов. Оно было огромным. Эд попытался с ним заговорить, и тут все погасло. Экраны потемнели, а теневые операторы, учуявшие приближение этого еще три дня назад, порскнули по углам в панике, тычась Эду в лицо, точно лохмотьями муслинового платья.
— Не хотели мы этого, — говорили они, — не хотели мы тебя сюда пускать!
Эд начал отбиваться от них. Экраны вспыхнули снова, и появилась червоточина, очень четкая и близкая, как шпиндель пустоты поперек широкой лыбы RX-1.
Тем временем локальное пространство «Превосходной скидки» словно бы расплылось вихрящимся пурпурным облачком, и чужацкие гробы засновали по хаотичным орбитам, все быстрее и быстрее, как челноки на станке. Корабль весь дрожал в преддверии катастрофы, фазового перехода, прыжка в новое устойчивое состояние.
— Упасть не встать, — сказал Эд, — да что тут творится?
Мягкий смех. Женский голос ответил:
— Это двигательная система, Эд. А ты их за что принял?
Вослед этой новости повисло молчание, и Эду пригрезилась белая кошка под ногами; машинально опустив взгляд, он увидел, как из аквариума Сандры Шэн расползается белая светящаяся пена и тянется к нему.
— Э! — заорал он.
Он выпрыгнул из пилотского кресла. Теневые операторы распростерли руки и шарахнулись прочь во мрак пустого корабля, шелестя от ужаса. Из аквариума продолжал сочиться свет — миллионами светящихся иголок он кружился у ног Эда в холодном фрактальном танце, принимая все более знакомые формы. И Эд чувствовал, что, если внимательно приглядеться, каждая точка, и каждая из составляющих ее точек, и каждая из точек, что составляли эту предыдущую, будет выглядеть одинаково.
— Дело всегда заходит дальше, — услышал Эд чей-то голос. — А после этого всегда заходит еще дальше.
Его вдруг вырвало.
Перед ним начинало обретать форму существо, известное ему как Сандра Шэн.
Чем бы она ни была, энергии у нее оказалось вдоволь. Сперва она приняла облик Тига Волдыря: всклокоченная рыжая шевелюра, ест рыбу по-мурански с карри одноразовой пластиковой вилкой.
— Привет, Эд! — воскликнул Тиг. — Как мы их, а?
Не удовлетворившись этим, существо превратилось в жену Тига, полуобнаженную в сумраке Крольчатника. Эд так изумился, что у него вырвалось:
— Нина, я…
Нина тут же исчезла, а ей на смену явились сестрички Крэй.
— Говнюк ты дипнутый! — изрекли они. Захохотали.
При каждой смене облика Сандра Шэн рассеивала по рубке сверкающий рой мошкары, немного похожий на один из ее собственных экспонатов «Пена моющего средства в пластиковой кастрюле, 1958». Наконец она приняла форму, в которой впервые предстала ему: маленькая, пухленькая, азиатской внешности женщина быстро идет Эду навстречу по Юлгрейву через метель, в золотистом платье чёнсам, подвязанном у бедер, идеально овальное лицо ее то и дело меняется, становясь то молодым, то старым, то молодым, то старым, глаза — бездонны и эротичны харизмой существа, никогда не бывшего человеком.
— Привет, Эд, — сказала она.
Эд уставился на нее.
— Ты — это они все были, — промямлил он. — Никто не настоящий. Ты в той части моей жизни была ими всеми.
— Боюсь, что да, Эд.
— Ты же не просто теневой оператор, — догадался он.
— Нет, Эд, не просто.
— Не было никакого Тига.
— Не было Тига.
— Не было никаких сестер Крэй.
— Театр, Эд, — непрерывное представление.
— Не было никакой Нины…
— Ну-у, Нина была прикольная. Разве Нина была не прикольная?
Эд не знал, что ответить. Он испытывал к себе большее отвращение, чем когда-либо раньше, за то, что позволил собой манипулировать и пользоваться. Покачав головой, он отвел взгляд.
— Тебе больно, не так ли? — спросила Сандра Шэн.
— Пошла ты на хер! — ответил Эд.
— Даже для твинка, Эд, это пошловато. Тебе разве не интересно узнать остальное? Ты не хочешь знать — зачем?
— Нет, — сказал Эд, — не хочу.
— Ты же голову в аквариум сунул, Эд.
