а проехала еще несколько кварталов прямо до магазина, возле которого мы с Берни встретили Анатолия Булганина. Машин перед магазином тоже не было, но свет в витрине горел, а за прилавком сидел ссутуленный продавец. Сьюзи припарковалась на стоянке, достала сотовый телефон и набрала номер.
– Привет, Лу, – сказала она в трубку. – Горячий выдался вечерок? – На другом конце послышался мужской голос. – Если найдешь минутку, – продолжила Сьюзи, – поищи, пожалуйста, что-нибудь о Распутине в комбинации со словами «шахта» и «Призрак». Призрак – это название городка. – Пауза. – Да, Распутин, как тот безумный русский монах.
Мужчина в трубке говорил громко, хотя что именно, разобрать я не мог.
– Нет, – сказала Сьюзи, – он давно умер, но дело не в этом. Нет, царь ни при чем. Просто фамилия, Лу. Р-А-С-П-У-Т-И-Н… Да, как Путин, только в начале добавь «рас»… Нет, растафари – это из другой оперы.
Сьюзи нажала кнопку отбоя и повернулась ко мне:
– Знаешь, моя мечта – работать в «Вашингтон пост» и вести расследования, как журналисты Боб Вудворд и Карл Бернстайн.
Мечта Сьюзи не произвела на меня впечатления, потому что я ничего не понял. Лично я мечтал только о том, чтобы охотиться в каньоне, ловить преступников и иногда лакомиться бифштексом под соусом «А-1». Кстати, больше всего мне нравится мясо, поджаренное на гриле, с отпечатком решетки, уж не знаю почему.
Сьюзи опустила стекла. Салон наполнился воздухом пустыни, свежим и прохладным, означавшим, что близится утро. Сьюзи обхватила себя руками и поежилась, как будто замерзла.
– В детстве у меня тоже был пес, – сказала она. – Когда мои родители развелись, его отправили в приют для брошенных животных.
Я внимательно посмотрел на нее в отблесках света, падающего из витрин магазина. Грустная история – что там говорить, мне бы не хотелось окончить свои дни в приюте, – и все-таки я ужасно люблю… да почти все вокруг, весь этот мир.
– Ты молодчина, Чет, – сказала Сьюзи и взялась за дверную ручку. – Пойду возьму кофе.
Она вышла из машины и скрылась в магазине. Мой желудок все еще был точно сжатый комок, но я знал, что здесь продают копченые колбаски «Слим Джим». От копченой колбаски я бы сейчас не отказался.
В зеркале заднего вида сверкнули фары. Я обернулся и увидел медленно приближающийся пикап, а вскоре разглядел и лицо водителя, которое выделялось в темноте салона неярким пятном. Очень бледное лицо, крупные скулы отбрасывают тень, крошечные уши, светлые волосы, почти белые, хотя он не стар: Борис! Я знаю этого человека! Разве забудешь того, кто пытался подрезать тебя ножом! Я выпрямил спину и уже хотел залаять, но сдержался – Берни в такой момент попросил бы меня сидеть тихо, сделал бы короткий жест, понятный лишь нам двоим. Спокойно, Чет, возьмем их аккуратно и без лишнего шума.
Когда пикап – светлый, поменьше нашего – поравнялся со мной, я явственно разглядел физиономию Бориса в отблесках зеленой подсветки приборной доски. Борис ухмылялся, и эта зеленая ухмылка привела меня в ярость. Не раздумывая (думать – по части Берни, вот он пусть этим и занимается) я выскочил через окошко и спрыгнул на землю позади пикапа. Оказалось, он движется гораздо быстрее, чем я предполагал, сидя в машине Сьюзи. Я помчался вслед, но сумел догнать его только у светофора, единственного в городе. Несмотря на красный сигнал, Борис не остановился и даже прибавил газу. Мой последний шанс, другого не будет! Я сжался, словно пружина, и прыгнул. Длинный прыжок, один из лучших за всю мою жизнь. Я перелетел через задний борт и беззвучно приземлился в кузове.
Или не совсем беззвучно: в узком заднем окошке мелькнула голова Бориса: он резко оглянулся. Пикап сбросил скорость. Я нырнул и затаился на дне кузова, слившись с тенью. Машина вновь пошла быстрее. Я осторожно приподнялся: Борис смотрел перед собой. Мы ехали сквозь спящий город. С того места, где я лежал, мне были видны верхушки зданий, темное небо, быстро бегущие рваные облака, через которые проглядывали звезды. Неожиданно дома закончились. Мы покинули Сьерра-Верде, спустились по горной дороге и выехали на пустынную равнину, которая простиралась до самого Нью-Мексико.
Я лежал на брезенте, прижавшись спиной к бухте троса. Пахло бензином и порохом, а еще – очень слабо – моим любимым сочетанием (ладно, отдаю второе место): яблоки, бурбон и острая нотка, делавшая этот запах схожим с моим. Берни был здесь, в этом самом кузове! Когда мы, собаки, понимаем, что вышли на верный след, нас охватывает особое чувство, некое сдержанное возбуждение. Собственно, возбуждение я уже ощущал; сдержанность, видимо, должна прийти позже.
Мы ехали по ухабистой колее, той самой, на которой Берни вспоминал Кита Карсона, старые деньки и прочие любимые темы – позабыл какие. Время от времени я поглядывал в заднее окошко, следя за Борисом. Слишком уж большая у него голова, даже для такой толстой шеи.
Фары выхватывали в темноте знакомые предметы: высокий двурогий кактус, похожий на великана, колючие кустики, помеченные моим запахом, плоский камень поверх большого круглого валуна. Далее: пересохшее русло реки, низкий холм, покосившаяся хижина и конец дороги. Борис остановил машину возле заброшенного лагеря байкеров и вышел. Я распластался в кузове. Конечно, голову тоже стоило бы пригнуть, но мне ведь надо следить за объектом, верно?
Борис приблизился к почернелому кострищу, пнул одну-две расплющенные пивные банки и принялся насвистывать неприятную мелодию. Затем послышалось короткое «вж-жик» (он расстегнул молнию на штанах) и приглушенное журчание. В такие моменты люди легко уязвимы. Я мог бы наброситься на него прямо сейчас. А что потом? Не знаю. Борис вжикнул молнией. Все, момент упущен. Внезапно он посмотрел прямо на меня, затем отвел взгляд – его ночное зрение (как у всех людей, что мне встречались) совершенно никуда не годится. Мне часто бывает жаль людей – они столького лишены, – но Бориса я не жалею, нет! Борис – негодяй. Скоро он переселится в центральную тюрьму штата, наденет оранжевый комбинезон и будет махать киркой под палящим солнцем.
Продолжая насвистывать, Борис сел за руль. Ничего, приятель, недолго тебе свистеть. С этого самого места мы с Берни шли пешком в направлении отдаленных гор, тогда розоватых, а сейчас погруженных во мрак. Борис, однако, выбрал другой путь: обогнул кострище и направил пикап по ухабистой почве к бесформенной груде камней, выкручивая руль то в одну, то в другую сторону. На бычачьей шее Бориса то и дело вздувались бугры мышц. Дорога ухудшилась еще сильнее, пикап начало бросать. Я соскользнул с брезента и ударился о
