Покинув свое укрытие в семейном поместье, Санни провел ночь в городе, у Люси Манчини. Сейчас, по дороге домой, его сопровождали четыре телохранителя: два ехали впереди, два ― сзади. Держать охрану еще и при себе в машине он не видел надобности: с одиночным покушением впрямую он мог справиться сам. Телохранители ездили отдельно и снимали квартиры справа и слева от той, в которой жила Люси. Бывать у нее ― правда, не слишком часто ― не представляло опасности. Сейчас ему пришло на ум, что, раз уж он в городе, есть смысл заехать за сестрой и взять ее с собой в Лонг-Бич. Карло шурует в этот час у себя на Ист-Сайде, а на автомобиль для жены эта шкура жалеет денег. Так хоть он подвезет сестренку.
Он подождал, пока те двое, что ехали впереди, войдут в дом первыми, и тогда уже вошел вслед за ними. Заметил, как другие двое остановились позади его машины и вылезли наружу, держа в поле зрения улицу. Он тоже держался настороже. Шансов на то, что его присутствие в городе известно противнику, было один на миллион, но он привык соблюдать осторожность. Война 1930-х годов научила.
Санни никогда не пользовался лифтом. Лифт ― это ловушка, гибель. Перешагивая через две ступеньки, он единым духом одолел восемь маршей до квартиры Конни. Постучался в дверь. Он видел, как отъезжает Карло, значит, она одна дома. Никто не отозвался. Он снова постучал и услышал голос сестры, робкий, боязливый:
― Кто там?
Этот испуганный голос ошарашил его. Сестренка у него была с малых лет бедовая, боевая, умела постоять за себя не хуже любого в их семье. Что с ней стряслось? Он сказал:
― Это я, Санни.
Брякнула щеколда; дверь открылась, и Конни, рыдая, бросилась к нему на шею. Он до того оторопел, что в первые секунды стоял как истукан. Потом отстранил ее, увидел распухшее лицо и понял, что случилось.
Он рванулся прочь ― вниз, вдогонку за ее мужем. От жгучего бешенства у него тоже исказилось лицо. Конни увидела, что он не помнит себя, и уцепилась за него, не отпуская, насильно увлекая его в квартиру. Теперь она рыдала от ужаса. Она знала норов старшего брата и страшилась его. Потому-то никогда и не жаловалась ему на Карло. Ей все-таки удалось сейчас втащить его за собой в квартиру.
― Я сама виновата, ― приговаривала она. ― Первая затеяла с ним ссору, сунулась к нему сгоряча, ну, он и дал мне сдачи. Он не хотел так сильно, правда. Я сама напросилась.
Ничто не дрогнуло в тяжелом лице, хранящем сходство с чертами Купидона.
― Ты что, к отцу собиралась сегодня?
Она не отвечала, и он прибавил:
― Я так и думал, для того и заехал за тобой. Раз уж я все равно в городе.
Она качнула головой:
― Не хочу я туда показываться в таком виде. Лучше приеду на следующей неделе.
― Ладно, ― сказал Санни. ― Ну, тихо. ― Он подошел к телефону на кухне, набрал номер. ― Я вызываю врача, пусть посмотрит тебя, приведет в порядок. В твоем положении надо поаккуратней. Тебе сколько осталось-то?
― Два месяца, ― сказала она. ― Санни, умоляю тебя, не делай ничего. Умоляю.
Санни коротко рассмеялся. Лицо его приняло выражение сосредоточенной жестокости.
― Не беспокойся, ― сказал он. ― Постараемся, чтобы твой ребенок не родился на свет сиротой.
Он легонько поцеловал ее в неповрежденную щеку и вышел.
На Сто двенадцатой улице Ист-Сайда, перед кондитерской, под вывеской которой обосновался со своим тотализатором Карло Рицци, длинной чередой выстроились в два ряда машины. На тротуаре у входа отцы играли в салочки с детишками, которых взяли покататься воскресным утром на машине и заодно составить компанию папе, пока он будет обдумывать, на какую команду ему ухнуть свои денежки. Увидев, что показался Карло Рицци, его клиенты стали покупать детишкам мороженое, чтобы занять их, а сами принялись изучать газеты с именами первых подающих, стараясь угадать, кто из бейсболистов сегодня принесет им выигрыш.
Карло прошел в большую комнату позади торгового зала. Два его «писца» ― плюгавый с виду, но жилистый Салли Рэгс и огромный увалень по прозвищу Тренер ― в ожидании, когда начнется работа, уже сидели с толстыми разграфленными блокнотами, готовые записывать ставки. На деревянном пюпитре стояла грифельная доска, на ней ― выведенные мелом названия шестнадцати команд большой лиги, попарно, чтобы видно было, кто с кем играет. Против каждой пары оставлен пустой квадрат для занесения ставок. Карло спросил у Тренера:
― Телефон прослушивают сегодня?
Тренер покачал головой:
― Нет, пока что команды не было.
Карло подошел к настенному телефону, набрал номер. Салли Рэгс с Тренером безучастно следили, как он записывает «наводку» ― число ставок в каждой игре за сегодняшний день. Они, хоть Карло о том не знал, уже получили наводку и теперь проверяли его. Карло Рицци, когда стал хозяином заведения, в первую же неделю ошибся, перенося ставки на доску, ― и тем создал так называемую «середину», положение, о котором мечтает всякий игрок. Поставив на определенную команду, игрок у другого букмекера ставит против нее и таким образом проиграть не может. Проиграть в подобном случае может только заведение. Ошибка тогда обошлась заведению Карло в шесть тысяч долларов и подтвердила мнение, составленное доном о зяте. После чего по его указанию вся работа Карло Рицци подлежала проверке.
Никогда при обычных обстоятельствах столь мелкая деталь в деловом механизме не заняла бы собою внимание высокопоставленных лиц семейства Корлеоне. По крайней мере пять изоляционных прокладок отделяли их от этого уровня. Но здесь букмекерская «точка» служила оселком для испытания качеств зятя и находилась поэтому под непосредственным надзором Тома Хейгена, которому ежедневно посылали отчет о положении дел.
Наводка поступила, и теперь игроки повалили в заднее помещение кондитерской записывать ставки на полях своих газет, рядом с перечнем игр и вероятных подающих. Некоторые, толпясь у доски, продолжали держать за ручку своих малышей. Один, поставив внушительную сумму, глянул вниз на маленькую дочку и шутливо осведомился:
― Тебе сегодня кто больше нравится, птичка, ― «Гиганты» или «Пираты»?
Девочка, плененная манящим звучанием двух имен, пролепетала:
― А гиганты, они сильней пиратов? ― Чем рассмешила отца.
Перед писцами начала выстраиваться очередь. Заполнив до конца листок блокнота, писец отрывал его, заворачивал в него собранные деньги и отдавал Карло. Карло, выйдя через заднюю дверь, поднимался по лестнице в квартиру, где жил хозяин кондитерской. Там он передавал сведения о ставках в свой расчетный центр и убирал деньги в маленький стенной сейф, спрятанный за краем широкой оконной портьеры. Потом сжигал листок с записями ставок, спускал пепел в унитаз и возвращался обратно в кондитерскую.
Воскресные игры, в соответствии с законом, начинались не ранее двух часов дня, и следом за утренней густой толпой семейных мужчин, которые, пораньше сделав ставки, мчались домой забирать свою семью на пляж, потянулись холостяки вперемешку с заядлыми игроками, готовыми ради своей страстишки обречь домашних томиться в воскресный день от зноя в городской квартире. Теперь клиент пошел серьезный, ставки возросли, многие приходили опять к четырем часам и ставили снова, так как иные команды играли в тот же день по два матча. Из-за таких игроков Карло и приходилось по воскресеньям вкалывать допоздна, не считаясь со временем, хотя и женатые тоже, случалось, звонили из-за города в расчете поставить еще разок и отыграться.
Часа через полтора волна искателей счастья схлынула, и Карло с Салли Рэгсом вышли посидеть на крыльце, проветриться. Глядели, как мальчишки гоняют шайбу по асфальту. Проехала полицейская машина. Двое и ухом не повели. У заведения имелись сильные покровители в полицейском участке, и на уровне местных властей оно было недосягаемо. Чтобы устроить облаву, понадобилось бы распоряжение с самых верхов, да и о нем успели бы предупредить заблаговременно.
Из кондитерской вышел Тренер, подсел к ним. Поболтали о бейсболе, потом разговор перешел на женщин. Карло сказал с довольным смешком:
― Моей бабе опять пришлось сегодня вмазать, чтобы знала, кто в доме главный.
Тренер небрежно уронил:
― Ей небось уже того и гляди раздваиваться?
― Да ну, съездил по роже раза два, делов-то, ― сказал Карло. ― Не помрет. ― Он угрюмо помолчал. ― Верховодить вздумала, представляешь, ― ну нет, со мной это не пройдет.
Возле кондитерской еще болтались досужие игроки ― точили лясы, обсуждали бейсбол, кое-кто присел на ступеньки за спиной у писцов и Карло. Вдруг ребятня, гонявшая шайбу по мостовой, бросилась врассыпную. К кондитерской на полном ходу подлетела машина, затормозила так резко, что раздался пронзительный визг, ― и, казалось, еще не успела остановиться, когда из передней дверцы выскочил человек ― с такой молниеносной быстротой, что все оцепенели от неожиданности. Это был Санни Корлеоне.
