— Ничего себе перспектива, — возмутился я. — Это что же, выходит, что мое будущее расписано как по нотам?
— При чем здесь будущее? — пожал плечами Андрей. — Я говорю о прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой возникает ощущение, что у времени есть своеобразные запретные зоны, куда вход выходцам из других веков запрещен. Что-то мешает сделать тот или иной поступок, буквально выталкивает из реки времени… Так что Карфаген все равно будет разрушен. А твой, Колька, нос — разбит.
— При чем здесь мой нос? — не понял я.
— А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и расквасил нос? Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом, носу твоему все равно быть разбиту. Хотя… Не исключено, что именно это событие предотвратить все же удастся. Вряд ли оно имело важное историческое значение, — Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: — Я невероятно все упрощаю, ребята. А прошлое — штука странная. Что-то там удается, а что-то нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет свои законы, и чтобы их познать, требуется, простите уж за плохой каламбур, время. Если честно, многого я сам понять не могу, да и никто сегодня на ваши вопросы не ответит.
— И все же я не понял, — подал голос молчавший Гюстав, — почему вы так жестко ограничиваете временные рамки своих исследований?
— Знание, — пояснил Андрей. — Нам катастрофически не хватает знаний. Как люди жили, что одевали. И не только по праздникам, а и в повседневной жизни. Исторически точных документов о том же средневековье, например, сохранилось ничтожно мало. Остальное — домыслы, догадки. Ну прикиньте, явлюсь я завтра, скажем, в мифическую Шамбалу, буде ее откроют. И что я там буду делать? Глухонемым иностранцем прикинуться, так ведь в рабство продадут. — И он протянул руку за очередным яблоком.
— Хватит тебе жевать эти сложноцветные, — предложил я. — У меня созрел очень своевременный тост. За счастье молодоженов!
Бокалы со звоном сошлись в воздухе.
— Оригинальный перстень, — заметил Андрей, ставя свой бокал на место.
Гюстав поднес руку к глазам, полюбовался переливами света на гранях камня.
— Да, — смущенно подтвердил он. — Может, и не стоило надевать его — как-никак историческая реликвия, — да уж очень захотелось.
— А что в нем особенного? — спросил я.
— С этим перстнем связано древнее семейное предание. Может быть, такое же древнее, как этот замок, — Гюстав помолчал. — Считалось, что он приносит счастье главе рода. И надевать его полагалось только в день свадьбы, ни в коем случае не раньше. Лет триста назад перстень пропал, а в прошлом месяце мы нашли в одной из стен маленький тайник. В нем была шкатулка с фамильными драгоценностями и среди них — этот перстень. Триста лет его никто не брал в руки… Вот я сегодня и не устоял. Тем более — такой день…
— И правильно сделал, — сказал Андрей.
В ту ночь я долго не мог уснуть. Сказывалась непривычная обстановка или просто привык за последнее время ложиться под утро, не знаю. Ворочаясь на широченной кровати, я вслушивался в отдаленный плач, ночных птиц, вспоминал день, ломал голову над парадоксами времени, о которых говорил Андрей…
Часы пробили три раза, и я повернулся на бок, твердо решив отбросить все мысли до утра, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то толкнул было мою дверь, прошел дальше, потом из комнаты Бориса послышались встревоженные голоса. Что могло случиться?
Прислушиваясь, я сел на кровати. В тот же миг дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял Борис.
— Коля, вставай! Быстро буди Андрея, — голос его дрогнул: — Гюстав убит!
2
Боюсь, что представшую перед нами картину я не забуду никогда. И сейчас, спустя годы, она заставляет меня порой просыпаться от ужаса.
Гюстав лежал на спине, запрокинув голову. Полоска неестественно-голубых зубов ярко блестела на бородатом лице. В его грудь по самую рукоятку был вбит длинный обоюдоострый кинжал. Кровь протекла на пол, собралась лужицей у кровати, протянулась извилистой темной струйкой к двери. Он был мертв. А рядом, подложив ладонь под щеку, чуть улыбаясь, спокойно спала Ольга.
К ней и бросился Борис. Гюставу он уже ничем не мог помочь — это было видно с первого взгляда.
— Что? — спросил я.
— Ничего не пойму, — растерянно пробормотал наш врач. Он взял в правую руку тонкое запястье Ольги, пальцами левой приподнял веко.
— Похоже на какое-то сильное снотворное. Марианна, помоги…
Марианна всхлипнула, но все же подошла к мужу. Стараясь не смотреть на мертвого Гюстава, помогла Борису приподнять Ольгу.
— Лучше унести ее отсюда, — Борис повернул к нам озабоченное лицо.
Я оглянулся. В дверях соляными столпами застыла четверка актеров. Старичок-горнист поддерживал плачущую у него на плече Веронику и что-то тихо шептал ей на ухо, ласково проводя рукой по рассыпавшимся прядям волос.
— Помогите врачу, — резко скомандовал я артистам. — Потом всем разойтись по своим комнатам.
Через пару минут мы остались втроем: я, Андрей, никак не отреагировавший на мой приказ, и Гюстав — вернее то, чем он стал.
Я нажал на браслете индивидуальной связи кнопку служебного канала. Мимоходом подумал: хорошо еще, что не успел обменять спецбраслет на обычный. В отделе дежурил Василий. Его чуть размытое изображение зависло в воздухе в полуметре от нас. Увидев меня, дежурный растерянно захлопал глазами.
— Соедини с шефом, — сказал я, — срочно.
Можно было, конечно, связаться с ним самому, но я предпочел придерживаться инструкции: в таком деле чем точнее все выполнишь — тем лучше.
— А что случилось? — спросил Василий, послушно наклоняясь над пультом.
— Убийство.
Дежурный тихо присвистнул, и тут в разговор включился шеф. Если у него и оставались какие-то остатки сна (а что еще делать нормальному человеку глубокой ночью), то мой вид наверняка выбил их в считанные мгновения.
В нескольких словах я доложил о случившемся.
— Раньше чем через два часа я не доберусь, — сказал шеф, — так что жди утром. Эксперты прилетят со мной. Что предполагаешь делать?
— Проведу осмотр, сниму показания с обитателей замка, — коротко отрапортовал я.
Шеф согласно наклонил голову:
— Действуй.
О том, что я, в общем-то уже не работаю в розыске, не было сказано ни слова.
— С чего начнем? — негромко спросил Андрей, напоминая о своем присутствии.
Я наклонился над телом. Как страшно звучит это слово по отношению к любому человеку! Что уж говорить о том, чью руку пожимал всего несколько часов назад…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
