— Коля! — возмутилась Марианна.
— Не тратьте вы время на этого неудавшегося Пинкертона, — веселый голос Андрея прозвучал у меня за спиной. — Ты лучше, Оленька, расскажи все мне. Честное слово, я с некоторых пор стр-рашно интересуюсь средневековьем.
— Ох, не верится что-то, — вздохнула Ольга, — только, чур, не жаловаться — сам напросился.
Вполуха слушая Ольгин рассказ и короткие замечания Андрея (после каждой из его реплик Ольга широко открывала глаза — похоже, Андрюшка успел неплохо подковаться), я брел за ними, рассеянно рассматривая висевшее на стенах оружие, какие-то карты, графики и макеты. Музей как музей. Для меня в них всегда главным был не рассказ экскурсовода — все равно через месяц-другой забудется — а настроение, какой-то особый аромат времени. Рано или поздно, но я начинал его ощущать, и потом, порой через несколько лет, он вдруг сам собой всплывал из подсознания, напоминая о, казалось бы, накрепко забытых вещах и встречах.
Андрей протянул руку к тяжелой затворенной двери, но Марианна опередила его.
— Туда нельзя, — и с веселым смешком добавила: — пока. А что там? — поинтересовался я.
— Судя по расположению — тронный зал? — ответил Андрей, вопросительно глядя на Ольгу.
— Угадал, — подтвердила она.
— Именно здесь и состоится торжество, — тут же вставила Марианна.
— С этим залом связана красивая легенда, — отмахиваясь от подруги, быстро вставила Ольга. — Хотите расскажу?
— Конечно, — ответил я.
— Говорят, что время от времени после захода солнца в тронном зале появляется привидение. Высокая молодая дама, голубоглазая, очень красивая. Она одета в длинное серебристо-серое платье, на голове — баронская корона. Дама выходит из темного угла, проходит мимо трона и вдруг замирает на месте. Она пытается подойти к стене, тянет к ней руки, но что-то ее не пускает. И тогда призрак медленно тает в воздухе. Правда, красиво? Жаль, что я сама не видела.
— А пробовала? — поинтересовался Борис.
— Конечно, — рассмеялась Ольга. — Чуть не месяц провела ночами в тронном. Но не повезло.
Мы прошли мимо закрытого зала и оказались на балконе, нависшем над крепостной стеной.
— Когда-то здесь была сторожевая башня, — пояснила Ольга. — Вообще от замка мало что осталось. И этот балкон, и остальная часть здания пристроены уже в девятнадцатом веке.
Ну вот и все. Экскурсия завершена. Боря, покажи, пожалуйста, мальчикам их комнаты. А через полчаса просим в тронный зал. Дорогу найдете?
Мы заверили, что не заблудимся.
Гостей было совсем немного. Помимо нас, в зале находились артисты, так лихо рубившиеся сегодня на мечах, старичок-горнист и симпатичная молодая особа по имени Вероника, оказавшаяся хозяйкой музейной библиотеки и архива.
Старинные часы гулко отсчитали время, маленькая дверь, укрывшаяся в тени за троном, отворилась, и в зал вошли Гюстав и Ольга. Подозреваю, что во времена, когда в зале собиралась сотня буйных рыцарей, шуму было не больше. Поздравления звучали искренне и радостно. Чего только не пожелали новобрачным в тот вечер, и конечно, никто не знал, что пожеланиям этим не суждено сбыться. Почти никто…
Часа через полтора компания перебралась к очагу, в котором жарко горели сухие дрова. Развеселый форейтор (его, кстати, звали Алексеем) пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь Гюстав продолжал сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу, он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец Андрей решительно направился к нему. Я последовал за другом.
— Князь Гюстав и Ольга на троне сидят, — весело продекламировал Андрей.
— Не князь, а барон, — улыбнулся в ответ Гюстав. — Знаете, ребята, у меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько веков назад, свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел всех моих предков. Больше тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.
— Замок такой старый? — удивился я.
— Очень, — оживился Гюстав. — В прошлом году мы провели раскопки. Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных временем. Когда-то вокруг шумел город, богатый средневековый город, от которого не осталось даже названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные времена. Видите вон ту железную руку на стене?
— Я давно к ней присматриваюсь, — отозвался Андрей.
— По преданиям она принадлежала основателю нашего рода. В яростной битве ему отсекли кисть правой руки, и оставшийся безвестным местный ремесленник изготовил этот протез.
— Интересно, — обводя глазами стены зала, сказал я. — Дорого бы я дал за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.
— Я тоже, — откликнулся Гюстав. — Сколько тайн хранит этот замок! В трех шагах от меня — вот в этой стене — потайная дверь, а за ней целый лабиринт, — вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда, зачем? В семейных хрониках на эти вопросы нет ни слова ответа, да и само подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.
— Подождем, — заявил я. — Не зря же Андрей средневековьем заинтересовался. Побывает здесь наш путешественник по времени, потом мы его допросим с пристрастием…
— Вы действительно хронодесантник? — Гюстав живо повернулся к Андрею. — Это правда?
— Правда, — подтвердил Андрей, выбирая яблоко покрупнее из вазы, стоявшей в центре стола. — Только не особенно верьте Николаю. У него в каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет это гиперболой и гротеском. Дело в том, что в ближайшие годы мы будем ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.
— Почему? — удивился Гюстав.
— Боятся изменить ход истории, — важно пояснил я.
— Опять врет, — заявил Андрей. — Прошлое изменить невозможно. Ведь время это… Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против ее течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя — не знаю. А назад — вновь спуститься по течению — вполне. Но дело в том, что время, куда мы вернулись, или в нашем примере — вода, уже утекло. Сколько ни баламуть воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.
— Подожди, подожди, — перебил я, — ты хочешь сказать, что если я, зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его, то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?
— К сожалению. А может быть, и к счастью. Понимаешь, есть какой-то странный парадокс, выявили его совсем недавно. Мы его, не мудрствуя лукаво, называем «фатум» — судьба. Если ты попытаешься спасти когда-то погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не от пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
