– Тебе плохо со мной?
– Плохо? Нет. Мне уже лучше. Я иду в будущее.
Он стал расстегивать пуговицы на рубашке, медленно и неловко.
Она молча наблюдала за ним, но вскоре не выдержала:
– Может, тебе помочь?
– Нет.
Он бросил рубашку на кухонный стул, и она тут же съехала на пол бесформенным комом. Черт с ней.
Лена ее подняла, а в это время на кухню вошел Игорь с книжкой.
– Пить, – попросил он у мамы, не глянув даже на дядю.
– Нравится книжка? – дядя страшно фальшивил.
– Да. Пить! – мальчик вновь обратился к матери.
– Хочешь соку?
– Нет. Я хочу просто водички.
– В кружку с Винни?
– Да.
Это была его любимая кружка: Винни-Пух и Пятачок весело топают по яркой зеленой травке и несут Ослику подарки ко дню рождения: горшочек с медом и воздушный шарик. В финале страдающему депрессией Ослику достанется горшочек без меда и резиновая клякса на нитке. Иначе и быть не может, так как он нытик. В зоопарк его надо сдать, в клетку. Jedem das Seine 4 .
Мама налила сыну водички, и он ушел с кружкой в зал.
Когда они снова остались вдвоем, Лена некоторое время смотрела на него, силясь что-то увидеть в пьяной мути его глаз, а он улыбался странной улыбкой, ни к кому и ни к чему не обращенной.
– Я хочу, чтобы ты был со мной честен.
Ей непросто далась эта фраза, вышла она с хрипотцой, выдавшей внутренний тремор.
– Как стеклышко… – он усмехнулся. – А ты?
– Что?
– Только правда? Ничего кроме правды?
– Нет, – сказала она после секундной паузы. – Как у всех.
– Но требуешь.
– Это просьба.
– А! – он подошел к столу, взял фильтр-кувшин и, запрокинув голову, стал пить из него жадными глотками.
В другой ситуации она сделала бы ему замечание, но в этот раз промолчала.
– Нравится? – спросила она, когда он поставил кувшин на место.
– Что?
– Быть пьяным?
– Почему бы и нет? Зато так честней, да? Я хотел стать Дионисом, Эпикуром, Ницше, Моррисоном, но не вышло. Я в клетке. Я пьян.
– У меня уже был муж пьяница, – спокойно сказала она. – Второго не надо. Если ты из тех, кто жалуется и пьет водку, лучше сразу иди на все четыре стороны.
– Правда?
– Да.
– У кого нет ушей, те не слышат. – Он потянулся к рубашке.
– Уходишь?
– Да.
– Куда?
Молчание.
Надев рубашку и кое-как справившись с пуговицами, он развернулся и на нетвердых ногах сделал шаг к выходу.
Вдруг она быстро и решительно подошла к нему, взяла его за руку выше локтя и с неожиданной силой, которую нельзя было заподозрить в ослабленной хрупкой женщине, дернула. Попятившись и потеряв равновесие, он сел на стоявший возле стены стул, растерянный и моргающий.
– Сегодня ты в лучшем случае дойдешь до медвытрезвителя, – сказала она резко. – Потерпишь до завтра, ладно?
– Завтра – это сегодня.
Он смотрел прямо перед собой и видел там что-то, чего не видела Лена. Это было будущее, в котором повторялось прошлое. Вечное возвращение.
Его самка подходит к нему и гладит его волосы:
– Пойдем. Я расправлю тебе постель.
Он встает и послушно идет за ней, двигаясь по линии круга за толстыми прутьями клетки. Куда он идет? Что там? Похмелье? Утро? День? Жизнь? Он не отсюда. Его не должно быть здесь. Он здесь лишний. Он не умеет играть свои роли так здорово, как это умеют они. Они верят в то, что их театр-шапито создан Богом, и передают из поколения в поколение библейскую историю грехопадения, перекладывающую вину творца на его неудавшееся творение. Господь должен быть совершенным, идеальным и неподсудным, дабы он мог по праву учить уму-разуму и спасать созданных им мелочных грешников.
Это не его Бог.
Он не поможет ему стать птицей и выпорхнуть прочь.
Клетка летит в бездну.
Глава 18
– Что желаете? Минеральная вода, сок, вино, пиво, коньяк?
Симпатичная бортпроводница в темно-синей униформе – светловолосая, милая, юная – улыбнулась Красину. В этот миг ему захотелось поверить, что она улыбается искренне, что это не доведенный до механичности профессионализм, и – поверил. В ее улыбке нет фальши, она естественна. В ее карих глазах он видит зайчики, которые, будучи выпущены на волю, всласть напрыгались бы, вне инструкций и правил, вызубренных ею на курсах и впитавшихся с того времени в кровь.
Он выразил свои чувства в ответной улыбке:
– Вина, пожалуйста. Французского.
И показал пальцем в меню.
Не переиграл ли? Не слишком ли пристально взглянул ей в глаза, с реверберациями в мужественном баритоне?
Что Оля? Заметила?
Повернув голову, он посмотрел на свою спутницу.
Она улыбается.
– Я сделал правильный выбор? – на всякий случай спросил он.
– Да. И еще грейпфрутового соку, пожалуйста, – сказала Оля.
– Конечно. – Девушка улыбнулась.
На этот раз улыбка была адресована женщине, и, кажется, ей не хватило искренности: она была дежурная, по инструкции.
– А мне еще стаканчик водички без газа, – попросил он. – Пожалуйста.
Девушка ушла за шторку и задернула ее за собой плавным движением руки.
Вжи-и-х!
Самые лучшие стюардессы всегда в бизнес-классе – это одно из преимуществ, за которые платишь. Покупая улыбки как часть премиум сервиса, ты чувствуешь себя хозяином жизни, здесь, в десяти тысячах метров над землей, и лучше не думать о том, искренние они или нет.
Через минуту она вернулась с напитками.
– Вы когда-нибудь думали о том, что спасаете людям жизни? – спросил он с улыбкой.
Девушка растерялась от неожиданности. Налились краской ушки и щечки, замерли пальчики. Она вопросительно взглянула на Красина.
– Люди боятся летать, для них это стресс, а ваше присутствие успокаивает и, соответственно, продлевает им жизнь.
– Я очень рада.
– Или ну их? – вдруг встрепенулся он. – Надо ли их спасать?
– Они люди, – просто ответила девушка.
– Кто они вам? Вы их любите?
– Это моя работа. А некоторых я люблю.
– В таком случае – удачи.
– Спасибо.
Не осмелившись взглянуть ему в глаза, девушка пошла дальше, к двум прилично одетым дяденькам: оба при галстуках, запонках, пухлых животиках, оба с лысинами и с чопорными манерами. Они все делают медленно, с грузом собственного достоинства и без тени улыбки. Расслабились бы немного, а то вон как их вспучило. Оплачивая улыбки, коньяк и закуску, они очень собой довольны и не задумываются ни на секунду о том, что живут пошло.
Гена Красин не хочет быть похожим на них.
– Ну, с праздничком! – бодро сказал он Оле.
– С каким?
– С семнадцатым января две тысячи третьего.
– Или с днем знакомства со стюардессой по имени Жанна?
Оля ревнует или делает вид, что ревнует: он общался с этой девушкой чрезвычайно мило и позволил себе чуточку лишнего. И хотя легкая ревность ему приятна, он должен быть джентльменом. Поэтому, наклонившись к Оле и приблизив губы к ее ушку с гвоздиком-звездочкой из белого золота, он прошептал:
– Меня спасла ты.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как ей хочется улыбнуться, но она сдерживается, чтобы не выйти из образа. Еще немного, и треснет поверхностный лед, и Снежная Королева оттает. А что он? Сегодня он счастлив. Взмыв над тучами и оставив внизу суетность и зимнюю слякоть столицы, он парит в чистом небе цвета мягкой лазури и рядом с ним его женщина, которую он любит.
Под влиянием момента он поцеловал ее в щеку.
– Не стыдно вам, Геннадий Владимирович? – спросила она с маленькой шпилькой в голосе. – Она теперь не сможет работать, будет о вас думать.
– Она будет думать о том, что я ей сказал.
– Да? А я-то подумала, что ты хочешь произвести на нее впечатление.
– Я дал ей лоскутик для ее собственной картины мира.
Последние слова он произнес как-то очень серьезно.
– Ты думаешь, она найдет ему применение?
– Может быть не сразу. Разноцветных тряпочек много, иногда кажется, что они ни к чему не подходят, но однажды ты находишь им место, берешь иголку, нитки и пришиваешь. – Он улыбнулся. – Картина выходит пестрая и не очень понятная. Время от времени ты перекраиваешь в ней что-то и никогда не уверен в том, что все сшито правильно.
– Сколько людей, столько полотен, двух одинаковых нет.
– Самое грустное в том, что однажды они исчезнут. – Он сделал глоток вина. – Мы не вечны. Поэтому надо жить и радоваться.
– У нас с тобой все есть. Может, стоит потратить остаток жизни на что-то другое? Ты не думал об этом?
– Слышала о дауншифтинге?
– Нет.
– Популярная тема на Западе. Люди сдают квартиры в наем и переезжают в хижины на берегу моря – например, в Индию или Таиланд.
– Счастливцы.
– Думаешь?
– Если они не живут там как овощи и им нравится, то – да. Они научились быть здесь и сейчас. Они просто получают кайф от жизни. Они засыпают и просыпаются под шум прибоя, дышат морским воздухом, а не выхлопами. Вокруг них цветы и зелень, а не серые улицы. У них есть время для себя. Для того, чтобы полюбоваться закатом. – Она мечтательно улыбнулась. – Я тоже хочу в хижину. Надо только найти какое-то дело. Не сидеть же с бананом под пальмой. Мы могли бы водить экскурсии. Или открыть школу для бедных. Или написать книгу о счастье.
