– Мам, ты сказала, что купишь мне газировку! – вдруг вспомнил он, вмиг оживившись. – Я апельсиновую хочу! И большую!
– У меня нет памперсов.
– Я по телевизору видел, что памперсы вредные.
– Ты имеешь что-то против того, что я покупала тебе памперсы и ты был сухим и чистым даже в самые критические моменты?
– Нет, мам. Врут они все.
Мама только вздохнула.
«Как же они похожи», – думал между тем он, глядя на Лену и ее сына. Он ее копия. Он точно так же сжимает губы, когда чем-то недоволен или обижен, а его улыбка точь-в-точь – ее. Характер у него самобытный, но и здесь чувствуется, что он сын матери: общительный, милый, ну просто ангел, он может быть упрямым и твердым, когда надо. По знаку зодиака он Козерог. Не по годам рассудительный, он любит, когда с ним общаются как со взрослым, сюсюканья не выносит и может запросто нагрубить, если что-то ему не нравится. Он перерос подготовительную группу детского сада. Он умеет читать и писать, знает таблицу умножения, а еще время от времени шокирует мать своими высказываниями. Однажды он сказал, что забрал бы у богатых их деньги, заставил бы их работать или даже убил, а деньги отдал бы бедным. Ни больше ни меньше. Лена объяснила маленькому Робин Гуду, что не надо так говорить и тем более так делать. Если кто-то богатый, это не значит, что он плохой, а если бедный – хороший. Если первый много трудится и у него много денег, а второй ленится, то надо ли брать деньги у первого и отдавать лодырю? Как думаешь, зайчик? Однажды плохие люди так сделали. Они завидовали богатым и громко кричали, что все будут счастливы, если у всех будет денег поровну, но когда отняли и поделили, то стало много несчастья, а счастья стало меньше. «Мама, почему ты много работаешь, а мы не богатые?» – спросил он, выслушав мать. Дети наивны, их логика еще не скована жизненным опытом как панцирем, поэтому их бесхитростные вопросы порой ставят в тупик. Ответив, Лена только запутала сына. Он так и не понял, почему на разных работах платят по-разному и почему маме платят мало, хотя работает мама много. Мама спросила, откуда у сына эти революционные мысли. Выяснилось, что он увидел на улице дедушку, который хотел кушать и просил милостыню, стало его жалко, а «толстый дядька не дал ему денег и пнул банку».
Несколько дней назад мальчик снова шокировал мать. Он сказал, что хочет заняться боксом, чтобы бить всяких гадов. «Тебя кто-то обидел?» – «Нет, мам. Я ударю только один раз и все узнают, что я сильный, и будут бояться, а я – нет». – «Не надо бить первым». – «Почему?» – «Не надо». – «Почему?» – «Потому что не надо. Так делают злые люди». – «Тогда они ударят меня». Что на это скажете, Елена Владимировна? Требуется ваш многолетний педагогический опыт и еще кое-что, чтобы сын понял главные правила жизни без помощи дворовых наставников. Это вам не о звездах рассказывать. Не о дождике. Не о страусах.
Они вышли из супермаркета с обещанной газировкой. Игорь нес ее сам, крепко держа обеими ручками – два литра ярко-оранжевого детского счастья.
Супермаркет – памятное место. Снежным ноябрьским вечером, полгода назад, он купил здесь вино и фрукты, они пришли к Лене и занялись сексом. Сейчас он возвращается на место грехопадения, как сказали бы скучные черные братья, вдалбливающие людям, что жить и любить – это плохо. За две тысячи лет они крепко вбили в них свои старые колья, и не вытащить их оттуда без страшных усилий, без боли и крови. Они уже часть тебя и меня, часть нашего общего тела. Мы просим нашего личного Бога, молим его истово, чтобы справиться с этим.
Что чувствуешь, когда входишь в дом Лены?
Чувствуешь ли, что начал новую жизнь, новую счастливую жизнь?
Здесь ты будешь вставать утром, завтракать, обедать, ужинать, читать, смотреть новости, – день за днем, месяц за месяцем, и рядом с тобой будут два человека. Вы отныне – семья. Все зависит от вас, и от тебя в частности. Но ты с самого начала все портишь. Ты зачем-то подсчитываешь, раз за разом, на что хватит ваших более чем скромных финансов. Ты ловишь себя на мысли о том, что однокомнатная квартира меньше просторной двушки. Ты думаешь о мальчике и о том, как найти с ним общий язык. А также о бытовухе, медленно губящей чувства. Кажется, ты вообще не уверен, что ЛЮБИШЬ?
До ноября прошлого года жизненный поток нес тебя, куда ему вздумается. Долгое время ты плавал в болоте, вместе с квакающими лягушками и пиявками-кровопийцами, чувствуя, как тебя медленно засасывает в ил, и палец о палец не ударил, чтобы взять на себя ответственность за судно и проложить курс. В тот исторический вечер ты наконец это сделал, и за это тебе спасибо. В чем же дело теперь? Возьми себя в руки! Полярная звезда укажет тебе путь к счастью. Тебя же любят. ЛЮБЯТ. Видишь, как Лена радуется, что сегодня ты будешь с ней? Если и закрадываются к ней в голову грустные мысли, то она гонит их прочь с улыбкой.
Где же твоя [улыбка]?
Глава 13
Все его вещи, включая книги, заняли шесть картонных коробок и три полипропиленовых мешка, в каких постсоветские люди хранят дома муку и сахар, купленные с запасом. Несколько лет назад у него было в два раза меньше хлама. Это все буржуйская жизнь. Счастливый обладатель одиннадцати пар носков, двенадцати галстуков (которые он не жалует как класс и носит редко), двух костюмов, в том числе Хьюго Босса заоблачной стоимости, – складывая свои вещи, он думал о том, не на чувства ли выменяли они эту сытую жизнь? Не на искренность ли и близость друг к другу? Теперь у него есть дюжина никчемных галстуков, но нет Оли. Через час он уедет отсюда с коробками, воспоминаниями и горькой слезинкой, которой он не даст выкатиться. Больше он сюда не вернется. Никогда. Используя это слово, люди не видят будущее, но все равно зарекаются, ибо это приятно. Никогда. Плачешь. Никогда. Восходишь на собственный эшафот для оглашения приговора и казни. Никогда. Вечность отсутствия, по длительности равная жизни. Бывает и так, что это слово шепчут с волнением, с радостным биением сердца, с жаркой любовью – имея в виду нечто якобы не заканчивающееся с физической смертью; но, к сожалению или к счастью, нет во Вселенной ничего вечного, кроме того, чего нет.
Все. Коробки закрыты и заклеены скотчем. Еще есть время до приезда машины. Можно пройтись по комнатам и погрустить. Оли нет, и он не знает, хочет ли он ее видеть. А она? Хочет ли попрощаться? Вряд ли. Они не виделись с той самой встречи возле школы, это было очень давно, и нет более смысла. Но если бы в эту минуту она вошла, что они сказали бы друг другу? Что сделали бы? Воображение подкидывает несколько вариантов, в том числе фантастический. Что если взять этот последний и проработать детали: эмоции, взгляды и диалоги? Получатся ли строки романа в духе мастера жанра Федора Михайловича Достоевского, с героями на грани нервного срыва, а то и безумия?
Металлический звук прервал его мысли: в замочную скважину вставили ключ.
Раз. Два. Три.
Дверь открывается.
На пороге Оля.
Через мгновение она уже в зале: осунувшаяся и усталая. Она встречается с ним взглядом.
– Здравствуй.
– Привет.
– Собрался?
– Как видишь. – Бросив взгляд на коробки, он прибавил: – Я взял свои книжки и кое-какие фото, не возражаешь?
– No problem.
– Спасибо.
Она кивнула на музыкальный центр:
– Почему не складываешь?
– Потому что не мой.
– Мне он не нужен.
– Нет.
– Как знаешь. Может, выпьем на дорожку? – вдруг сказала она. – По рюмке?
– Если хочешь, выпьем.
Взглянув ей в глаза – не шутит ли? – он прошел на кухню, взял из шкафа на четверть пустую (или на три четверти полную?) бутылку «Мартеля», два пухлых бокала на маленьких ножках и с этим вернулся в зал.
Она ждала на диване.
Сев рядом, он дал ей бокал и выдернул пробку зубами. Плеснув в оба бокала пахучей коричневой жидкости, он вернул пробку на место и поставил бутылку на пол рядом с диваном:
– За что пьем?
– За будущее не пьют. За прошлое?
– Не чокаясь?
– Не на поминках.
Дзинь! – и официально все кончено, они скрепили контракт подписями.
Он выпил все залпом.
Она не отстала.
– Еще! – сказала она.
Он взял бутылку и снова выдернул пробку зубами.
– За что в этот раз? – спросила она. – За старую любовь? Или за новую?
Она испытывала его взглядом, всматриваясь в темные воды его сущности.
– За обе.
Дзинь! Они выпили.
– Знаешь, зачем я сюда пришла?
– Зачем?
– Чтобы увидеть твою уверенность.
– В чем?
– В том, что ты все сделал правильно и не жалеешь об этом. Но я не вижу. Или я ошибаюсь?
Он опустил взгляд.
– Я не сказал бы, что не чувствую ничего, кроме радости, но, по-моему, это естественно.
– Тебе грустно?
– Как сама думаешь?
– Да. Но скоро тебе станет легче. Или нет?
– Да.
– Налей раз так. – Она подвинула к нему бокал.
