Все было обычно, как вчера, позавчера, неделю назад. Но Токмаков видел, что площадь уже стала капканом, все выходы из нее плотно закрыты.
Время тянулось медленно, как телега по разбитым колеям. Часы на костеле показали 12.30. Старшина-летчик скучающей походкой подошел к фотографу, сел в кресло. Его место заняла девушка – старший лейтенант.
13.00. Солдаты вынули двигатель из машины и сели покурить.
13.20. Токмаков вошел в парикмахерскую, занял очередь.
13.31. Офицер появился на площади. Вот он, Ромуз. Токмаков сразу узнал его!
Офицер подошел к фотографу. Тот начал медленно перебирать снимки. Протянул. Офицер пожал ему руку и пошел.
* * *
Токмаков «вел» его по городу. Да, этот человек хорошо знал все проходные дворы, улочки, лазейки в развалинах. Чем дальше он уходил от центра, тем труднее было следить за ним. Так он крутился по городу минут двадцать и наконец свернул на узкую полуразбитую улицу.
Начинался район развалин. Улица вилась меж облупленных домов.
Токмаков догнал его:
– Простите, товарищ капитан, разрешите прикурить.
Ромуз полез за спичками.
Из-за угла выскочила «эмка», она поравнялась с Ромузом, и сильные руки прямо с тротуара дернули его в машину.
* * *
– У нас мало времени. – Подполковник Павлов прошелся по кабинету. – Нам некогда слушать и разбираться в вашем вранье.
Ромуз сидел на табуретке, руки связаны за спиной.
– Вы же прекрасно понимаете, что завтра мы проверим ваши документы. Но мы даем вам шанс.
Ромуз молчал.
– Так. – Подполковник усмехнулся. – Глядите. – Он поднес к лицу задержанного две фотографии.
Лицо Ромуза дернулось.
– Ну что, будем молчать дальше?
Капитан вздрогнул, будто его ударили кнутом, попытался встать.
– Вот! – Павлов выбросил на стол пачку сигарет «Каро». – Это изъято у вас. А это… – Павлов положил рядом раздавленную сапогом пачку. – Эта лежала в Смолах. На дворе убитого Андрея Капелюха.
– Нет!
Ромуз закричал, забился.
Двое офицеров подскочили, рывком подняли его с табуретки.
– Нет! Я не был там! Не был!..
– Кто вам дал документы? – резко, словно выстрелил, спросил Павлов.
– Недзвецкий… Это он… Я был должен ему… Много… Мы при швабах делали дело на черном рынке… Он дал мне форму… Документы… Сказал, привезешь харчи три раза, и все…
– Адрес!
– Не знаю. Мы встречались с ним каждый вечер в ресторане. Недзвецкий. Только я не знаю… Ничего не знаю насчет убийства…
– Предположим, я вам поверю.
Ромуз качнулся к столу:
– Вы должны мне поверить.
– Где вы получали продукты?
– Люди Рокиты привозили их к разбитой часовне за Смолами. Я на бричке забирал и отвозил в развалины. Отвозил и уходил.
– Кто такой Недзвецкий?
– Он всегда был связан с бандитами и в Польше, и при немцах, и при Советах.
– Кто ваш напарник?
– Не знаю. Зовут Сергей. Бывший вор. Его здесь, кроме Недзвецкого, никто не знает.
– Зачем он приехал?
– У Рокиты убили шофера. А они водить машину не умеют.
– Сколько человек у Рокиты?
– Пять.
– Как Сергей попадет в банду?
– Я должен отвезти его к часовне завтра в двенадцать. Отвезти и простоять с ним десять минут, потом оставить его и ехать в город.
– Где Сергей?
– На Костельной, семь, у Голембы.
– Когда он вас ждет?
– В восемь.
– Времени мало. – Павлов встал из-за стола. – Ромуз согласен помочь: Кузьмин, блокируй Костельную. Токмаков, сегодня в ресторане берешь Недзвецкого. Ясно?
Офицеры встали, пошли к дверям.
– Помните, ребята, – в спину им сказал Павлов, – возьмем банду, люди нам поверят. И тогда закон будет один – наш закон.
* * *
Фотограф работал. Сегодня выдался удачный день. Клиентов было много. И сейчас перед аппаратом сидели два солдата и две девушки.
Микульский накинул темное покрывало. Из-под материи были видны только его ноги в полосатых брючках.
Токмаков ждал, когда же наконец освободится фотограф. Солдаты встали, веселой гурьбой окружили Микульского. Отдали деньги, взяли квитанции. Отошли.
Токмаков почти бегом пересек площадь и плюхнулся на стул перед аппаратом.
Микульский понимающе посмотрел на него и спрятался под покрывалом.
– Готово, товарищ капитан.
Токмаков встал, подошел к фотографу и, протягивая деньги, сказал:
– Вы очень нам нужны, товарищ Микульский.
– Хорошо, – тихо, одними губами ответил фотограф.
* * *
Машина остановилась у костела. Офицеры свернули на узкую улочку.
– Притон, – с осуждением сказал один из офицеров. – У нас такого давно нет.
– Это где – у вас? – усмехнулся в темноте старший лейтенант Крюков.
– Ну, дома.
– Дома. Ты в милиции без году неделя.
– Этого добра везде хватает, – примирительно сказал один из офицеров.
Седьмой дом зиял мрачной, глубокой, как тоннель, аркой. От стены отделился человек в штатском.
– Где люди? – спросил Крюков.
– На месте.
– Ну, давай, Ромуз.
Миновав глухую длинную арку, офицеры вошли в темный квадрат двора. Только сквозь маскировку на первом этаже прорывалась узкая полоска света.
– Здесь? – спросил Крюков.
– Да.
В свете карманных фонарей лестница казалась еще более щербатой и обветшалой. Дверь с вылезшим войлоком.
– Давай, Ромуз.
Ромуз постучал. Тишина. Он постучал снова. За дверью послышались шаги.
– Кто?
– Это я, Големба, Ромуз. Сергей здесь?
– Здесь. Сейчас.
Дверь распахнулась. Крюков шагнул в прихожую.
– Тихо! – Он зажал рот хозяину. – Тихо, иначе…
Хозяин, щуплый, в сорочке без воротничка, закивал.
– Где он?
– В комнате, с бабой.
– Пошли.
Первая комната напоминала склад. Видимо, хозяин собирал дорогую мебель из разбитых домов.
Крюков подошел к двери, прислушался. Тихо. Он толкнул дверь, и офицеры ворвались в комнату. Дико завизжала полуголая женщина, вскочив с постели. Ее напарник спал, пьяно разбросав руки и бессмысленно улыбаясь.
– Интересно. – Крюков сунул руку под подушку, достал пистолет ТТ.
– Во, нажрался! – сказал один из оперативников.
– Берите его. Вы, гражданка, одевайтесь, тоже с нами поедете. А вам, гражданин Големба, придется здесь с нашими людьми поскучать.
* * *
На эстраде ресторана играл оркестр. Два аккордеониста, саксофон и ударник. Веселый прыгающий мотив немецкого фокстрота заполнил маленький зал.
Ресторан был небольшой, столиков пятнадцать. Его так и не успели отремонтировать после уличных боев. Когда-то хозяева строили его с претензией на варшавский шик, поэтому в маленьком зале преобладала покрытая золотом лепнина. Но это было когда-то. Сейчас на потолке и стенах расположились монстры с отбитыми головами, руками. Тусклый свет керосиновых ламп бросал на стены и потолок причудливые тени, заставляя лепных монстров оживать на секунду в своем безобразии.
В углу ресторана высился когда-то щеголеватый, словно дорогой автомобиль, бар, отделанный полированным деревом. Но щеголеватый он был до уличных боев. Теперь его наскоро зашили крашеными досками, и он потерял былую элегантность, стал похож на старый деревянный сундук.
И тем не менее ресторан был полон. Несколько офицеров с девушками, компания инженеров, приехавших из Москвы, железнодорожники в серой форме с серебряными погонами, местные завсегдатаи с дамами, блещущие остатками варшавской элегантности.
Микульского хорошо знали в ресторане. Почтительно поклонился мордатый швейцар, метр, бросив гостей, устремился навстречу фотографу.
На эстраде появилась певица, высокая красивая блондинка с усталым лицом. Увидев Микульского, она послала ему воздушный поцелуй.
Микульский раскланивался со знакомыми, пробираясь к стойке бара.
Певица запела. Голос ее, низкий, чуть с хрипотцой, заполнял зал щемящей грустью.
Несколько пар пошли танцевать.
Один из офицеров, сидящих за столом, внимательно следил за фотографом. Он видел, как Микульский подошел к бару, поздоровался с барменом, взял налитую рюмку, повернулся к соседу, заговорил с ним.
Микульский выпил и заказал еще одну рюмку. Он стоял у бара, облокотившись на стойку, глядя куда-то за спину бармена. Казалось, он весь под обаянием голоса певицы, под обаянием старого довоенного танго.
Высокий человек в коричневом спортивном пиджаке, в бриджах и офицерских сапогах с высокими голенищами бросил на стойку деньги и пошел к выходу, протискиваясь через толпу танцующих.
Микульский допил рюмку, вынул из кармана платок, вытер губы.
Высокий человек подошел к дверям в гардероб, оглянулся и цепко, оценивающе оглядел зал. Толкнул дверь. В вестибюле ресторана гардеробщик натягивал плащ на подгулявшего посетителя. Двое офицеров надевали фуражки у треснувшего наискось зеркала.
Человек взял свою кепку, подошел к зеркалу. На одну минуту в мутноватой глубине его он встретился глазами с офицером, вышедшим за ним следом. Скользнул взглядом по вестибюлю. Заметил напряженные лица офицеров, двоих в милицейской форме у выхода, почему-то растерявшегося гардеробщика.
