332
ЛЬВИНЫЙ ХЛЕБ
«Тридцать три года, тридцать три»,Это дудка няни-зари,Моей старой подруги.Первый седой волосИ морщинок легкие дуги —Знак, что и в мою волостьПриплетутся гости-недуги:Лихорадка — поджарая баба,Костолом — сутулый бродяга…В тени стиха-баобабаЗалегла удавом бумага.Под чернильным солнцем усладаПереваривать антилопу — чувства…Баобабы пасынки садаНеувядаемого искусства.В их душе притаились пумы,Каннибалов жадный поселок,Где треплются скальпы-думыУ божничных свирепых полок,Где возмездие варит травыНапитывать стрелы ядом,И любовь — мальчонка чернявыйС персиковым сладким задом.В тридцать три года норовЛобызать, как себя, мальчонка,Отныне женщине боровПодарит дитя-свиненка.И не надобна пупорезкаПолосатой тигровой самке…Песнословного перелескаНе ищите в славянской камке: —Питомец деда — ОнегаОтведал Львиного хлеба, —Прощайте изба, телега —Моя родная потреба!Лечу на крыльях самума —Коршуна, чье яйцо Россия,В персты арабского Юма,В огни и флейты степные.Свалю у ворот СуданаВязанку стихов овинных, —Олонецкого баянаВозлюбят в шатрах пустынных.И девушки-бедуинкиВ Песнослов окунут кувшины…Не ищите меня на рынке,Где ярятся бесы-машины,Где, оскаля шрифтные зубы,Взвизгивает газета…В зрачках чернокожей ЛюбыЗаплещет душа поэта…И заплачут шишками сосныНад моей пропащей могилой…Тридцать третий год високосныйВздувает ночи ветрило.Здравствуй шкипер из преисподней!Я — кит с гарпуном в ласту,Зову на пир новогоднийДьяволицу-красоту.Нам любо сосать в обнимкуПрогорклый собственный хвост,Пока и нашу заимкуХлестнет пургою погост.
333
Древний новгородский ветер,
Древний новгородский ветер,Пахнущий колокольной медью и дымом бурлацких костров,Таится в урочищах песен,В дуплах межстрочных,В дремучих потемках стихов.
Думы — олонецкие сосныС киноварной мякотью коры,С тульёй от шапки Ивана-царевича на макушке,С шумом гусиного перелета,С плеском окуньим в излуке ветвейЖивут в моих книгах до вечной поры.Бобры за постройкой плотины,Куницы на слежке тетерьей,И синие прошвы от лыжК мироварнице — келье пустынной,Где Ярые Очи зырянский ИсусС радельной рубахой на грядке —Вот мое сердце и знанье и путь.В стране холмогорской, в нерпячьем снегу,Под старым тресковым карбасом,Нашел я поющий, берестяный следОт лаптя, что сплел Ломоносов:Горящую пятку змея стерегла,Последье ж орлы-рыбогоны,И пять кашалотов в поморьи перстовПознанья Скалу сторожили.
Я племенем мозга змею прикормил,Орлов — песнокрылою мыслью,Пяти кашалотам дал зренье и слух,Чутье с осязаньем и вкусом —Разверзлась пучина, к Познанья СкалеЛазоревый мост обнажая.Кто раз заглянул в ягеля моих глаз,В полесье ресниц и межбровья,Тот видел чертог, где берестяный СпасЛобзает шафранного Браму,Где бабья слезинка, созвездием став,В Медину ведет караваны,И солнце Таити — суропный калачПочило на пудожском блюде.
Запечную сказку, тресковую рябь,Луну в толоконном лукошкеУ парня в серьге талисманный Памир,В лучине — кометное пламя,Тюрбан Магомета в старушьем чепце,Карнак — в черемисской божнице —Всё ведает сердце, и глаз-изумрудВ зеленые неводы ловит.Улов непомерный на строчек шестыРазвесила пестунья-память:Зубатку с кораллом, с дельфином треску,Архангельский говор с халдейским,И вышла поэма — ферганский базарПод сенью карельских погостов.Пиджачный читатель скупает товар,Амбары рассудка бездонны,И звездную тайну страницей зовет,Стихами жрецов гороскопы,Ему невдомек, что мой глаз-изумруд —Зеленое пастбище жизни.
334
Меня хоронят, хоронят…
Меня хоронят, хоронят…Построчная тля, жукиНавозные проворонятЛедоход словесной реки.
Проглазеют моржа златогоВ половодном разливе строк,Где ловец — мужицкое словоЗа добычей стремит челнок.
Погребают меня так рано,Тридцатилетним бородачом,Засыпают книжным гуаноИ Брюсовским сюртуком.
Сгинь, поджарый! Моя одёжаПестрядь нив и ржаной атлас!Разорвалась тучами рожа,Что пасла, как отары, нас.
Я из ста миллионов первыйГуртовщик златорогих слов,Похоронят меня не стервы,А лопаты глухих веков.
Нестерпим панихидный запах…Мозг бодает изгородь лба…На бревенчатых тяжких лапахВосплясала моя изба.
Осетром ныряет в оконцахКраснобрюхий лесной закат;То к серпу на солнечных донцахПожаловал молот — брат.
И зажглись словесные кладыПо запечным дебрям и мхам…Стихотворные водопадыПретят бумажным жукам.
Не с того ль из книжных улусовТянет прелью и кизяком,Песнослову грозится БрюсовИзнасилованным пером.
Но ядрен мой рай и чудесен,В чаще солнца рассветный гусь,И бадьею омуты песенРасплескала поморка-Русь.
335
Из избы вытекают межи,
Из избы вытекают межи,Русские тракты, Ломоносовы, Ермаки.Убежать в половецкие вежиОт валдайской ямщицкой тоски.Журавиная, русская тягаС Соловков — на узорный Багдад…В Марсельезе, в напеве «Варяга»Опадает судьба-виноград.Забубенно, разгульно и пьяно,Бровь-стрела, степь да ветер в зрачках; —Обольщенная Русь, видно раноПрозвенел над Печорою Бах!Спозаранка знать внук КоловратаАду Негри дарил перстеньком…Поседела рязанская хатаПод стальным ливерпульским лучом.Эфиопская черная рожаНад родимою пущей взошла.Хмура Волга и степь непогожа,Где курганы пурга замела.Где Светланина треплется лента,Окровавленный плата лоскут…Грай газетный и щокот конвентаСлавословят с оковами кнут.И в глухом руднике Ломоносов,Для Европы издевка — Ермак…В бубенце и в напеве матросовПогибающий стонет Варяг.
336
Глухомань северного бревенчатого городишка,
Глухомань северного бревенчатого городишка,Где революция, как именины у протопопа.Ряд обжорный и каланчи вышкаЖдут антихриста, сивушного потопа.На заборе кот корноухийМурлычит про будошника Егора,В бурнастых растегаях старухиГреют души на припеке у собора.Собор же помнит Грозного, Бориса,На створах врат Илья громогласный,Где же Свобода в венке из барбариса,И Равенство — королевич прекрасный?Здесь не верят в жизнь без участка,В смерть без кутьи и без протопопа.Сбывается аракчеевская сказкаПро немчуру и про мужика-холопа:Немец был списан на икону —Мужику невдомеки рожа…По купецким крышам, небосклону,Расплеснулся закат-рогожа.На рогоже страстотерпица РоссияКажет Богу раны и отеки…Как за буйство царевна СофияМы получим указ жестокий:«Стать уездной бревенчатой глухоманиЧерной кухней при Утгоф-бароне,И собору, как при грозном Иоанне,Бить уставы в медные ладони».
337
Миновав житейские версты
Миновав житейские верстыУмереть, как золе в печурке,Без малинового погоста,Без сказки о котике Мурке.
Без бабушки за добрым самоваром,Когда трепыхает ангелок-лампадка.Подружиться с яростным паромЧеловечеству не загадка. —
Пржевальский в желтом ПамиреВидел рельсы — прах тысячелетий…Грянет час, и к мужицкой лиреПрипадут пролетарские дети.
Упьются озимью, солодягой,Подлавочной ласковой сонатой,Уж загрезил пасмурный ЧикагоО коньке над пудожскою хатой.
О сладостном соловецком чинеС подблюдными славами, хвалами…Над Багдадом по моей кончинеЗаширяют ангелы крылами.
И помянут пляскою дервишиСердце — розу смятую в Нарыме,А старуха-критика запишетВ поминанье горестное имя.
338
