время, когда мы дрались, он был за двести верст.
– Напрасно оправдываетесь, капитан! Никто вам не поверит! Между тем начальству известно, что вы непозволительно стали отклоняться от службы. – С этими словами генерал Мешикзебу ушел во внутренние комнаты с офицером, державшим бумаги. Остальные вышли из дома.
Александр встретил на дворе Николашу и на вопрос, куда идет, узнал, что Прасковья Петровна, желая видеться с графом, послала его узнать, когда и где может она иметь свидание. Они вошли вместе в дом, занимаемый сановником,
В первой комнате стоял ряд офицеров. Пустогородовых впустили в другую – более обширную. Она была хорошо меблирована и обита красивыми бумажными обоями, перенятыми с французских. В одном углу сидел одинехонько офицер-ординарец. Тут же, около затворенной двери во внутренние покои, находились два адъютанта. Один из них, в изношенном мундире и в шарфе, сидел словно турок, посаженный на кол: он не был ни толст, ни худ; на груди его красовалось несколько орденов; лицо походило на восковую фигуру в вербное воскресенье, однако ж отличалось усами, чего обыкновенно не бывает. Другой, в сюртуке, сидел развалившись на стуле: этот был толст; грубые черты его лица выражали самодовольство: белизна и румянец казались подозрительными. Одною рукою он играл висячим часовым ключиком, другою по временам, поглаживал тщательно завитую прическу. Адъютанты разговаривали между собою. Александр подошел к ним и со всею вежливостью благовоспитанного человека спросил:
– Есть ли прием сегодня у его сиятельства?
– Подождите, так увидите, – отвечал, картавя, адъютант в сюртуке, не обращая взора на просителя. – Так я вам говорил, – продолжал он своему товарищу, – за прошлую экспедицию я буду переведен в гвардию тем же чином, а за будущую буду произведен в полковники и назначен полковым командиром нижегородского драгунского полка: что, батюшка?.. Двести тысяч годового дохода!
– Если бы вышли скорее награды за прошлый год! – возразил другой, – и мне хорошо было бы: я представлен в майоры и должен получить во Владикавказе линейный батальон, при котором транспорт… тут также тысяч сорок годового дохода, а я не буду этим пренебрегать, как нынешний батальонный командир. Но я слышал, что представления не скоро еще выйдут; их возвратили сюда для уменьшения наград… Ну, как наши-то с вами также уменьшат, вот будет обидно!
– Как это можно! Уменьшат награды лишь фрунтовых офицеров. И в самом деле, на что им так много получать? Для них все хорошо. Впрочем, если до осени они не выйдут или я буду недоволен своею, так не пойду в экспедицию.
Покуда шел этот разговор между адъютантами в одном конце комнаты, в другом Николаша бесился и говорил брату:
– Дело другое! Ты пришел являться по службе, так и дожидайся, покуда адъютант удостоит объявить тебе, будет ли принимать его генерал или нет. Но я частный человек: какое мне дело до адъютантов? Как не найти даже официанта, чтобы доложить! Да вот, кстати, идет один.
И в самом деле, в комнату вошел низенький человек, весьма неприметной наружности, в чрезвычайно коротком сюртуке, причесанный a la moujik, он держался так прямо, что затылок его опрокидывался, а борода торчала вверх; руки, вдетые в узкие белые перчатки, висели неподвижно: он всячески старался их выказывать. Николаша сделал несколько шагов к нему и сказал:
– Послушай, человек! Доложи графу, что Прасковья Петровна Пустогородова прислала сына своего: так не угодно ли его сиятельству назначить время, в которое мне можно будет видеться с ним?
Маленькие глаза человека засверкали. Он открыл ужасный рот и показал черные, закоптелые зубы свои. Это был смех, но смех иронический:
– Извините-с, я не человек, а чиновник Нохой, состоящий по особым поручениям при его сиятельстве.
– Простите мне мою ошибку, господин Нохой, и позвольте вас просить научить меня, как и где могу я видеться с графом?
– Я нисколько не обижаюсь вашею ошибкою: это часто случается. Если хотите видеть графа, адресуйтесь к дежурному адъютанту… он обязан доложить его сиятельству.
– Да что ж делать, когда он не хочет?
– Дождаться, покуда ему заблагорассудится. Кто нынче дежурным-то? А! Это Тихобис.
– А другой, в сюртуке?
– Другой… Чеплавкин. Но предупреждаю вас, что ни от одного, ни от другого ничего не добьетесь.
В комнате вельможи послышался звон колокольчика, адъютанты встрепенулись.
– Что засуетились? – спросил у них чиновник Нохой.
– Кажется, дежурного адъютанта звонит генерал, – сказал Тихобис.
– Где у вас уши? – возразил Нохой, – разве не слышите, что звонили один только раз: следовательно, зовут камердинера; для вас звонится два раза. Вот дельный-то народ – и того не разберут! – И чиновник пожал плечами. Потом прибавил: – Вас тут двое, и ничего не делаете, чтобы доложить графу, господин Пустогородов желает его видеть! Генерал так деликатен и вежлив со своей стороны, а вы заставляете этого господина ждать!
– Ступай доложи сам, – отвечал адъютант в сюртуке.
Нохой махнул с презрением рукою и, обращаясь к Николаше, спросил:
– Не намерены ли вы вступить к нам в службу?
– Как же!.. Для этого пришел к генералу: моя мать желает видеться с графом на мой счет.
– В какую же службу вы желаете?
– Разумеется, в гражданскую.
Нохой осмотрел с ног до головы Николашу и сказал:
– Имеете ли вы хорошие аттестаты от места прежнего служения? Надобно вас предупредить, что у нас очень разборчивы в выборе чиновников.
– У меня аттестатов никаких нет; но матушка давно знакома с графом.
– Да у нас граф ничего не значит! – возразил Нохой, улыбаясь. – Директора канцелярии, вот кого нужно просить!.. Я вам поставлю в пример себя: супруга графа во время его отсутствия отказала мне от дому своего; я думал, как бы ей отмстить! Прибегнул к директору канцелярии, польстил ему: не прошло полгода и я назначен состоять по особым поручениям при графе; а она, хочет или не хочет, должна меня принимать, да еще очень ласково.
– Как же вы решились бывать опять в доме, от которого вам раз отказано?
– Помилуйте! В нашем городе почти нет мужчины, которому не было бы отказано от какого-нибудь дома; а есть такие, которым отказано от многих домов.
– Что же делает, по-вашему, тот, кого отчуждают от общественного круга?
– Ничего не делает!.. Разве начнет посещать чаще те дома, где его еще принимают.
– Поздравляю вас с необыкновенно прекрасными обычаями.
– Покорно благодарю, – отвечал Нохой, раздирая рот насмешливою улыбкою и кланяясь с притворною благодарностью, потом прибавил: – А мы живем себе да поживаем, право не хуже никого!.. Награды хватаем еще лучше других!
Генерал Мешикзебу вошел, за ним линейный казачий офицер, которого мы уже видели. Не обращая внимания на присутствующих, генерал пошел прямо к двери, где прежде сидели
