которые заботливо поддерживали его под плечи. По крайней мере, спешно вызванный для спасения господина, Тимон поставил именно такой диагноз. Заявив, что подобное лечится подобным, он заставил Лоллия выпить целую чашку сетинского77, в которую перед тем всыпал какой-то бурый порошок, принесенный с собой. Головная боль через некоторое время после этого и правда немного отступила, однако, Лоллий все равно был уверен, что причина его жалкого состояния не похмелье, а не дававшие ему покоя мысли.
*****
Статилий Тавр сидел в той же позе, за тем же столом и с тем же выражением лица, что и вчера. Лишь по одежде можно было заключить, что префект все-таки покидал свое место: сегодня Тавр был одет в тунику, выглядевшую так, словно ее соткали на домашнем станке. Возможно, подобным выбором одежды Тавр хотел подчеркнуть неформальный характер своих утренних встреч, а возможно, просто не успел еще облачиться в тогу, время которой наступит позже.
– Ты пришел сообщить мне имя убийцы? – благожелательно спросил он, когда Петроний занял место напротив.
Поскольку невозможно было представить, чтобы римский префект до такой степени не был осведомлен о реальном положении дел, толковать его слова, вероятно, следовало как скрытый упрек. Петроний пожал плечами.
– Нет. Но у меня появился вопрос, на который можешь ответить только ты.
– Жаль. Очень жаль, – Тавр коротко, по-стариковски вздохнул. – Я слышал о третьем убийстве. Говорят, в этот раз какая-то куртизанка. Пятно на почтенном доме, пятно на достойной семье. Все эти сплетни, которые летают по городу как навозные мухи, смущая покой граждан. Это вызывает сожаление.
– Мой друг Луций Лоллий Лонгин в полной мере разделяет твои чувства. А я надеюсь на твою помощь.
– Конечно, конечно, – Тавр покачал головой. – Я слышал краем уха, что тебе удалось разговорить нашего пленника.
Собственно, у Петрония не было никаких причин скрывать от префекта содержание разговора с Аяксом. Хотя бы по той простой причине, что Тавру оно и без того было почти наверняка известно.
– Понимаю. Значит Арарик, – задумчиво проговорил префект, когда Петроний закончил. По реакции Тавра никак невозможно было понять, знал он уже о личности убитого рудиария, либо впервые услышал об этом только сейчас. – Я не помню молодого Арарика. Но я знал его отца. Ловкий человек. Многие делали состояния во времена проскрипций, но не многим хватило ума вовремя остановиться. Так что ты хотел спросить?
– Заговор Эгнация. Я знаю, что расследование вел Сатурнин, но сейчас он в Германии. И я подумал, что это дело не могло пройти мимо префекта.
– Конечно, – согласился Тавр. – Хотя на самом деле, тогда я не был префектом. Но я был в Городе и участвовал в расследовании как частное лицо. И о заговоре я знаю уж, никак не меньше Сенция Сатурнина, – ревниво уточнил он. – Об этом деле было много пустых разговоров в свое время, но за ними ничего нет.
– Что ты имеешь в виду?
Тавр поморщился и суетливо потер руки.
– Некоторые говорили, будто Сенций придумал заговор, чтобы свести старые счеты. Это неправда. Да, у Сенция были счеты к Эгнацию. Не у него одного, по правде говоря. Но ему не нужно было ничего придумывать. Да, он воспользовался горячностью Эгнация. Может быть спровоцировал того на необдуманные действия, когда отказался утвердить результаты выборов и признать его консулом. Но как представить себе на священном посту человека, который повадками больше напоминал гладиатора, чем сенатора! Человека, который погряз в пороках! Человека, чьи имущественные дела были не в лучшем состоянии, чем его совесть! И как бы там ни было, заговор существовал.
Тавр на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями. Опустив голову, он передвинул с места на место какие-то таблички. Зачем-то покрутил в руках папирусный свиток, который от частого чтения приобрел сероватый цвет. Отложил его в сторону и, не поднимая глаз, снова заговорил:
– То письмо Цезаря78. Помнишь, четыре года назад тебя интересовало, уцелела ли остальная переписка. Она уцелела. – Префект поднял голову, его голос постепенно стал обретать силу. – Они решили сделать письма Цезаря своим оружием. Я не знаю как, не знаю, откуда, не знаю, почему эти письма попали к Эгнацию. Но они были у него. Все эти бездельники, авантюристы, должники и неудачники бунтовали народ на сходках и требовали. Требовали денег, требовали должностей, требовали погашения долгов. О, видят боги, подобное стремится к подобному! Эгнаций был их вожаком. Он пригрозил опубликовать письма. Даже четыре года назад это могло потрясти основы государства, а тогда Город и так был на грани взрыва.
– Во имя блага государства, вы обошлись без формальностей.
Вообще-то в этот раз Петроний не хотел уязвить префекта. Но иногда вы получаете тем лучший результат, чем меньше к нему стремитесь. Тавр раздраженно отпихнул лежащие перед собой таблички и рявкнул:
– Чушь! Оснований у меня было довольно. Эти болтуны наговорили более чем достаточно. И про больного Цезаря, и про героев Мартовских ид, и про планы поднять бунт. У нас были списки людей, которых они собирались устранить. Список должностей, которые они собирались поделить между собой. Нас останавливало только то, что мы не знали, где они хранят переписку. Не хотелось рисковать. Спасибо, нашлись добрые люди.
Петроний поднял руки в примирительном жесте.
– Об этом я и хотел тебя спросить. Об этих людях.
Тавр фыркнул, откинулся назад, упершись спиной в стену и некоторое время, прищурившись, смотрел на Петрония. Наконец, утвердившись, очевидно, в каком-то своем мнении, удовлетворенно качнул головой.
– Твой гладиатор ошибся. Опасно делать выводы, построенные на пустых умозаключениях. Старший Лоллий ни при чем. Доносчиков было двое. Они пришли почти одновременно. Один к Сенцию, другой ко мне. Сенций арестовал заговорщиков, а я изъял переписку. Дело получилось шумным. Сенций хотел крови. Дело шло к новым спискам. Если бы милосердный Цезарь не вернулся тогда в Рим, осиротели бы многие семьи. А так, лишь Эгнаций и еще несколько человек приняли смерть, достойную их жизни.
– Тавр, я ценю твои воспоминания, – невежливо перебил всадник, но префект махнул на него рукой и Петроний замолчал.
– Мог бы и потерпеть. У молодежи теперь нет почтения к старости, – пробурчал Тавр, но тут, же сменил тон. – Ладно. Ко мне пришел Корвин. Ты его знаешь.
– Корвин?
К этому Петроний был не готов. Невозможно было поверить, что Корвин принимал активное участие в событиях, которые происходили в те времена, когда сам Петроний был еще ребенком.
Префект пожал плечами.
– Тебя это удивляет?
– Это было шестнадцать лет назад!
Тавр покачал головой.
– Конечно. Вы считаете Корвина своим
