Корви посмотрел на часы.
— Здесь есть где выпить? Я имею в виду — не нарушая комендантского часа?
— Да, сэр. У штаба есть что-то вроде самодельного бара. Бармена там нет, и хайболл не закажешь, Но там есть приличная шведская картофельная водка и громко гремит музыка, так что посторонние ничего не услышат.
— Вот и отлично… Через полчаса, нормально?
— Окей, сэр.
Донилон появился с приличным опозданием — почти на полчаса. Грубые брюки, репортерский жилет с множеством кармашков, кепка. Корви успел повторно предупредить русских, найти это место и заказать водку. Как и везде спрос определял предложение: пять долларов за стакан, сорок — бутылка. Цена просто бешеная, тот, кто будет продавать спиртное в таком месте, обогатится за год. Народ — в основном инспектора ООН, ЮНИСЕФ и прочих организаций, которые пытались что-то здесь сделать — а кто-то и просто наживался на беде. Немцев не было — видимо не по карману.
Протолкавшись, Донилон сел за стол, положил на стол бейсболку, всей пятерней пригладил волосы. Они у него были как и раньше — вихрастые и непокорные…
Полковник подвинул ему бокал.
— Спасибо, сэр. Редко удается…
— Мало платят?
— Не в этом дело, сэр. Эта мегера… У нее как реактивный движок в заднице.
— Трахаешь ее… смотри не пролей.
Донилон чуть не подавился водкой.
— Да вы что, сэр. Она же коммунистка. И психованная — конкретно. Она берет здесь интервью у ублюдков, на которых пробу негде ставить. Только вчера — она брала интервью у какого-то крестьянина, точнее главы крестьянской общины. Так у него дома — коммунистическая литература! И портрет большевистского лидера! Этот сукин сын говорит, что он коммунист и чтобы спасти страну и то, что от нее осталось надо пригласить сюда чертовых комми — а она понимающе кивает. Клянусь, как вернусь, я немедленно сообщу куда надо, пусть разбираются. Или…
— Я не по этому делу — сказал полковник, отвечая на незаданный вопрос — а она вообще кто? Ты что — охранник посольства?
— Нет, сэр. С меня хватило. В Форт Коллинзе я ударил офицера и ушел по тихой… в общем. Делал кое-какие делишки… южнее, понимаете.
— Понимаю.
— Ну, вот. Я и не знал про эту суку! А она, оказывается — как-то взяла интервью у русского психа, который взорвал Пешавар, представляете? Нет, вот скажите, как она могла взять это интервью, если она сама — не коммунистка долбанная, продавшаяся комми, а? Она перегнала это в Штаты, начался скандал — прямое доказательство того, что тут русские комми руку приложили. В итоге — меня кое-кто попросил помочь. Но платит мне телевидение. Мы репортажи гоним.
— Про коммунистов?
— Нет, сэр. Это она в свободное время интервью берет, говорит — для книги. Вообразила, что получит Пулицеровскую премию, мать ее.
— Да… интересно — протянул полковник и разлил водку.
— А вы как, сэр? Про вас после Бейрута не видно не слышно было.
— Нормально — Корви хлебнул из своего стакана — большую часть времени после Бейрута просидел в Майами. Потом — вот, бросили сюда. Осмотреться.
Донилон понимающе кивнул. В Майами — значит, работал против режима Кастро. Оглядеться — означает выполнение задания.
— А русских психов тут полно еще, как думаешь?
— Не знаю, сэр. Тут и без русских психов хватает.
— Не Бейрут.
— Пока, сэр. Здесь просто никто не вмешался еще. Никому это не надо. В Бейруте комми постоянно подбрасывали оружие палестинцам, вы же знаете.
Полковник кивнул.
— А здесь этого нет. Эта страна просто никому не нужна, я удивляясь, как они раньше жили. Здесь же ничего нет! Одни фанатики. Есть и похлеще, чем в Бейруте, сэр.
— Ой ли? Круче фалангистов? Или аль-Амаля?
— Круче, сэр. Тут воевали с красными, там, за границей. Полно оружия… в горах даже производство подпольное развернуто. В стране полно всяких религиозных психопатов, действуют какие-то организации, которые помогают свихнувшимся на Коране психам со всего мира ехать сюда и делать джихад. Об афганцев тут ноги вытирали, сейчас власть рухнула и они мстят. В приграничье набитые оружием лагеря, враждебные племена, остатки частей пакистанской армии, которым дали под зад в Афганистане и они сейчас сами по себе. Какой-то умник поставлял сюда оружие сотнями тонн, и сейчас все оно разошлось по рукам. Плюс еще часть афганской армии — они бежали сюда, но там полно коммунистов и все при оружии. Так что, сэр, здесь настоящий Ливан, с той лишь разницей, что населения здесь — под сотню миллионов.
Полковник присвистнул, как будто этого не знал.
— Да, сэр, под сотню миллионов. Жрать нечего, ничего не работает, за нормальные куски земли, на которых можно хоть что-то вырастить идет настоящая бойня — но это еще не все. Местные племена и группировки, сэр, разобщены, но рано или поздно, клянусь Богом, сэр, найдется кто-нибудь, кто их объединит. И здесь я надеюсь только на одно, сэр, что когда это произойдет — меня здесь уже не будет. Вот так, сэр.
— Невесело — полковник Корви отсалютовал стаканом, наполовину наполненным шведским картофельным самогоном.
Рушани вернулся в двенадцатом часу ночи. Комендантский час его не касался — у него было удостоверение военной разведки Генштаба Пакистана. Самой разведки уже не существовало, но люди оставались и за неимением никаких других удостоверений — принимались во внимание эти.
— Что нового — полковник Корви не спал.
— В горах неспокойно. Надо подождать пару дней, моего человека нет на месте.
— Мы выступаем завтра на рассвете. До семи ноль-ноль по местному.
Рушани пожал плечами.
— Сэр, в горах опасно.
— Здесь еще опаснее. Здесь журналистка из либеральных, возможно — советский агент. Оставаться нельзя.
Из Кветты — выехали по самому утру, между шестью и семью. Кветта была последним пунктом присутствия миротворческих сил ООН, здесь был крупный, прикрываемый танками лагерь, тут же происходило распределение помощи между племенами. Дальше — шла дикая территория, горы, где обитали пуштунские племена, лагеря беженцев — тоже для пуштунов. Соваться сюда — было опасно, но другого выхода не было.
Устроились в кузове, прямо на мешках с рисом и мукой. Полковник Рушани, сам Корви и все четверо русских, которым предстояло идти через границу. Русские — уже осмотрели свое оружие, Корви приказал не держать его открыто, русские подчинились — но положили оружие в ногах, дослав патроны в патронник. Нельзя было сказать, что это была чрезмерная мера предосторожности: по данным ООН в этой стране разошлось по рукам не меньше тридцати миллионов стволов.
Горы здесь были лесистые, красивые. По обочинам — мусор, чаще всего какие-то ржавые железяки, бумагу здесь подбирают на растопку, дерево — тоже. Попадались и обгорелые скелеты машин, обобранные до рамы.
Корви — уже составил свое представление об этой стране и этих людях. Гордые… самое плохое то, что они гордые. В Латинской Америке, где он видал бардак и похлеще, у людей был комплекс «мачизма», они должны были постоянно чем-то доказывать, что они крутые. Но в душе — они такими не были, все-таки католицизм сильно проник в Латинскую Америку. Они могли пожалеть даже американца, хотя американцы — для многих были смертельными врагами. А вот тут — не пожалеют. Он вчера видел, какими глазами эти люди смотрят на тех, кто раздаем им гуманитарную помощь. Свое истинное отношение к ним они скрывают — но иногда проскакивает… нехорошие такие искорки.
А раз здесь гордые люди — значит, здесь должно быть полно коммунистов. Где гордые — там всегда и коммунисты. В Западной Европе такого не было — приняли план Маршалла как миленькие. А вот тут — было, коммунисты никогда не примут помощь. Они предпочтут гнобить собственных сограждан в лагерях, но помощь не примут.
— Как вообще у вас здесь с коммунистами? — внезапно даже для себя самого спросил Корви у сидящего рядом полковника.
— С коммунистами? Плохо здесь с коммунистами, эфенди. Десять лет назад я был еще капитаном, и мы тогда здорово повеселились — вздернули президента, а потом прошерстили эти проклятые города. Тогда даже виселиц не хватало, приходилось расстреливать этих проклятых комми. А теперь намного хуже. У всех оружие, недавно, когда полицейские притащили в участок коммунистического агитатора — толпа напала на участок с оружием и освободила его. Я уверен, что когда русские ударили по нам атомной бомбой, коммунисты только и ждали этого момента, у них все было заранее согласовано, вот так вот. Как по волшебству — и оружие появилось и агитаторы. Мы сидим как на пороховой бочке, сэр. А Америка не хочет нам помочь.
— Я же здесь.
— Со всем уважением, эфенди, это не помощь. Нам надо пару дивизий морской пехоты, чтобы навести порядок. Прошерстить лагеря, вздернуть всех агитаторов, расстрелять кое-кого из предателей. Мы воевали за ваши интересы и проиграли, а вы не захотели нам помочь. Если вы и сейчас не захотите нам помочь — здесь через десять лет будет проклятое коммунистическое варево, с которым потом уже никто не разберется…
