Судья подошел к одному из снайперов, чьи лица по цвету не отличались от дорожной пыли — ничего сложного, есть специальные составы, смешиваешь их с пылью и наносишь на лицо и открытые части тела.
— Как твое имя?
— Сержант Вахид Шарипов, товарищ генерал!
— Я не генерал. Отсюда родом?
— Никак нет, из Казани.
— Доброволец?
— Так точно. Отбирали нас, я попросился в Афганистан.
— Первый взрослый разряд по биатлону — негромко подсказывает Бек — мы берем тех, кто имеет разряды по стрельбе, по беговым дисциплинам.
— Почему в Афганистан.
— Брат погиб.
— Мстишь, значит?
— Так точно.
Судья провел ладонями по щекам, имитируя омовение. Затем задумчиво сказал…
— Месть — это хорошо, Вахид Шарипов. Месть это правильно…
Для командного состава — были построены несколько уютных двухэтажных домиков, финский проект, легких. Холодно здесь почти не бывает. Для каждого из инструкторов — небольшая, но уютная двух или трехкомнатная квартирка, считай, в курортном месте.
Для обстоятельного разговора — судья попросил показать домики для инструкторского состава. Они вместе поднялись в комнату Бека, судья прошелся по комнатам, постучал по стенам, обстоятельно расспросил супругу, как здесь живется. Одобрительно похлопал по встроенной кухонной мойке.
— Хорошо построили — сказал судья, неспешно присаживаясь на поданный ему стул — мебель тоже в комплекте идет?
— Да, выбили фонды. Сделали, чтобы не стыдно было, эти домики — по новому, комсомольскому проекту идут.
Судья кивнул.
— Забора о человеке прежде всего. Что-то мы забывать об этом стали. Тратим деньги… ракеты всякие покупаем. Но нет. Афганистан показал простую и жестокую истину: если есть люди, готовые умереть, просто люди — то с этим ничего сделать невозможно. Невозможно.
Судья достал янтарные, старые четки. Бек ничего не ответил, потому что не знал, что ответить.
— Как вы считаете, ваша работа по созданию учебного центра специального назначения закончена?
За то время, пока Бек строил центр — выбивал фонды, договаривался со строителями, мотался в Казахстан и Узбекистан, договаривался с начальниками колоний о том, чтобы прислали зэков — он стал хитрым как змий в бюрократических вопросах. От правильного разговора зависело очень многое — дальнейшее выделение фондов, например…
— Как сказать, товарищ Гасанов. Первую очередь мы сдали, здесь основные вложения завершены. Но… есть много чего можно еще сделать, планы имеются. Американцы создали новый род войск, мы не имеем права отставать от них.
Судья неспешно перебирал четки.
— Я… — неспешно начал он, истинно неспешно и внушительно, как только может говорить восточный человек — удовлетворен увиденным, товарищ Бексултанов… полковник Бексултанов.
— Подполковник, товарищ Гасанов — поправил Бек.
Из-за того, что председатель ПГУ КГБ не имел никакого воинского звания — у офицеров это вызывало затруднения при обращении к нему. Посвященные — обращались к нему «товарищ генерал-майор юстиции».
— Полковник.
— Служу Советскому Союзу!
— Я в этом и не сомневаюсь… пальцы судьи продолжали перебирать янтарные голыши — но служить можно по-разному. Вы заметили, что я задал вопрос немного по-другому — не сделана ли вся работа, а сделана ли вами работа на своем месте. Вам не кажется, что вы… несколько исчерпали себя на этом месте?
Бек пожал плечами. Только очень смелый человек — мог сделать это в присутствии начальника самого высокого ранга. Остальные — помнили как Устав КПСС, что перед лицом начальствующим нужно иметь вид лихой и дурковатый. Особенно — если никакой другой у тебя отродясь не получался…
— Вам виднее, товарищ Гасанов.
Судья какое-то время помолчал. Он оценивал людей как раз по таким вот моментам — и сейчас мысленно поставил Беку четверку. Не двойку и не пятерку. Четверку. Не сломлен системой, не раб — но и прямоват для разведки. Не хитроумен.
Но может это и хорошо. Полно уже — хитро…банных.
— Я говорю о том, товарищ Бек, что вы выполнили здесь свою работу. Построили комплекс. Наладили процесс подготовки. Что еще? Есть много людей, которые не могут построить с нуля ничего, но если им дать что-то — они, по крайней мере, не пустят это по ветру. Если найти такого человека и поставить его во главе Учебного центра — то вы высвободитесь для того, чтобы работать на каком-то новом направлении.
Бек хотел сказать сакраментальное — готов работать там, куда поставит меня партия. Но не сказал. И правильно сделал — иначе бы Гасанов попрощался бы с ним и уехал.
— Я готов работать — коротко, не подобострастно сказал он.
— Хорошо. Что вы заканчивали?
— Минскую школу КГБ.
— КУОС?[121]
— Так точно.
— Работали по линии контрразведки?
— Так точно.
— Что у вас было на оперативном обслуживании?
— Ничего особенного. Сельский район. Еще на Олимпиаде был.
— По линии разведки?
Бек снова пожал плечами.
— Если только Афганистан. Я имею в виду боевую работу.
— Но в Минской школе вас обучали приемам разведдеятельности?
— Так точно.
Гасанов, наконец, убрал четки в карман.
— Вы редкий специалист. Опыт контрразведчика и одновременно — опыт спецназовца, в том числе педагогический — подготовка специальных групп.
— Я не один такой — сказал Бек. Он не относился к своему опыту как к чему-то особенному.
— Тем не менее, вы делом доказали возможность созидать новое. И я разговариваю с вами. Работа есть разная. Есть работа в штабе. Есть — на самом краю.
— На самом краю — ответил Бек.
— Почему?
Сложно было сказать…
— Я военный. Мой род — был родом воинов.
— Это хорошо…
Судья убрал четки в карман.
— Есть планы создать агентурно-боевую группу. Они уже есть в ГРУ — но там немного не то. Берут армейских дуболомов и отправляют их заканчивать Военно-дипломатическую академию. Но это еще хорошо, если так. В последнее время — Военно-дипломатическая академия превратилась в еще одно тепленькое место, в стартовый трамплин для карьеры. Я полагаю, вы не удивитесь, если я скажу вам вот о чем — когда как врага народа разоблачили генерала Полякова — мало кто из его воспитанников расстроился…
Понятное дело, корочки есть, на холод[122] не пошлют…
… потому у меня и возникают мысли. Патриотизм и преданность Родине проявляются делом. Вы уже бывали в Афганистане, верно?
— Так точно.
— Из тех людей, кого вы видели и знаете лично — как по вашему, сколько могут… после подготовки, естественно — работать на холоде. Во враждебной среде в исламских странах. Работать плодотворно, как нелегалы — но при необходимости и на острых акциях?
Бек задумался. Конечно, в армии дуболомства хватало, но… По его мнению — для такой работы на втором месте после знаний и подготовки — нужна инициативность. На уровне старшего лейтенанта — капитана от нее успешно избавляются… кто хочет расти по должностной лестнице. Но вот из зеленых летех, у которых еще глаза горят — людей набрать можно. Если их изначально исключить из дуболомной среды и правильно обучить…
— Такие люди есть. Немного, но есть.
— Я все чаще задумываюсь о Востоке, товарищ Бексултанов. Обстановка там… сложная. Не менее сложная, чем была в Европе в межвоенный период. Огромное количество людей, которые живут очень бедно, угнетаемые военными режимами и никогда в жизни не видевшие справедливости. Крайне высокая рождаемость — при том, что этих детей просто некуда девать, для них там нет ни работы, ни перспектив в жизни. Американцы думают, что они могут контролировать ситуацию — но они ошибаются. Сильно. Товарищ Бексултанов, вы можете назвать себя восточным человеком?
Бек никогда не думал о себе как о восточном человеке. Жена у него была русская и у него были те же самые проблемы, что и у любого русского человека. Но он — не раз бывал в Афганистане, глубоко погружался в его культуру, быт, обычаи. И чувствовал, что они находят отклик в душе. Это ему было не чужое.
— Скорее да, чем нет товарищ Гасанов.
Судья посмотрел на спеца прищуренными, совсем молодыми, умными глазами.
— Вот и скажите мне, товарищ Бек — можно ли сказать, не покривя душой, что мы контролируем Афганистан.
Вопрос был из тех, за неправильный ответ за который можно было слететь с работы и поломать всю карьеру. Был такой анекдот. Нехороший. Это что за Бармалей заскочил на Мавзолей. Брови черные, густые, речи длинные, пустые. На трибуне он стоит, мямлит когда говорит. Кто даст правильный ответ, тот получит десять лет. Как и все умные люди — Бек не высказывал вслух возмущения, но считал, что если за правильный ответ десять лет — то что-то неладно в государстве. И дальше — будет хуже. Сейчас он с удивлением понял, что председателю ПГУ — он хорошо знал, передали шепотом, что это за человек — так вот ему и в самом деле нужен правильный ответ.
