— Мы… оказываем вам помощь какую можем. Мы не допустим, чтобы сюда из Афганистана расползлась зараза коммунизма.
Полковник хмыкнул.
— Надеюсь, мистер. Но надежды мало, потому то я и отправил свою семью к вам туда. Я не хочу здесь жить лет через десять…
Их перехватили на подходе к населенному пункту Ванна — небольшому, сильно разросшемуся за счет беженцев в последнее время городишке. Раньше — здесь жили за счет примитивного сельского хозяйства, приграничной торговлишки, когда в соседней стране начался джихад — за счет джихада. Сейчас — расположенные здесь лагеря стали опорными пунктами самых разных сил: формировавшихся из бывших солдат армии Пакистана банд, афганских банд, пуштунских банд, прибывших сюда со всех сторон света джихадистов. Они ездили по дорогам, устраивали разборки, хватали все, что только плохо лежит — а что хорошо лежит, могли оторвать с руками. Эти, которые обогнали их машину и посигналили, чтобы остановились — явно могли. Два пикапа Тойота, один из них белый, четырехдверный, такими пользуется ООН. В кузове одного из пикапов — пулеметчик с русским ПК, установленным сошками на кабину. Серьезная вещь.
Русские напряглись. Корви услышал звук, от которого все похолодело внутри — характерный щелчок, издаваемый переведенным в боевое положение автоматным предохранителем.
— Не стрелять — тихо сказал полковник — я разберусь…
— Вы их знаете?
— Да. Люди Халеса…
Халес — был самым кровожадным из полевых командиров Пешаварской семерки, он был ранен во время вторжения в Афганистан — но сейчас выздоровел…
Убедившись, что водитель грузовика ООН подчиняется — бандиты взяли машину в клещи, один пикап спереди, другой — сзади. Воронкообразное рыльце русского пулемета — смотрело прямо на кузов…
Один из бандитов, перевязанный пулеметными лентами как анархичный матрос, в дешевых блестящих полицейских очках — вылез из кабины Тойоты. В его высоко поднятой руке — был русский автомат со складным прикладом. Здесь его звали Калаков — пуштуны плохо выговаривали некоторые русские буквы…
Полковник спрыгнул ему навстречу.
— Саламуна, вроу…
— Салам. Что ты везешь?
— Рис и муку.
— И этот груз охраняют семь воинов?
— Когда на дороге такие опасные люди как ты — не хватит и десятка…
Бандит польщено улыбнулся.
— В этом ты прав, брат. Но раз ты едешь по нашим землям, не мешало бы расплатиться за проезд…
— Почему это они стали твоими?
— Потому что наш лагерь в двух километрах отсюда, а твой в тридцати.
— Но велико ли это расстояние для настоящих воинов — сорбозов?
Намек был прозрачным — нет никаких проблем в том, чтобы прийти и отомстить. К тому же — опытным взглядом бандит понял, что сопровождающие груз — отнюдь не новички в своем деле. И ситуация не столь однозначна, чтобы с ходу выявить победителя.
— Хвала Аллаху, у нас есть припасы, поэтому, мы не возьмем доли для себя. Но у нас есть женщины и дети в лагере на нашей земле, их надо кормить, пойми нас, брат…
— И сколько ты хочешь, брат?
Бандит почесал бороду.
— Думаю, половины того, что ты везешь хватит…
— Половины… Брат, ты впадаешь в грех лихвы. И кроме того — как ты повезешь половину в свой лагерь, куда ты положишь свою долю?
Непонятно, сколько еще могла продолжаться такая торговля и к чему она могла привести — но тут обе стороны услышали характерный стук вертолетных лопастей. И он приближался…
— Шайтан…
Вертолет появился на небольшой высоте — румынская Пума, лицензионный вариант французской. Но в отличие от французского варианта — румынская Пума была вооружена по стандартам Восточного блока — НУРСы и пулеметы.
Полковник протянул свернутые в трубочку деньги.
— Возьми это и хвали Аллаха, что послал тебе меня на пути…
Бандит поколебался, но все же взял деньги. Точнее — схватил, быстро и цепко.
— Хвали Аллаха, что послал этот вертолет…
Остаток пути до промежуточной точки они проделали без происшествий.
Афганистан, Кабул
21 июня 1988 года
Конечно же, ни генералом Птицыным, ни полковником Телятниковым, ни людьми, названными перед смертью бывшим генеральным секретарем ЦК НДПА Мохаммедом Наджибуллой — дело не ограничивалось. Это была лишь малая часть того айсберга, который неумолимо надвигался на не такой уж в общем и плохой корабль под названием Союз Советских Социалистических Республик. Айсберг можно было обойти, его можно было взорвать — но для этого надо было видеть сам айсберг и понимать, чем грозит его столкновение. Увы… слишком многие блаженно веровали, закрывая глаза на растущую на горизонте точку и, талдыча всем надоевшие лозунги, думали что на их век — уж точно хватит…
Прежде чем говорить о предательстве, о вреде, который оно принесло и о наказании, которое постигло предателей — нужно говорить о том, почему тот или иной человек предал. Ведь ребенок не рождается предателем, ни в детском саду, ни в школе, ни в институте, ни в армии — предавать никто не учит. И если человек предает — то нужно задавать вопрос, почему он это делает. Иначе предательство будет повторяться — раз за разом, раз за разом…
Надо понимать, что в СССР гражданская война, начавшись в восемнадцатом, так никогда и не закончится и тлеющие угли ее — будут вспыхивать вновь и вновь, как только запахнет керосином. СССР — это страна созданная в ходе гражданской войны, именно в ходе ее сформировалось государство. Государство это сформировалось как государство тотального господства большинства над меньшинством. Как государства отсутствия компромисса. Именно отказ от любых форм социального компромисса определял лицо Советского союза первых сорока лет — либо ты с нами, либо — ты против нас. Монолитность общества и отсутствие системы сдержек и противовесов (суть тормозов и якорей) обеспечило фантастически быстрое развитие государства — но когда накопились социальные противоречия, все это стало угрожать самому существованию государства.
Советское государство создавалось как государство крестьян для крестьян — наверное, первая в мире попытка создать некую общинную утопию, государство равенства. Практически продолжение общины, только на всю страну. У крестьянской общины были свои, специфические особенности, сформированные потребностями в выживании в суровых условиях. Так, земля регулярно переделивалась, причем по самому уравнительному принципу — по количеству едоков.[124] Многое в общине было общим. На государство и на право смотрели как на что-то отвлеченное — было обычное право и был суд в виде схода общины — единственный, который уважали. Справедливости отдавалось абсолютное предпочтение перед правом, причем справедливости очень специфической. Описывается случай, когда мировой суд, судивший двух крестьян по вопросу спорного участка, присудил одному отдать две трети спорного участка, одному — одну треть. На процессе случился корреспондент, он удивленно спросил — почему так, ведь если один прав, а другой нет, то тому, кто прав надо отдать весь участок. Ему спокойно объяснили, что и там и там — большая семья и этим двоим — еще жить по соседству. Люди, которые строили Советский союз — были суровыми, они обходились минимумом и требовали того же от других, не ценили человеческие жизни — но точно так же ни в грош не ставили и свою. Многие личные потребности с крестьянской суровостью они объявляли баловством. Эти люди верили в Царство Божье. А в восемнадцатом — им показалось, что его можно построить и на земле, прямо сейчас, уже скоро, через год — два. И они взялись за винтовки.
Им противостояли люди, которые были самыми обычными людьми в западном понимании этого слова. Люди, которых не отличишь на улице большого, космополитичного города, такого как Париж или Нью-Йорк от других горожан. Люди, которые признавали право в западном его понимании, в душе при этом понимая что такое право служит закреплению некоей несправедливости — но все же принимали его. Люди, которые признают право и возможность одного человека на эксплуатацию других людей. Люди, которые никогда не отдадут ничего чужим, пусть и рядом живущим людям — именно потому, что они для них чужие, не общинники, не свои. Люди, живущие в городах и поэтому давно лишившиеся сильнейшего, почти животного чувства общности, принадлежности к единому роду, виду, племени, народу. Этих людей было немного, примерно десять, максимум пятнадцать процентов от общего — но это были те самые буржуазные спецы и прочие, без которых невозможно функционирование нормального, современного общества, без которого — страна была просто обречена на жесточайшее порабощение, порабощение кем угодно — гитлеровцами, англичанами с французами, даже поляками.
