Нагруженные черным золотом эшелоны отправлены в Москву, в подарок товарищу Сталину.
Председатель выругался.
— Перестарались, холуи… Не в Москву, а к доменным печам надо гнать уголек, — сердито проговорил он.
— Неугомонный ты наш, — ласково взъерошила мужу волосы Вера Васильевна. — И все-то тебе надо! Пусть у товарища Сталина голова болит… На то он и вождь! У тебя что, собственных забот мало?
Про неугомонность сочинитель знал, клял себя за нее, а вот измениться не мог. Вот было ему до каждой государственной крупноты и мелочи дело — и все тут. Такой уж несуразный человек Станислав Гагарин. Ни себе, ни сотрудникам, ни, тем более, домашним не давал покоя.
— Слушай, слушай! — воскликнул сочинитель, когда жена на минутку отлучилась на кухню. — Ну дает, Иосиф Виссарионович… Где ты, Вера?
Ему очень хотелось, чтобы жена лично оценила сообщение о том, что товарищ Сталин принял в Кремле группу депутатов Верховного Совета России во главе с его председателем и предложил им временно поработать в административных структурах, создаваемых вождем на период выхода Державы из кризиса.
— Вы, избранники народа, будете моими глазами и ушами в центре, понимаешь, и на местах, — сказал воодушевленным конкретной работой депутатам Иосиф Виссарионович. — Наведем порядок — вместе подумаем о формировании новых представительных органов.
Товарищ Сталин одобрил решение председателя Верховного Совета вернуться в экономическую науку.
— Верная, понимаешь, мысль, — сказал вождь. — Народ нас не поймет, если во главе русского государства будут стоять два лица кавказской национальности…
— Ну дает, Иосиф Виссарионович! — вновь восхитился остроумием недавнего гостя собственного дома и боевого соратника Станислав Гагарин и вновь навострил уши: передавали официальную хронику.
Виктор Черномырдин остался во главе кабинета и теперь по поручению вождя формировал правительство. Министром иностранных дел был уже назначен Сергей Бабурин, а на печать и информацию пошел главный редактор газеты «День» Александр Проханов.
Образовали также республиканский Совет по нравственности и защите населения от массовой антикультуры. Руководителя этой организации пока не было: его должны были определить на конкурсной основе.
Появилось еще несколько хозяйственных министров, но их имена Станиславу Гагарину ничего не говорили, он попросту не знал этих людей.
«Черномырдину виднее, — подумал сочинитель. — Наверное, это те замы, которых он тихой сапой уже подсовывал к р е б я т и ш к а м в голубых штанах из тимуро-егоровской команды».
В международных известиях сообщили, что Билл Клинтон прислал товарищу Сталину телеграмму. В ней только-только вылупившийся президент поздравлял вождя с возвращением и выражал надежду на то, что возродятся добрые отношения России и Америки времен Франклина Рузвельта, дух Ялты и Потсдама вновь восторжествует. Затем Клинтон приглашал Иосифа Виссарионовича посетить Соединенные Штаты в любое удобное для него время.
Товарищ Сталин в ответной телеграмме благодарил молодого президента за теплое послание, соглашался сотрудничать в духе нового российского курса, но от посещения Штатов отказался. Я слишком стар, чтобы покидать родной дом, писал вождь, да и слишком много мусора накопилось в стране. Пока вычистишь авгиевы, понимаешь, конюшни, немало времени на это уйдет. Но Билла Клинтона с супругой товарищ Сталин готов был принять в Москве со всей широтой русского гостеприимства.
Одними из первых приветственные телеграммы вождю прислали китайские товарищи, руководители западных европейских государств. Были депеши и от бывших участников Варшавского договора, но далеко не ото всех. Причина была прозаической. Лидеры этих стран, равно как и тех республик, которые отделились от России, попросту покинули государственные посты и сбежали в неизвестном направлении.
Были, увы, и случаи самоубийства.
«От страха, наверное, — подумал Станислав Гагарин. — Побоялись грядущей ответственности… А ну как Горец потребует в Кремль с отчетом?!»
Но о репрессиях не сообщалось. Кое-кто, правда, сел под домашний арест, о котором дикторы, захлебываясь от умиления, сообщали, что меры сие превентивные, предупредительные, значит, имеющие целью защитить посаженных от народного гнева и самосуда, и сидят они, голубчики, в комфортабельных условиях собственных дач или квартир, и что им даже обеды горячие доставляют из ближайших ресторанов.
К сожалению, были и печальные вести. Одного из сбежавших диктаторов южной мандариновой области опознали, несмотря на маскарад, местные жители.
Его попросту тут же растерзали на части…
Советник товарища Сталина по общественным связям выразил неудовольствие случившимся и заявил, что органам государственной безопасности дано указание подобных беглецов отлавливать и доставлять в Россию для открытого и демократического суда.
— Ведь и в том несчастном случае погибший от руки народа преступник был жителем Москвы и находился под юрисдикцией России, — заявил советник вождя.
«Жаль, что у Лины Яновны нет телефона, — сокрушился Станислав Гагарин. — Она бы сказала: есть Бог на свете».
Его главный бухгалтер, русская беженка из Сухуми, давно предрекала бананово-лимонному злодею подобный бесславный конец.
И тут зазвонил телефон.
Сам писатель ни с кем не связывался — боялся оторваться от экрана. На него пока никто не выходил, также, видимо, пялились в телевизионный я щ и к.
Вера Васильевна подняла трубку.
— Тебя, — сказала она мужу. — Голос незнакомый, женский.
— Станислав Семенович? — осведомилась та, что звонила ему домой. — Здравствуйте! С вами будет говорить товарищ Сталин…
«Вроде бы не было у него в заводе брать в помощники женщин», — отвлеченно подумал сочинитель, которому голос невидимого с л а б о г о существа показался как раз знакомым.
— Слушаю, — нейтральным тоном сказал он.
— Сталин говорит, — услышал писатель характерный, немного усталый голос вождя. — Понравился сценарий?
— Как сценарий!? — вскричал Станислав Гагарин. — Разве вы…
— Не имею права, дорогой письменник, — с нотой глубокого сожаления произнес вождь. — Детерминизм и этика Зодчих Мира не позволяют.
— А что же на экране? — расстроенно спросил писатель.
— Альтернативный мир, понимаешь, — вздохнул Иосиф Виссарионович.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ХРИСТА, ИЛИ БОГ В КАТАКОМБАХ
Звено восьмое
I
Отмечали день рождения Христа.
Предложил было Станислав Гагарин собраться у него дома, да воспротивился этому Иосиф Виссарионович.
— Не дело, понимаешь, — сказал он. — Вера Васильевна еще от новогодней ночи не отошла… Женщина она весьма, понимаешь, гостеприимная. Даже с той присущей только русским чересчуринкой.
— А разве кавказские люди не потрясают гостей хлебосольством? — с улыбкой спросил товарища Сталина Вечный Жид.
— Эге, — пыхнул дымом из трубки Иосиф Виссарионович, — на Кавказе вовсе другой, понимаешь, компот, партайгеноссе Агасфер. Особенно в Грузии… У них хлебосольство — театр, скорее даже цирк. Показуха, одним словом, пустое, хотя и обременительное, не спорю, бахвальство.
У нас в России — наоборот. Гостеприимство не показное, скромное, но тем оно и святее, понимаешь, краше и божественней, что ли… Воистину христианское, как его понимал наш славный именинник.
Поэтому не будем злоупотреблять сердечностью супруги нашего письме́нника. Соберемся на мальчишник, как обычно. Мы — солдаты Галактического корпуса мира, к бивуачной, понимаешь, жизни не привыкать.
— На этот раз раздобудем и маркитантку, — загадочно промолвил Фарст Кибел и внимательно посмотрел на Папу Стива. — Уху варить…
— Тогда и вовсе, понимаешь, хорошо, — подбоченился вождь и пригладил усы.
Шестого января вечером в квартире писателя раздался звонок.
Трубку подняла Вера.
— Вы знаете, — сказала женщина невидимому собеседнику, — он работает сейчас, в кабинете находится Станислав Семенович. А может быть, и погулять вышел… Сейчас посмотрю.
Этот наивный прием она разработала, чтобы оградить мужа от пустых, отвлекающих Станислава Гагарина звонков, хотя сочинитель считал, что в то время, когда он пишет роман, надо попросту отключать телефон.
— Говорит, что по издательскому делу, важный вопрос, — сообщила Вера Васильевна, входя в писательский кабинет. — И фамилия не нашенская… Вроде бы Лютер.
Про отца Мартина сочинитель жене не рассказывал еще.
— Спасибо, милая, — сказал он. — Его мне сейчас как раз и не хватало…
— Решили пообедать завтра вместе, — сообщил по телефону отец Реформации. — Брат Иисус так пожелал… Станиславу Семеновичу, говорит, сложно будет приехать в Звенигород на ужин. Куда подать машину?
