Не стоит забывать и о том, что Крымские походы были лишь частью антитурецкой кампании и сыграли свою роль во взятии австрийцами в 1688 г. Белграда — в то время как крымская конница была фактически выведена из игры, так как ожидала очередного русского похода и не могла покинуть полуостров.
Но все же результаты Второго Крымского похода, сравнительно с теми средствами и усилиями, которые были в него вложены, оказались мизерными. И хотя в Москве Голицына встречали как триумфатора, а все участники Крымского похода получили золотые памятные медали (самую большую, 300 граммов весом, получил, конечно, сам князь Голицын) и различные пожалования, дело катилось к неминуемому свержению правительства царевны Софьи и Голицына. Вскоре это и произошло. Царевна Софья была удалена в Новодевичий монастырь, а проявивший нерешительность во время Петровского переворота (такую же, как и под стенами Перекопа) Голицын был выслан в Архангельский край.
Могло показаться, что вслед за Софьей и Голицыным будет свергнут и гетман малороссийский Мазепа — как голицынский ставленник. Однако этого не случилось. Обычно это приписывают исключительно дипломатической ловкости гетмана, но, думается, дело не только в этом. Ни Петр, ни его советники не считали Мазепу ставленником Голицына; кроме того, гетман неплохо зарекомендовал себя во время Крымского похода — и это тоже было учтено, ведь Москва на ту пору не собиралась выходить из Священной лиги.
Итак, гетман возвращается на родину, что называется, «на коне». С оного ему слезать не пришлось, ибо Россия (куда входила и Малороссия), мир ни с турками, ни с татарами не заключала и де-факто находилась с османами в состоянии войны. Но если российские войска после Крымских походов ушли на историческую родину, то украинцам деваться было некуда — Крым оставался ближайшим соседом, притом весьма мстительным. Ежегодно казакам приходилось отбиваться от татарских набегов и самим тревожить неприятеля — т.е. продолжать вести борьбу в рамках Священной лиги практически в одиночку, без поддержки российских войск. Из этих казацких походов стоит выделить поход 1694 г., когда запорожцы вместе с пятью компанейскими гетманскими полками штурмом взяли угловые укрепления Перекопской линии, что рядом с Сивашом, захватив при этом 8 пушек, 5 знамен и 60 пленных и доказав, что стены Перекопа не являются неприступными, как о том докладывал в свое время Голицын. Другой казацкий отряд напал на окрестности Очакова и земли Буджацкой орды. Цель этих операций следующая: в то время крымцы двинулись в поход на Венгрию (территорию австрийских Габсбургов), но, узнав о казацких «диверсиях», повернули назад. В результате «…Гетманъ отправилъ всехъ пленниковъ и ихъ знамена и пушки въ Москву чрезъ Полковником Мировича и Боруховича, кои получили отъ Государя знатные подарки, а къ Гетману благодарственные отзывы».
Эта война «и за того парня» была нелегким испытанием для Малороссии. Население Гетманщины к 1700 г. составляло около 1,1 млн. человек, при этом «под ружьем» постоянно было около 40 тысяч человек (3,6% населения), а во время Крымских походов численность казацкого войска доходило до 75 тысяч человек (6,8%). В то же время численность сугубо российской армии доходила до 164 тысяч человек и до 50 тысяч иррегулярной конницы (калмыки, башкиры) при населении 13,5 млн. человек, что вместе дает 1,6% занятого на военной службе населения (включая иррегулярные войска). Кроме большей нагрузки на податное население приходилось учитывать еще два фактора: а) постоянные военные действия на границе и убытки от набегов татарских; б) убытки от прерванной на время боевых действий торговли, в том числе и таким важным продуктом, как соль.
Особенно от этих двух факторов страдал Полтавский полк. Мало того что Крымские походы прокатились именно по нему как цунами — полтавцы из-за антитатарской войны не могли обеспечить себя солью (ранее они покупали ее в турецкой крепости Кази-Кермене). Кроме того, татары в диверсионных (да и грабительских) целях разоряли полтавские селитряные заводы, принадлежавшие полковнику Федору Жученко. Сам Жученко жаловался Мазепе, что татары «припавши к могилам робленим селитру под городком Нефорощею будучим купою немалою оных через сей день усиловуют добувати, хотячи загорнутпи в полон свой агарянскш майданников».
Неудивительно, что именно в его недрах зрела оппозиция гетманскому политическому курсу — при этом не будем забывать, что курс этот был в унисон российскому политическому курсу.
В то время в казацких полках, где должности были выборными, ведущую роль играли старшинские кланы, которые выдвигали из своих недр сотников и полковников, а также прочих представителей местной власти. В Полтаве таким кланом был род Федора Жученко. Сам Федор был включен в реестр еще во времена Б. Хмельницкого в 1649-м, в 1654 г. был участником Переяславской рады. У Жученко не было сыновей, но было четыре (минимум) дочери, одна из которых была замужем за Иваном Искрой (будущим полтавским полковником), а другая — за генеральным судьей Василием Кочубеем. Третья же дочь была замужем за Петром Буцким, полтавским полковым судьей, дочь которого, Анна, стала женой некого Петра Иваненка (Петрика).
Именно этот последний в 1691 г., будучи канцеляристом в Генеральной канцелярии (место далеко не последнее), бежал на Сечь, где тут же стал писарем Войска Запорожского (тоже должность не последняя), а потом метнулся в Крымское ханство с предложением освободить Малороссию «от москалей» и их «ига» и вернуться к золотым временам симфонии Богдана Хмельницкого и Ислам-Гирея. И хотя «бедного Петрика» было принято считать если не выразителем народных чаяний и представителем запорожской голытьбы, то уж национальным романтиком точно, при ближайшем рассмотрении он оказывается человеком не только не бедным (на Сечи он говорил, что «отца своего, жену, дети и родственных своих с маетностiю немалою оставил»), но и самым что ни на есть прагматиком, который представлял интересы полтавской верхушки. Неудивительно, что, узнав о переговорах Петрика с ханом, гетман первым делом устранил Федора Жученко с полковничьей должности, а Василия Кочубея приказал «взяти в замок за караул». Пикантность состояла еще в том, что Василий Кочубей не только вел сепаратные переговоры с ханом, но и был уполномочен российским правительством следить за Мазепой и докладывать о его делах — что «кум Васыль» и делал до 1708 г.[105]
Но клан Жученков выкрутился: зять Искра стал полтавским полковником вместо тестя, а «кум Васыль» вернулся к должности генерального судьи, т.к. согласно Коломацких статьям гетман не мог уволить никого из генеральной старшины без санкции Москвы. Всех этих Жученок-Кочубеев-Искров Мазепа уничтожит только в 1708 г. после очередного на него доноса — и сделает это руками Москвы. В краснокаменной проведут по всем правилам дознание — и неугомонные полтавчане будут изобличены в своих злых умыслах. А вот казнить их будет решено на родине — в с. Борщаговке под Белой Церковью. Вот как это описывает Н. Костомаров.
«… 14 июля утром рано преступники выведены были перед собрание всего войска запорожского и перед толпы стекшегося с разных мест малороссийского народа. Их конвоировали три великороссийские роты с заряженными ружьями. Прочитаны были их вины. Затем их обоих подвели к плахе и отрубили головы. Тела их лежали в продолжение всей литургии выставленными на позор. По окончании литургии положили их в гробы и повезли в Киев. Там они были погребены в Киево-Печерской лавре близ трапезной церкви, где и теперь можно видеть над ними каменные плиты с истершеюся от времени надписью, сложенною, конечно, уже после измены Мазепы.
В наказе, данном Вельяминову -Зернову, привезшему преступников, велено было объявить волю государя, чтобы преступники были казнены; но если гетман станет просить, чтоб их оставить в живых, то Вельяминов-Зернов должен был ограничиться ответом, что в наказе у него нет о том ничего и он не смеет ничего чинить без царского указа. Такого великодушия со стороны гетмана не последовало. Мазепа в посланной тогда государю грамоте выразился, что христианское милосердие побуждало его просить освобождения от смертной казни «лжеклеветников и всенародных возмутителей», но так как они дерзнули «языком льстивым лживым бл… словить о превысочайшем вашего царского величества гоноре и здравии, за которое всем нам под высокою вашею державою и сладчайшим государствованием пребывающим должно и достойно до последней капли крови стоять и умирать, а не токмо противное что оному чинить и сочинять, но и помыслить страшно, ужасно и душегубно», — поэтому он не оказал милосердия клеветникам»[106].
Правда, по просьбе гетмана, далеко не все имущество полтавских олигархов будет конфисковано — часть будет оставлена семьям погибших. Тут Иван Степанович проявил излишнюю гуманность, ибо это не было оценено; когда он сам попал в опалу, все земли Мазепы и его сторонников были конфискованы, а семьи «мазепинцев» взяты под караул.
