На ночлег у нас комнат хватает, Маша разместит, если надо.
Алина с сыщиком поднялись, подошли к Бородичу.
— Спасибо огромное, Виталий Иванович, но мы поедем, — сказала Алина. — Вот только Марии Егоровне помогу прибрать здесь, и вызовем такси.
— Смотрите сами, — кивнул Бородич, — но хотя бы не так быстро, мне легче будет заснуть, когда в доме есть люди.
Я смотрел на Бородича, и мне становилось как-то не по себе. Старость и одиночество, пожалуй, самое нелепое и страшное состояние человека. Это ждет и меня, подумал вдруг я. Если доживу, конечно.
Словно уловив мои мысли, Виталий Иванович посмотрел на меня как-то очень странно, с испугом что ли. Я выдавил жалкую улыбку.
— Леша, проводи меня, — сказал он и, сунув руки в карманы, ссутулившись, направился к дверям.
— Пойдем на крыльцо, подышим немного, — сказал он мне, когда мы вышли из гостиной.
На улице было тихо и намного теплее, чем когда я приехал. Весна упорно брала свое.
— Ты какой-то сегодня дерганый. Скажи, как твои дела? — спросил Бородич. — Только не ври мне.
Не ври! Да кому я врал когда? Это вокруг меня разворачивается бал-маскарад! Даже ты, Бородич…
— Виталий Иванович, мне кажется, что про мои дела вам известно больше, чем мне самому.
— О как! — рассмеялся он. — А чего такой сердитый?
Чего я сердитый, лучше никому не знать, — хотелось мне огрызнуться.
— Да не сердитый. Просто мне не по себе, когда мои дела разруливаете вы. Спасибо, конечно, но я же не ребенок, в конце концов.
Виталий Иванович облокотился на деревянные перила, задрал голову и посмотрел на яркую луну, сияющую в просветлевшем после туч небе.
— Красота какая, посмотри, — промолвил он грустно.
Конечно красота. Нет ничего краше на небе, чем луна. А самая прекрасная луна для меня — моя Селена. У меня вдруг перехватило дыхание от мысли, что рядом со мной сегодня в машине могла быть она.
— Ладно, не злись на старика, — примирительно сказал он. — Хочу, чтобы ты хотя бы за работу не переживал. И знай, если что не так — делай, как я говорил, уезжай куда подальше. За бизнесом твоим я присмотрю, и без куска хлеба не останешься. Будь спокоен.
— А вернуться когда будет можно? — поинтересовался я. — Или мне пластическую операцию сделать и стать фермером? Мне надо знать правду, понимаете? Кому я навредил, в чем виноват?
— Я попробую, Леша, найти стоящего сыщика. Уже думал об этом. Это непросто, поверь.
Поверь! Да я не то, что верю, а знаю! В твоем доме, дорогой Виталий Иванович, один такой прохлаждается. Тьфу ты!
— Это действительно трудно, — согласился я. — Интересовался.
Бородич с удивлением на меня глянул и что-то хотел сказать, но в этот момент в его кармане завибрировал телефон.
— Да, — глухо ответил он. — Что?! — Его глаза округлились, и он посмотрел на меня: — Диму кто-то избил. — Давай сюда его, быстро!
— Что случилось? Кто избил?
— Да если бы знать, — махнул рукой Бородич. — Сейчас Андрюха привезет его. Узнаем.
Минут через десять во двор въехал старый Фольксваген Сапрунова. Мы с Бородичем уже стояли у ворот. Сапрунов выскочил из машины и открыл заднюю дверцу. Дима медленно опустил ноги на траву и потом с помощью Андрея, шатаясь и держась рукой за перебинтованную голову, вышел из машины.
— Господи! — воскликнул Виталий Иванович. — Этого нам только не хватало! Рассказывай, не молчи.
— Да что он может сказать, чуть живой, — заступился Сапрунов.
— Маша! — крикнул Виталий Иванович в сторону дома.
Мария Егоровна и Алина уже спускались с крыльца.
— Бегу уже! — откликнулась Мария Егоровна. — Увидела, что машина въехала к нам и сразу… Дима! Боже мой…
— Не причитай! — оборвал ее Бородич. — На первом этаже комнату посмотри. Положим его там.
Мария Егоровна, хлюпая носом, засеменила обратно в дом.
Дима поморщился и отстранился от Сапрунова.
— Сам пойду.
Он медленно поковылял к дому. Мы за ним.
— Соседи позвонили мне, — сказал Сапрунов, — сказали, что Дима ваш, похоже, пьяный валяется около своей машины в переулке. А там темнотища. Ни одного фонаря. Как еще увидели! Так бы и лежал там до утра, может.
— Так вроде не пьяный, — возразил я, внимательно посмотрев на Соловьева.
— Нет, конечно. Без сознания был. Я из аптечки нашатырь достал. Очухался. По голове, говорит, кто-то ударил. Сильно, видать, стукнули — меня не сразу узнал. Хотя темно, конечно, там. Ну, посмотрел голову, крови нет.
— Его в больницу надо, — сказала Алина. — Голова — это серьезно.
— Я приложил пакет охлаждающий, примотал.
— Это хорошо, что холод, — кивнула Алина.
— Я не знаю, — пожал плечами Сапрунов, — Виталий Иванович вот решил сюда.
— Да, я решил так, — тяжело дыша, подтвердил он. — Посмотрим, если надо, то здесь врач посмотрит.
Мы добрались до дверей, сосед Бородича остался стоять внизу.
— Ладно, Виталий Иванович, я поеду, мне еще Димину машину надо отогнать, а то за ночь разберут на запчасти.
Диму уложили на диван в маленькой комнате возле гостиной. Кроме дивана там была еще пара кресел, письменный стол со стулом и на стене висел небольшой телевизор. Эту комнату мы называли «переговорной». Когда собиралось много гостей, в эту комнатку любили заходить, чтобы поговорить наедине, вдали от шумной компании.
Соловьев лежал с закрытыми глазами, но не спал. Виталий Иванович был зол, я это видел по плотно сжатым губам и выдвинутому немного вперед подбородку.
— Интересно, чего его занесло в этот переулок? — задал я риторический вопрос.
Дима приоткрыл глаза и медленно произнес:
— Я не знаю. Не помню…
Я глянул на Бородича.
— Ладно, пусть отдыхает, — сказал тот.
Мы с Виталием Ивановичем вышли из комнаты. Алина и Мария Егоровна остались. Где был Подмазов — неизвестно. Тактично ушел в «тень», надо полагать. И на том спасибо.
— Как вы думаете, что на самом деле могло произойти? — спросил я.
Бородич хмыкнул:
— Вот не знаю. Но если опять связался с отморозками, пускай пеняет на себя.
В этот момент я почему-то подумал не про отморозков, а про то, что возле дома Бородича появился призрак неприятностей. И, кто знает, во что еще это нападение на Соловьева выльется. А всякая криминальная шушера местечкового разлива — так, мелочи. Не было бы другого горя. Сказать о своих сомнениях Бородичу я, конечно же, не посмел.
— Я поеду, Виталий Иванович. Если
