– Вот это выстрел! – сам себя похвалил маленький охотник и, подскочив к стреле, приподнял ее и в шутку откусил яблоко прямо со стрелы, как с вилки.
Но тут большой охотник подскочил к нему и отнял стрелу и лук. Он выбрал глазами яблоко, нацелился и, хотя благодаря своему большому росту был гораздо ближе к нему, чем его товарищ к своему яблоку, промахнулся.
Маленький охотник, доедая свое яблоко, стал хохотать над ним, но большой охотник наконец с третьего выстрела сбил яблоко.
И Чику было так приятно глядеть, как это взрослые дяди отнимают друг у друга лук и веселятся, как дети. И Чик знал, что они любят друг друга, хотя все время подтрунивают друг над другом. Они уже сбили много яблок, и Чик хрустел яблоком, и сами они хрустели яблоками, и Белочка грызла яблоко. И только охотничьи собаки, обиженные и напуганные падающими яблоками, уселись в сторонке, неодобрительно поглядывая на своих хозяев.
Наконец они насытились игрой (яблоками тоже), и большой охотник, возвращая Чику лук и стрелу, сказал:
– Спасибо, Чик. Удовольствие – лучше всякой охоты.
Чик был тронут.
– Чик, твоя собака ест яблоко? – удивился маленький охотник, только что заметив Белку, грызшую яблоко.
Поздновато заметил. Белка уже грызла второе яблоко, придерживая его одной лапой. На земле, конечно.
Это были зрелые, вкусные яблоки. Если яблоко было зеленое, Белка от силы съедала одно. А зрелых яблок она могла съесть несколько. Из этого Чик заключил, что у собаки, как и у человека, бывает оскомина.
– Да, – сказал Чик, – она ест все фрукты. Яблоки, груши, инжир, виноград.
– Ну и собака! – удивился маленький охотник, и вдруг его маслянистые китайчатые глаза лукаво залучились. – Ах, Чик, если б ты знал, какая у меня была охотничья собака! В мире больше нет такой собаки. И однажды на охоте я ее потерял. Зову, зову, ищу, ищу – нет, затерялась. И вдруг через три года охочусь в тех же местах и встречаю ее!
– Она одичала, но узнала хозяина! – воскликнул Чик.
– Нет, – печально признался маленький охотник, – все было гораздо хуже. Я увидел, ты представляешь, Чик, скелет моей любимой собаки, делающий стойку на мертвую перепелку! Оказывается, когда я ее потерял, она нашла перепелку и, сделав стойку, три года ждала меня!
– Это… это гениальная собака! – воскликнул Чик, пораженный неимоверной красотой верности своему долгу.
– Да, Чик, – повторил маленький охотник, – три года она ждала, когда я подойду с ружьем и возьму перепелку.
Чик так живо и так любовно представил картину неимоверной красоты верности своему долгу, что ему захотелось внести в нее точность.
– Нет, – сказал Чик уверенно, – ждала она дней десять, а потом умерла с голоду… Так, бывает, часовой замерзает на часах…
Чик на мгновение подумал, что умершая от голода собака должна была свалиться. Но потом решил, что вполне возможно, что она продолжала стоять на ногах. На четырех, хоть и мертвых, ногах вполне можно устоять. Еще живая, столько дней стоя на одном месте, она нашла самую лучшую точку равновесия. Чик до того был захвачен неимоверной красотой подвига собаки, что ему не приходило в голову подумать: а чего, собственно, ждала перепелка?
– Да, Чик, вот какие бывают собаки, – вздохнул маленький охотник, а потом добавил: – Ты со своей стрелой доставил нам столько удовольствия, что я хочу дать тебе поохотиться с ружьем.
У Чика захватило дух. Воздух прямо застрял в груди.
– Ты когда-нибудь стрелял из ружья?
– Только в тире, – выдавил Чик застрявший в груди воздух.
– В тире это не то, – сказал маленький охотник и подал Чику свою двустволку.
Чик впервые взял в руки охотничье ружье и сразу же почувствовал его нешуточную, смертоносную тяжесть.
– Только вот что, – предупредил его маленький охотник, – все время держи ствол подальше от себя. Целиться ты умеешь. Увидишь дичь, нажимай на спусковой крючок… Новичкам везет. Недаром ты диких уток заметил на болоте. Здесь они редко садятся…
Чик успел рассказать охотникам о том, как он стрелял в водяную курочку и увидел диких уток.
– В этих местах иногда появляется черный лебедь, – продолжал маленький охотник, – он прилетает с моря… Это очень осторожная птица… Но новичкам везет, кто его знает…
– А куда идти? – спросил Чик, балдея от счастья и уже уверенный в глубине души, что ему повезет.
– Прямо в сторону моря, – сказал маленький охотник, – он иногда тут появляется… Особенно в папоротниках…
Чик пошел вперед. Он с трудом держал тяжелое ружье. Белочка выскочила вперед. Чика это нервировало, но сейчас прогонять ее было бы слишком суетливо. Он боялся, что Белочка, не зная, как себя вести с черными лебедями, вспугнет его. Или, чего доброго, сам он сгоряча заденет ее какой-нибудь дробинкой.
Чик шел и шел и все время думал о том, чтобы помнить о местонахождении Белочки во время выстрела в черного лебедя. Не горячиться!
И вдруг он увидел черного лебедя. И, главное, в стороне от Белочки. Высунув длинную шею из папоротников, лебедь стоял в тридцати шагах от Чика и прислушивался к чему-то.
Чик нагнулся и, еле удерживаясь на ногах, – тяжесть ружья так и тянула ткнуться носом в землю, – сделал еще шагов десять и распрямился. Лебедь все еще стоял над папоротниками, вытянув шею и к чему-то прислушиваясь. Чик приложился к ружью, прицелился, взял пониже шеи лебедя, там, где в папоротниках скрывалось его тело. И, одновременно думая о том, что нельзя медлить, потому что Белочка может набежать, стал нажимать спусковой крючок. Он нажимал, испуганно удивляясь, что выстрела все нет и нет, а потом вдруг как бабахнуло!
Вместе с выстрелом раздался лай Белки и хохот бегущих к нему охотников. Чик ничего не мог понять. Лай, хохот, бегущие шаги, а лебедь как стоял, так и стоит! И вдруг он вспомнил, что есть еще и второй ствол, и заторопился, чтобы выстрелить до того, как прибежит Белка. И он прицелился еще раз и, уже ничего, кроме пьянящего азарта, не испытывая и уже совершенно не чувствуя тяжести ружья, бабахнул второй раз.
И опять лебедь стоит как завороженный. Прибежала Белка, неистово лая на ружье, прибежали хохочущие охотники, а Чик ничего не мог понять и только повторял:
– Вон лебедь! Два раза! Не улетел!
– Пойдем, посмотрим, – сказал маленький охотник, и они подошли к тому месту, где стоял лебедь.
И вдруг сквозь расступившиеся папоротники, как в бредовом сне, Чик увидел, что нет никакого лебедя, а есть старая перевернутая коряга, торчащая в небо одним корневищем, изогнутый конец которого Чик издалека принял за шею лебедя.
– Не обижайся, Чик, – воскликнул маленький охотник, пригибаясь к коряге и ища на ней следы его выстрелов, – все охотники покупаются на этом. Ты не первый!
– Но ведь корень совсем не похож на шею черного лебедя, – закричал Чик, пораженный такой необъяснимой ошибкой, – он даже не черный, а коричневый!
– Все охотники покупаются на этот розыгрыш, – повторил маленький охотник, показывая Чику на следы его дробинок, – четыре дробинки. Неплохо!
Чик смотрел на корягу, всю изрябленную дробинками, и никак не мог отрешиться от мысли, что с ним сейчас случилось какое-то чудо. И хотя в первую минуту он как-то смутился и даже обиделся на обман, теперь, узнав, что многие охотники стали жертвой этой шутки, перестал обижаться. Он и раньше слыхал, что охотники подшучивают друг над другом. Но ощущение пережитого чуда не проходило. Как, как он мог ошибиться?!
И когда они пошли назад, Чик оглянулся с того места, откуда он стрелял. Он поразился, что теперь в корневище, торчавшем над папоротниками, он никакого сходства с лебедем, и тем более черным, не видит. Чик подумал, что, если бы у него спросили, какую птицу напоминает вот это корневище, он в лучшем случае ответил бы: страуса. И то если бы спросили, какую птицу, а не зверя!
У яблони Чик подобрал свой лук и стрелы, распрощался с обоими охотниками и пошел дальше.
– Чик, – крикнул ему вслед большой красивый охотник, – по воскресеньям мы всегда здесь. Приходи!
– Хорошо, – сказал Чик и пошел дальше, все еще думая о том, как было здорово стрелять и какое странное он пережил чудо, приняв обыкновенное корневище за шею лебедя.
Чик шел и шел и все время заставлял Белку искать перепелок. Белке надоело искать, и она теперь, заслышав голос Чика, небрежно нюхнет траву, нюхнет кустик и бежит дальше. Еще одна перепелка, опять пропущенная Белкой, выскочила у Чика из-под ног, но он на этот раз так поздно спохватился, что даже не успел ей вслед пустить стрелу.
Травяная труха набилась в сандалии Чика, и он снял их и тщательно вытряхнул, прислушиваясь к отдаленным выстрелам. Теперь он легко отличал выстрелы в перепелок от выстрелов в голубей. В перепелок стреляли один или два раза. А в мечущихся голубей сразу раздавалось множество как бы мечущихся выстрелов.
Теперь нас трое с именем Чик, подумал он. Конечно, у этого дяди имя Чик уменьшительное. Но это не так важно. Важно, чтобы люди почаще слышали его и привыкали к нему. Чик иногда месяцами забывал о своем имени. Живет себе и не думает, как и все. Но иногда кто-нибудь начинал удивляться, и портилось настроение.
