Итак, осуществление планов Карла зависело от Левенгаупта. Многие ставили в вину Левенгаугпу медлительность и проволочки, но не в его власти было управлять погодой. Огромные колеса тяжело груженных подвод проваливались в грязи, и, даже подкладывая ветки, сучья и бревна, их с трудом удавалось сдвинуть с места. Левенгаупт вез с собой и переносный мост – гордость военных инженеров, – звенья которого соединялись между собой гибкими кожаными ремнями. Мост так намок, что каждую его секцию приходилось нести тридцати двум солдатам, да и то с передышками через двадцать шагов. За месяц обоз прошел всего 143 мили, в среднем менее пяти миль в день. Кончился июль, наступил август, а там и сентябрь, а корпус Левенгаупта все еще месил дорожную грязь.
* * *
Лучшие для ведения кампании драгоценные летние месяцы – с 8 июля по 15 сентября – Карл потратил на ожидание. Дело было даже не столько в том, что он остро нуждался в этих припасах, – он опасался оставлять Левенгаупта далеко позади. Если бы русские вклинились в разрыв между шведским армиями, Левенгаупт остался бы без поддержки. Вначале Карл рассчитывал дождаться Левенгаупта в Могилеве на Днепре, прежде чем основные силы переправятся через реку. Из донесений о медленном продвижении обоза следовало, что он должен прибыть к 15 августа, и Карл сгорал от нетерпения. Но этот день наступил и прошел, а Левенгаупт так и не появился. Тем временем армия томилась и бездействовала. Раненые под Головчином успели подлечиться и встать в строй, но зато тысячи лошадей подчистую выели всю траву в окрестностях Могилева.
Карл решил возобновить наступательные операции. Конечно, сейчас он не замышлял глубокого стремительного прорыва к Москве, как планировал ранее. Король намеревался действовать поблизости от Днепра в надежде навязать русским сражение и тем самым прикрыть Левенгаупта. Он предпринял ряд маневров, совершая каждый день короткие переходы – то на юг, то на север, – рассчитанные на то, чтобы сбить с толку царя и застать врасплох кого-нибудь из его генералов.
Между 5 и 9 августа шведская армия наконец переправилась через Днепр и двинулась на юго-восток, к южному флангу позиции, которую занял Петр на Смоленской дороге. 21 августа армия Карла подошла к Черикову на реке Сож; тут выяснилось, что кавалерия Меншикова уже стоит на противоположном берегу и к ней на подмогу движутся крупные силы пехоты. Две большие армии оказались в непосредственной близости друг от друга, и между их патрулями и разъездами случались беспрестанные стычки. 30 августа произошло сражение. Но не такое, на какое надеялся и какого ожидал Карл. Король расположил свою армию вдоль речки, протекавшей по краю болота. У дальнего края болота, в трех милях от короля, стоял лагерем командующий тыловым охранением Росс. Перейти болото было трудно, но все-таки возможно: урок Головчина научил царя и его генералов не считать болото непреодолимой преградой. На рассвете 30 августа 9000 русской пехоты и 4000 драгун под командой князя Михаила Голицына в густом утреннем тумане перешли болото и обрушились на лагерь Росса возле села Доброе. Шведы, которые никогда до того не подвергались атаке русской пехоты, были захвачены врасплох. Последовала яростная двухчасовая рукопашная схватка, прежде чем со стороны основных шведских сил подошло подкрепление и русские отступили назад, через болото. Заслышав стрельбу, Карл подумал было, что царь хочет дать генеральное сражение, и на следующий день построил свою армию в боевой порядок. Но атаки русских не последовало, и когда кавалерия Реншильда провела разведку русских позиций, обнаружилось, что они пусты и отходящий арьергард сжигает за собой поля и селения.
Хотя сражение при Добром не было крупным и русские потеряли вдвое больше, чем шведы (убито 700 и ранено 2000 человек против 300 убитых и 500 раненых у шведов), Петр ликовал. В первый раз русская пехота перехватила инициативу, отрезав и атаковав часть шведской армии. Солдаты храбро сражались, а затем успешно вышли из боя, отступив в полном порядке. Голицын получил орден Св. Андрея Первозванного. Царь с восторгом писал Апраксину: «Надежно вашей милости пишу, что я, как и почал служить, такого огня и порядочного действия от наших солдат не слыхал и не видал (дай Боже и впредь так) и такого еще в сей войне король шведский ни от кого сам не видал. Боже! Не отними милость свою от нас впредь».
Карл снова неспешно двинулся на север, и к 11 сентября шведская армия подошла к пограничному городку Татарску – самой северо-восточной точке России, до которой суждено было дойти шведскому королю. Отсюда шла дорога на Смоленск, но вид с дороги открывался зловещий: день и ночь над горизонтом полыхало багровое зарево. Карл видел, какому опустошению подверг царь соседние с Россией польские и литовские земли, но он и помыслить не мог, что ту же тактику Петр применит и в своей стране. Эта картина заставила Карла задуматься. Как бы упорно ни наседал он на неприятеля, тот постоянно ускользал. Шведские солдаты строились в боевые порядки, а оказывались лицом к лицу с безлюдной пустыней. Собранные под Могилевом припасы таяли с каждым днем. Пища была скверной, и хотя сам король ел из солдатского котла, роптали не только немецкие наемники, но даже иные шведские ветераны. Все время приходилось идти по выжженной земле, и густые облака дыма от сожженных полей и селений порой затмевали солнце на горизонте; стоило кому-нибудь отстать, как тут же налетали отряды казаков и калмыков. Джеффрис мрачно заметил: «Сейчас мы принуждены питаться лишь тем, что удается найти и выкопать из земли [крестьянские запасы], но если нежданный мороз лишит нас этого средства, боюсь, что Его Величество вместо грозной армии приведет в Россию кучу голодранцев».
Выручить мог только Левенгаупт. Получи шведская армия припасы из его обоза, ей удалось бы спокойно миновать опустошенные земли и пробиться к изобильным окрестностям Москвы. Напряженно всматриваясь в завесу дыма на востоке, Карл и его командиры то и дело оглядывались назад, с нетерпением повторяя: где же Левенгаупт?
С каждым днем положение ухудшалось. Армия изготовилась к могучему завершающему удару, который положил бы конец войне, но идти вперед без Левенгаупта войска не могли – земля впереди была выжжена дотла. Но и стоять на месте они тоже не могли из-за нехватки провианта. Оставалось два выхода. Первый – отступить к Днепру и дождаться Левенгаупта. Карл тут же отбросил эту мысль: ему невыносимо было думать о возвращении. Для него это означало признать провал всей летней кампании. Хотя король и не знал точно, где находится Левенгаупт, он надеялся, что тот уже на подходе и, несмотря на все задержки, они вскоре соединятся. Второй выход был не лишен риска и оттого гораздо больше импонировал Карлу: отклониться от курса на Смоленск и Москву и повернуть на юг в Северскую землю[43]. Это позволило бы сохранить наступательный порыв шведов и в то же время дало бы армии возможность оказаться в богатых, не тронутых разорением землях, где на полях как раз убирали урожай. На Северщине, пополнив припасы, Карл мог бы дождаться подкрепления от Левенгаупта, а уж затем идти на Москву.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
