– Нет.
– Котизон, сын Децебала!
– Разве это что-нибудь меняет?
Старый Дакиск перешел на захлебывающийся шепот:
– Великий император мог бы приказать схватить волчонка, и тогда отец его беспрекословно выполнил бы все приказы Нервы Траяна!
Траян развернулся. Под гладко выбритыми скулами принцепса катались желваки.
– Марк Ульпий Траян всегда был честным солдатом, Дакиск! То, что ты предлагаешь, хуже самого грязного предательства! Мне нет дела до того, кем является гость! Особа посла неприкосновенна! По всем законам! Во время войны и во время мира!
Корат рухнул на колени, потянув за собой старшего товарища.
– Мы вовсе не хотели оскорбить Величайшего! Мы действительно хотели облегчить завершение войны и скорейший разгром ненавистного нам человека.
Белки Дакиска налились кровью:
– Соблаговолит ли император дослушать меня до конца?
– Говори.
– Цезарь не имеет счетов с царем даков, кроме счетов войны. Он может ехать на переговоры с чистой совестью. Но может ли Траян Август запретить своим дакийским союзникам отплатить их злейшему врагу сполна за все, что он им причинил?
– О чем ты?
– Будет ли принцепс препятствовать моим воинам захватить или убить Децебала после того, как он сам закончит с ним все дела и удалится с места встречи?
Наступила тишина. Траян в молчании тер ладони. Наконец сказал:
– Я не вмешиваюсь в ссоры своих союзников, если они не касаются интересов сената и римского народа.
Корат с Дакиском переглянулись.
– Благодарим! Желаем императору здравствовать!
...Вечером, просматривая почту из Рима, цезарь задумчиво бросил верному другу Авидию:
– Знаешь, наверное, самый ужасный груз на сердце – груз предательства.
Военачальник, писавший на столе приказы, отвлекся от папируса:
– Брось, Марк! В войне с варварами нет понятия предательства. Это называется иначе: военная хитрость. Хотя, признаться, я не понимаю, о чем ты?
– Да так, – Траян взломал восковую печать на цере.
– Еще великий Гай Юлий Цезарь говорил: «Задача полководца побеждать столько же умом, сколько мечом».
– Н-да... Цезарь... Ну ладно, посмотрим, что пишет нам Плотина.
5
Снизу подымался всадник. Он то скрывался за выступами скал, то вновь показывался. Децебал терпеливо ждал. Котизон крутил головой направо и налево, разрабатывая свою закосневшую после ранения шею. Наконец верховой добрался до гребня, на котором ожидали царь и сопровождающие.
– Что случилось? Что говорит Верзон?
Воин спрыгнул с коня.
– Царь, Верзон велел передать тебе: Траян на встречу не поехал, вместо него из римского лагеря выехали два человека. Видимо, важные птицы. Один – светлый римлянин с горбатым носом и голубыми глазами. Другой – чернокожий, как мореный дуб. С ним ровно столько конных воинов, сколько положено по договору.
Децебал указательным пальцем приподнял золотую диадему на лбу.
– Понятно. Сам не доверяет. Но кто могут быть эти двое?
Диег сзади подсказал:
– Чернокожий, скорее всего, начальник конницы Квиет. Дакам он хорошо известен. Храбрый. Под Адамклисси разогнал сарматов. У Траяна в чести. Наград на нем, как на сарматском шамане побрякушек. А второй – это наверняка Авл Пальма Нигрин, друг Траяна, тот черный и высокий. Так или иначе император доверяет своим порученцам. Я думаю, из-за того, что вместо самого Траяна к нам едут другие, встречу откладывать не следует.
Децебал натянул поводья.
– Хорошо! Ты прав, Диег. Котизон, спускайся с дружиной первым!
В светлой буковой рощице, за три выстрела из лука от храма Замолксиса, царя и его свиту нагнал еще один гонец. Сармат. Но лошадь под ним была дакийская. Это Децебал определил сразу. И свежая. Значит, сменил недавно.
– Царь! Я от Борака. Не ходи к храму. Тебя ждет смерть!
Телохранители при последних словах степного воина хлестнули своих коней и, проехав вперед, прикрыли господина со всех сторон.
– Объясни!
Диег торопливо переводил сбивчивую речь сармата:
– К северу от храма в лесу бастарнам встретились всадники. На копьях у них скалились волчьи головы. Бастарны, не таясь, подъехали к ним. Они же...
– Ну!
– Они убили всех бастарнов. Подло в спину. Из луков и копьями. Спаслись только двое. Борак велел скакать к тебе.
– Передай ему мою благодарность, – ошеломленно пробормотал дакийский царь. Он сгорбился. Постарел.
Сын изо всех сил ударил лошадь. И тут же натянул поводья, удерживая жеребца.
– Скажи, храбрец, какого цвета ленты были под волчьими мордами?
– Черные. Да. Черные.
– Ясно! – яростно заревел Котизон. – Ублюдки! Это Дакиск, Корат и их прихвостни. Теперь понятно, почему не появился сам Траян. Не хотел быть соучастником клятвопреступления. Жалкая римская дрянь. Сам он, видите ли, не марает своих рук, но другим не запрещает.
– Отец! – крикнул наследник. Децебал понял, о чем просил сын.
– Иди. Но будь осторожен.
Юноша поднял руку.
– Даки, за мной! Накажем подлых изменников!
– Смерть! – отозвались гвардейцы патакензии и костобоки.
Взяв с места в галоп, дружина умчалась за Котизоном. Оставшись один, царь сокрушенно покачал головой.
– Я надеялся на эту встречу...
Регебал примиренчески повел плечами:
– Но, может, нам все это кажется? Почему бы не подъехать к храму? По-моему, мы придаем чрезмерное значение всяким мелочам. Ведь римляне ждут нас. А если Котизон столкнется с предателями Дакиска, нам и вовсе некого бояться.
Диег насмешливо присвистнул:
– Ты что, Регебал? Эскорт царя отбыл за его сыном. Весь. Или ты забыл?
Шурин отвел глаза. В самом деле, он оплошал.
– Н-да. В заботах и думах о судьбе Сармизагетузы я совсем потерял способность соображать.
Децебал долго смотрел на родича. «А ведь он – сальдензий», – подумалось вдруг царю. Но он тут же отогнал эту мысль.
* * *
Разведка вернулась мгновенно. Не успели отъехать и трех сотен шагов, как наткнулись на таких же дозорных со стороны противника. Даки ничем не обнаружили себя. Тихо отползли назад и доложили военачальникам.
– Значит, Дакиск недалеко. Ну что ж, начнем. Верзон, выдвигайся вправо и отрежь им дорогу на юг. Борак, веди своих воинов влево.
– А ты, Котизон?
– Я еду прямо. Они должны быть уверены, что сын царя на обычном месте во главе дружины и ни о чем не догадывается.
Борак, старейшина сарматов, откинул крышку колчана, извлек отравленную стрелу и, наставив ее на лук, ударил лошадь пятками. Его воины, держа тяжелые копья поперек седла, потянулись за предводителем.
Верзон тоже тронул отряд. Костобоки Котизона, готовые в любой момент прикрыть вождя, настороженно следовали сзади...
* * *
Дакиск нервничал.
– Надо уходить, Корат. Скорее!
– Чего ты так боишься?
Старика передернуло от глупости юнца.
– Хоть один из тех бастарнов да добрался до Децебала. Он приведет сотни соплеменников.
– Откуда? Если и предупредит царя, то единственное, что они могут сделать, – скорее унести ноги. В этом случае мы всего лишь напрасно прождем, и все.
Между деревьями показались всадники.
– Великий Замолксис! Ты услышал мои молитвы! Это Котизон, – Кората распирало от злобной радости. Он с лязгом вытащил из ножен короткую тяжелую фалькату.
– Руби их!
Альбокензии с дикими криками набросились на выехавших на поляну дружинников. Те проворно перестроились и ударили в мечи. Все пространство посреди леса напоминало разворошенный муравейник. Дакиск был слишком стар, чтобы поверить в случайность появления костобоков в лесу. Старейшина придержал коня и начал следить за тем, как разворачивались события. Предчувствие его не обмануло. Справа и слева от того места, где он наблюдал, за стволами замаячили фигуры конных воинов. Подоспели сарматы и всадники Верзона. Дакиск, не дожидаясь, пока кольцо окружения замкнется, изо всей силы ударил лошадь плетью и понесся прочь от устроенной самим же западни.
Сотни Борака и даки полностью блокировали поляну. Растерявшиеся люди Кората пытались спастись бегством, но пали, пронзенные безжалостными остриями. Мужи Децебала не щадили никого. Сам предводитель бросался на окружавших со всех сторон врагов, ища себе смерти.
– Живьем! Только живьем! – приказал своим Котизон.
Десятки арканов взвились в воздух. Захлестнутый петлями, вождь альбокензиев грохнулся на землю. Наступила тишина. Верзон спрыгнул с коня и подошел к поверженному недругу.
– Вот мы и встретились, Корат, – лицо дака перекосилось от гнева. – Теперь, сволочь, ты сполна заплатишь за пути, указанные римлянам, за сожженные поселки даков и за сегодняшний день тоже.
Безмолвной массой толпились рядом соотечественники. Мужества Корату было не занимать. Он даже лежачий умудрился плюнуть на ноги стоявшего перед ним человека.
– Я плюю на вас! Твоя взяла, жалкий предавензийский сыроед! Но и свою шкуру ты не протаскаешь дольше моей! Траян идет к Сармизагетузе! Скоро, скоро взвоют все Децебаловы прихвостни, когда их потащат на прочной конопляной веревке продавать на базарах Рима и Равенны!
