Они сидели в креслах у журнального столика.
— Анна Сергеевна, я пришел вас поблагодарить, но слов подобрать не могу.
— Скажите лучше, как Вера себя чувствует?
Простой вопрос привел Костю в замешательство. В самом деле, как она себя чувствует? Он уже давно ее не видел. Два часа назад расстались. А до того? Она была слишком близко. Может быть, она приснилась?
— Не знаю, — сказал он растерянно. — Может быть, мне все приснилось?
Анна рассмеялась. Целый день сегодня только и делает, что смеется. Счастливо-глуповатая мина на Костином лице была лучшим подтверждением того, что с Верой все в порядке.
— Она удивительный человек, — сказала Анна.
— Да, да. — Костя согласно затряс головой и с улыбкой посмотрел на Анну — мол, ты даже не знаешь, до какой степени удивительный, ты даже догадываться не можешь.
— Я не знала, что вы были знакомы.
— И это тоже удача. В противном случае отвели бы к кому-то другому.
— Или к вам, но намного раньше. Теперь рассмеялись вместе.
— Прощаюсь. — Костя поднялся. — Анна Сергеевна, еще недельку — и я снова в строю.
— Хорошо, еще неделю. А то ваши пациенты забыли, как вы выглядите.
— Все будет в порядке.
— Неделя! — повторила Анна.
Глава 14
Сергей, как и предполагал, смог вырваться в Москву только через месяц, за который половину жалованья истратил на телефонные разговоры. Мать попала в больницу, навещать ее и ухаживать за ней было некому.
Надя давно и прочно обосновалась во Франции. Ее муж работал чиновником в ЮНИСЕФе — подразделении ООН, занимающемся проблемами детей, штаб-квартира которого находилась в Париже. Надежда была на десять лет старше брата. В семье никогда не выпячивали, но и не скрывали, что Надя — существо чужеродное. В детстве только отчим, отец Сергея, проявлял к ней нежное внимание, да и то только до рождения брата. Никого не интересовало, что творится в душе у девочки, и со временем она также перестала интересоваться своими родственниками. Ты получишь все, что положено: хорошее образование, перспективного, мужа — внушалось ей, а на большее не рассчитывай. Урвать с них, что можно, и пусть катятся к черту — решила Надежда.
Она пять лет не видела матери и очень удивилась звонку брата.
— А что с Верой? — спросила Надежда.
— Она тоже хворает, — слегка запнулся Сергей. — Ты же понимаешь, что я не обратился бы к тебе, если бы с Верой было все в порядке.
— Что, паучки, высосали всю кровь из мушки? Ладно, я приеду.
Но после двух недель жизни в Москве Надежда заявила брату, что больше оставаться не может. Во-первых, состояние матери отнюдь не угрожающее, а во-вторых, ее собственная дочь готовится к экзаменам в Сорбонну, у мужа обострение язвы — словом, она уезжает.
Надежда решила уехать, потому что Анна Рудольфовна, приняв как должное появление дочери, стала использовать ее на полную катушку. Морковный сок она желает без мякоти, а яблочный с мякотью — и только свежеприготовленные, никаких пакетов и консервантов. Бульон свари из рыночной, а не магазинной курицы, отдай ковры в химчистку, съезди на дачу — проверь, не обокрали ли, купи тапочки на подошве из натуральной кожи, таскай подарки врачам и обзванивай ее знакомых, посещения которых желательны. Дудки! Я вам не великомученица Вера. У меня есть своя семья, о ней и буду заботиться. А вы не пропадете — такие не пропадают.
Надежда позвонила в бюро по найму, ей прислали женщину, которую она пристроила к матери — пусть платит тому, кто у нее на посылках. И уехала в Париж. В следующий раз, приеду только на похороны, решила Надежда.
У Веры был мужчина! Сергей узнал об этом от Ольги, которой позвонил на всякий случай — справиться, не появлялась ли у нее Вера.
— Видела я твою благоверную, — злорадно ухмыльнулась Ольга. — В ГУМе, она со своим милым шубку покупала. Меня не заметили. Сладкая парочка. Голубки. Так умилительно спорили: он подороже хотел, а она подешевле. Продавщицы слезами умывались. Он ее всю задарил — пакетов груда лежала. Я его, кстати, знаю. Колесов Константин Владимирович. В Анькином центре работает. Она их и свела — это точно, мне рассказывали. Вот так, Сереженька! Может быть, еще пожалеешь, что расстался со мной?
Не отвечая, Сергей повесил трубку. Машинально записал имя любовника жены. Дрянь! Он, как идиот, бегает, щеночков для нее высматривает, а она блудит… В каждой женщине, даже в самой благопристойной, шлюха сидит! Шлюха! Проститутка!
Но вспышка гнева была короткой. Он не верил, что потеряет жену, — это было слишком страшно. Он загонял страх на задворки сознания. Он не сможет жить без Веры. Он привык к ней. Она — самая лучшая. Не сможет — значит, и не будет жить без нее. Логика проста, и нечего переживать. Через неделю визит министра иностранных дел. Сейчас окончательно дорабатываются документы, которые будут подписаны на самом высоком уровне. Его участие на этом этапе может быть особенно заметно. Тот, кто вносит поправки и редактирует, всегда выглядит умнее чернорабочих, писавших первоначальный текст. Министр пробудет неделю. Сергей в группе сопровождения, на глазах у большого начальства. Итак, он перед выбором: броситься в Москву и вытаскивать жену из постели любовника или остаться, не упустить шанс понравиться министру. Министр перевесил.
Сергею удалось организовать командировку в Москву. Десять дней он потерял, потому что необходимо было являться в министерство, выписывать мать из больницы, разыскивать адрес и телефон Колесова, который жил не там, где прописан, а у родителей.
Несколько дней Сергей мерз у подъезда, поджидая Веру. Но она редко выходила из дому и только в сопровождении долговязого любовника. В начале декабря рано смеркалось, но однажды ему удалось рассмотреть ее лицо. Как она улыбалась, глядя снизу вверх на этого типа! На него она никогда так не смотрела! У Сергея заныло в животе от обиды и злости. Он не хотел подниматься я квартиру, когда Колесов уезжал, — там могли быть родители, дети и прочие посторонние. Разговаривать с Верой нужно с глазу на глаз. Пришлось звонить. Сергей уже знал, что днем любовничка дома нет. Трубку сняла сама Вера.
— Здравствуй, это Сергей.
Секундное замешательство. Глубоко вздохнула — хочет взять себя в руки.
— Здравствуй!
— Верочка, я ни за что тебя не осуждаю и не виню! Я сам виноват перед тобой несказанно!
Мягче, ласковее, обволакивай ее! Впрочем, покаянный тон давался ему без труда. Если бы потребовалось, он бы сейчас на животе перед ней ползал.
— Чего же ты хочешь? — спросила Вера.
