Подлинная свобода, существующая в совместной жизни, похоже, делает в Саммерхилле для многих то, что психоанализ делает для отдельного человека. Она высвобождает скрытое. Она, как дуновение свежего воздуха, проветривает душу, чтобы очистить ее от ненависти к себе и к другим.
Сражение за молодежь — это драка без перчаток. Никто из нас не может оставаться в стороне. Мы должны принять ту или другую сторону: власть или свобода, дисциплина или самоуправление. Никакие половинчатые меры не годятся — положение слишком критическое.
Свободная душа, способность быть счастливым в работе, дружбе и любви или скопище внутренних конфликтов, делающих человека несчастным и заставляющих его ненавидеть и себя, и все человечество: либо то, либо другое наследство оставляют родители и учителя каждому ребенку.
Как можно взрастить счастье? Мой ответ таков: отмените власть. Дайте ребенку быть самим собой. Не подталкивайте его все время. Не учите его. Не читайте ему нотаций. Не пытайтесь его возвысить. Не заставляйте его делать что бы то ни было. Возможно, этот ответ вам не подходит, но, отвергая мой, вы обязаны найти лучший.
Часть 6. ПРОБЛЕМЫ РОДИТЕЛЕЙ
Любовь и ненависть
Ребенок приобретает совесть в результате усилий матери, отца, учителя, священника, — в общем, своего окружения. Несчастливость — результат конфликта между совестью и человеческой природой ребенка, или, говоря языком Фрейда, между его сверх-Я и Оно.
Совесть способна одержать столь полную победу, что мальчик станет монахом, полностью отказавшимся от мира и плоти. В большинстве случаев наблюдается компромисс, отчасти выраженный поговоркой «служить дьяволу по будням и богу по воскресеньям».
Любовь и ненависть на самом деле не полярны друг другу, настоящая противоположность любви — безразличие. Ненависть — это любовь, превращенная в свою противоположность препятствиями на ее пути. Ненависть всегда содержит элемент страха. Мы видим это на примере ребенка, который ненавидит младшего брата, — ненависть старшего вызвана страхом потерять любовь матери, а также боязнью собственных мстительных мыслей.
Когда Энси, строптивая шведская девочка 14 лет, приехала в Саммерхилл, она начала с того, что пнула меня, чтобы разозлить. Я был для нее не слишком удачной заменой отца, которого девочка ненавидела и боялась. Энси никогда не разрешалось посидеть у отца на коленях, он вообще никак не показывал дочери своей любви. Ее чувство к отцу превратилось в ненависть из-за того, что он никак не откликался на ее любовь. В Саммерхилле она неожиданно нашла нового отца, который не был с ней строг и не вызывал страха. Вот тогда вся ее ненависть и выплеснулась. То, что на следующий день она держалась по отношению ко мне чрезвычайно мило и нежно, доказывает: ее ненависть была просто извращенной любовью.
Для того чтобы вполне осознать смысл выходки Энси, нужно прежде всего знать и понимать историю ее извращенного отношения к сексу. Она пришла к нам из женской школы, где ученицы грязно обсуждали секс по темным углам. Ненависть к отцу содержала многое от той ненависти, которая сформировалась в ней из-за подавления в сексуальных вопросах. Ненависть к матери, которая часто наказывала Энси, была не менее сильной.
Мало кто из родителей понимает, что, наказывая ребенка, они превращают его любовь к себе в ненависть. Ненависть в ребенке разглядеть очень трудно. Матери, замечающие, что дети после того, как их отшлепают, становятся нежными, не осознают, что вызванная этим шлепаньем ненависть была тут же подавлена. Но подавленные чувства не умирают, они всего лишь спят.
Есть маленькая книжка Маркуса, которая называется «Нравоучения для юных детей». Я часто провожу эксперименты, читая детям стихи из нее. Вот одно из стихотворений:
Видит Томми — дом его горит,Видит — мать охвачена огнем,Кирпичом отец его убит, —И от смеха чуть не лопнул Том.
Этот стишок нравится детям больше всех остальных. Некоторые дети смеются очень громко, когда слушают, как его читают. Громко смеются даже те дети, которые любят своих родителей. Смех вызван тем, что подавленная ненависть к родителям, вскормленная шлепками, замечаниями, наказаниями, присутствует у всех.
Обычно такого рода ненависть находит выход в фантазиях, которые на первый взгляд не имеют отношения к родителям. Одному из младших учеников, мальчику, который очень любил своего отца, нравилось воображать, что он стреляет в льва. Когда я попросил ребенка описать льва, то быстро обнаружилось, что у зверя было нечто общее с отцом.
Однажды утром я по одному приглашал к себе учеников и рассказывал им историю о моей смерти. Все лица прояснялись, когда дело доходило до похорон. В тот день в группе царило особое веселье. Рассказы об убийстве великанов всегда весьма популярны у детей, потому что великан очень похож на папу.
Нет ничего чрезмерно потрясающего в том, что ребенок ненавидит родителей. Эта ненависть всегда берет начало из того времени, когда ребенок был абсолютным эгоистом. Маленький ребенок ищет любви и могущества. Всякое сердитое слово, каждый шлепок, любая несправедливость — лишение любви и могущества. Каждое неодобрительное слово, сказанное матерью, означает для ребенка: «Мама меня не любит». Любое «Не трогай это!» из уст отца означает: «Он стоит у меня на пути. Если бы только я был такого же роста, как он!»
Да, в ребенке есть ненависть к родителям, но она далеко не так страшна, как страшна ненависть родителей к ребенку. Придирки, вспышки ярости, шлепки и нотации родителей — все это проявления ненависти. У ребенка, чьи мама и папа не любят друг друга, очень мало шансов для нормального развития, потому что такие родители имеют обыкновение вымещать на ребенке свое несчастье.
Когда ребенок не находит любви, он ищет вместо нее ненависть.
«Мама не обращает на меня внимания. Она меня не любит. Она любит мою младшую сестру. Я заставлю ее заметить меня. Заставлю!» И он крушит мебель. Все проблемы, связанные с поведением детей, в основе своей возникают из-за недостатка любви. Все наказания и нравственные поучения только увеличивают ненависть, они никогда не решают проблем.
Другая ситуация, чреватая ненавистью, — родители, считающие, что ребенок принадлежит им душой и телом. В таком случае ребенок ненавидит свои оковы и в то же время желает их. Этот конфликт иногда проявляется в жестокости. Ненависть к властной матери подавляется, но, поскольку чувство всегда должно найти себе выход, ребенок пинает кошку или бьет сестру, поскольку это легче, чем бунтовать против матери.
Стало общим местом говорить, что мы ненавидим в других то, что ненавидим в себе. Банально это или нет, но такова правда. Ненавистью, приобретенной в младенчестве, мы награждаем потом собственных детей, несмотря на все усилия передать им только свою любовь.
Говорят, что если вы не умеете ненавидеть, то не умеете и любить. Возможно. Я нахожу, что ненавидеть трудно. И я никогда не был способен проявлять персональную любовь к кому-то из детей и, уж конечно, не испытывал к ним сентиментальной любви. Понятие сентиментальный определить трудно, я вижу в сентиментальности приписывание гусю свойств лебедя.
Когда я занимался Робертом, поджигателем и вором с характером потенциального убийцы, я, естественно, перевел на себя всю его ненависть и всю любовь к отцу. Однажды после разговора со мной он выскочил на улицу и раздавил каблуком большую улитку. Роберт рассказал мне об этом, я попросил его описать улитку и услышал: «Длинное, отвратительное, скользкое животное».
Я протянул ему лист бумаги и попросил написать слово «улитка». Он написал. «А теперь посмотри на то, что ты написал», — сказал я. Он посмотрел и расхохотался. Потом взял карандаш и написал ниже: «Правильно будет Нилл, а не улитка»[63].
«Ты ведь не понимал, что длинное, отвратительное, скользкое существо, которое тебе так хотелось раздавить, — это я», — заметил я с улыбкой.
С этого момента мальчик стал абсолютно безопасен. Ему было полезно осознать, что он ненавидит меня. Но предположим, я бы пустился в какие-нибудь рассуждения типа: «Конечно, это я был улиткой, но на самом деле ты ненавидишь не меня. Ты ненавидишь ту часть самого себя, которую я собой выражаю. Это ты — то самое скользкое существо, которое надо убить. Ты убивал это свойство в самом себе» — и т. д. Это была бы, на мой взгляд, опасная психиатрия. Дело Роберта— играть в шарики и пускать змеев. Все, что я, любой учитель или врач призваны сделать, — освободить его от конфликтов, которые мешают ему пускать змеев.
Всякий родитель, ожидающий от ребенка благодарности, ничего не понимает в его природе. В моем опыте было очень много таких случаев, когда на меня обижались ученики, которых я содержал в Саммерхилле бесплатно или за значительно сниженную плату. Они проявляли больше ненависти ко мне, чем 20 нормально платящих учеников, вместе взятых. Шоу писал: «Мы не можем принести себя в жертву другим, не начав при этом ненавидеть тех, ради кого мы принесли себя в жертву».
