Миранда судорожно сглотнула. Деймиен, конечно же, выглядел довольно странно, но, к счастью, он не был пьян — от него совсем не пахло спиртным. А если он и пил что-нибудь, то только самое легкое вино, которое обычно подавали к обеду.
Раздался очередной хлопок фейерверка, и Деймиен вздрогнул, лоб его покрылся испариной. Миранда заметила, как сжались его кулаки, и лишь сейчас поняла, как он напряжен; казалось, Деймиена раздирала какая-то внутренняя борьба, требовавшая всех его сил.
Впрочем, Миранда прекрасно понимала, что должен был в эти мгновения чувствовать Деймиен. Она никогда не слышала грохота пушек, но даже ей теперь казалось, что на улице грохочут орудия. Действительно, не было ничего удивительного в том, что человек, страдавший от жутких воспоминаний о войне, так болезненно реагировал на эти хлопки за окном — конечно же, в такие мгновения он мысленно возвращался на поле боя. Дядя Джейсон рассказывал ей о войне, но лишь сейчас Миранда в полной мере осознала, что испытывали люди, там побывавшие.
— Я пришла, чтобы помочь вам, — сказала она, взглянув на Деймиена.
— Помочь? Да кто вы такая, чтобы помогать мне?! — прорычал граф, и Миранде вдруг показалось, что перед ней не человек, а разъяренный лев.
— Тише, — прошептала она, прикасаясь кончиками пальцев к его лицу и глядя прямо ему в глаза.
Граф замер, но не отстранил ее руку; было очевидно, что прикосновение Миранды подействовало на него успокаивающе. Потом вдруг веки его дрогнули, и он проговорил:
— Убирайтесь, Миранда.
— Я не оставлю тебя.
— Вы забыли Бирмингем? — Лицо Деймиена исказилось от гнева; сейчас он вновь походил на ангела смерти — таким он казался ей в ту ужасную ночь.
Но теперь ей некуда было бежать. Да она и не собиралась убегать от него.
Глаза Деймиена сверкали как лезвие меча, но Миранда выдержала его взгляд и не отвернулась.
— Я не боюсь тебя и не уйду, даже если ты будешь угрожать мне и захочешь силой меня выгнать. Если же ты снова станешь говорить о том, что я тебя недостойна, потому что я незаконнорожденная, — я все равно не уйду.
Он прищурился и пробормотал:
— Вы решили испытать мое терпение? Вы не оставляете мне выбора.
— Я знаю, зачем пришла сюда, и не уйду. Отдай мне оружие. Все, которое у тебя есть.
— Или — что? — спросил он с усмешкой.
— Или я спущусь вниз и позову Макхью и Сатерленда, чтобы они пришли и привели тебя в чувство, Деймиен. И все твои друзья тогда узнают, что с тобой происходит. Может, ты этого хочешь? Так где оружие? Пистолеты, ножи — давай все немедленно!
Деймиен вдруг рассмеялся.
— Я уже все отдал. Перед тем как прийти сюда.
— Правда? — Миранда взглянула на него недоверчиво.
— Да, правда.
— Тогда почему ты не захотел ответить мне из-за двери?
— Я уже отдал все оружие. — Он ударил кулаком по стене и взглянул на нее с горькой усмешкой.
Она перехватила этот взгляд и поняла, что Деймиен ужасно страдает.
— О, дорогой… — Она взяла его за руку, поднесла ее к губам и поцеловала. — Я знаю, как ты нежен, любимый мой. И ты очень добр ко всем, добр к детям, к животным… Ты благороден и великодушен с женщинами, ты так терпелив даже с теми, кто тебе неприятен. Прошу тебя, не говори, что ты можешь меня убить. Ты действительно герой, и я горжусь тобой.
— Что ты от меня хочешь? — проговорил он хриплым шепотом, и теперь в его голосе было лишь глубокое страдание.
— Я хочу только одного. — Она прижалась щекой к его груди. — Хочу облегчить твои страдания.
Он молча склонил голову, и Миранда провела ладонями по его плечам и по груди.
— Где ты сейчас, Деймиен? В Португалии? В Испании?
Он кивнул в ответ.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую только ярость, — пробормотал он.
— Скажи мне почему?
Он довольно долго молчал, наконец тихо проговорил:
— Что ж, если ты хочешь это знать, я, пожалуй, расскажу. Но ты сама пожалеешь… Видишь ли, это ужасно несправедливо, что я все еще жив и все еще помню все отвратительное и безобразное.
— Воспоминания приводят тебя в такой гнев?
— Да. И из-за этого я ненавижу свою жизнь. — Он покачал головой. — Увы, я все равно ничем и никогда не искуплю прошлое.
— Но почему?
— Я помню абсолютно все, Миранда. Помню каждую минуту… Тела убитых перед тем, как их должны закопать. Приказ собрать всех, кто остался в живых, для следующего сражения. Каждый метр земли, за которую проливали кровь. Помню раненых, стонавших в походном госпитале, и поиски среди убитых тех, кто пропал без вести. Все дезертиры должны быть наказаны. Нужно проследить за беженцами и отогнать их, если они помешают наступлению. И так до бесконечности, постоянно…
— Неужели никак нельзя примириться с этими воспоминаниями?
Деймиен пожал плечами.
— Во всяком случае, мне это не удается. — Он хотел что-то добавить, но, очевидно, передумал.
Миранда пристально посмотрела на него и вдруг поняла, что он с радостью бы ухватился за любую надежду, только бы навсегда освободиться от своих ужасных воспоминаний.
— Дорогой, есть только один путь, избавляющий от страданий, — прошептала она. — Это путь любви, и он открыт для тебя.
Деймиен снова вздохнул.
— Я не хочу, чтобы вся грязь моего прошлого омрачила и твою жизнь, Миранда.
— Я сильная, я выдержу, — ответила она. — Скажи, что терзает тебя?
— Я не хочу, чтобы ты знала об этом.
— Все равно расскажи, доверься мне.
Он внимательно посмотрел на нее, затем прислонился, к стене и, опустив голову, заговорил:
— Мы весь день вели перестрелку с французскими аванпостами в гористой местности. Я был тогда только младшим офицером, совсем еще молодым. И у меня был замечательный конь, его звали Престо. Великолепный гнедой жеребец, быстрый и выносливый… Я уже несколько лет ездил на нем, и вот… — Деймиен внезапно умолк, и Миранда заметила, как вздрогнули его плечи. — Перестрелка была не столь уж опасна, но затем начался массированный артиллерийский обстрел, и мой конь был убит — так мне сначала показалось. Я, молодой глупец, в ярости бросился на скалы, .. А когда пришел в себя, было уже темно и голова у меня пылала. Оказалось, что друзья оставили меня — подумали, что я мертв.
Миранда молча кивнула, а Деймиен, немного помолчав, продолжал:
— Я услышал ужасный хрип и, осмотревшись, увидел моего Престо. Его ноги были переломаны, но он все еще пытался подняться. — Деймиен отвернулся, но Миранда успела заметить, что глаза его наполнились слезами. — Несчастное животное смотрело на меня так, словно просило о помощи. Я сел на землю и смотрел на Престо, наверное, четверть часа. Наконец я нашел в себе силы встать и пристрелить его. Затем я приблизился к Престо и опустился на колени. Я умолял простить меня за то, что взял его с собой на войну и тем самым погубил. А ведь мог бы оставить его здесь, в Найт-Хаусе, и он прожил бы еще долго. Да, я застрелил коня, чтобы избавить его от мучений. Престо умер, и вместе с ним умерла часть моей жизни. Но другая часть продолжала существовать, и я думал о том, что мне следовало бы пустить себе пулю в лоб, ибо впереди меня ждали только страдания. — Он пристально взглянул на Миранду и добавил: — О Господи, ты не можешь представить, что я пережил в те минуты. Я ужасно страдал.
