Социальная поэзия, существовавшая в Германии в зачаточном состоянии и до выхода в свет «Современных стихов» Гейне, обычно ударялась в слезоточивое оплакивание горькой участи рабочих или сводилась к пышным риторическим фразам.
В социальных стихах Гейне, написанных в этот период, уже звучат мотивы реальной борьбы, уже слышны призывы к политическому просветлению Михеля.
Он создал лучшие образцы своей политической сатиры как-раз в ту пору, когда Маркс уже пришел к заключению, что интеллигенция сама по себе не может добиться коренного переворота общественных отношений ни путем пропаганды, ни путем восстания. Перестроить общество может только такой класс, который ведет борьбу с этим обществом, гнетом и эксплуатацией, и этим классом может быть только пролетариат. Пролетариат - единственный класс, лишенный частной собственности и потому не заинтересованный в существовании общества, основой которого является частная собственность. Исследуя сущность пролетарской борьбы, Маркс пришел к убеждению, что пока не будет осуществлена цель этой борьбы, последняя не устранима.
Жадно следя за малейшим проявлением классового сознания пролетариата, Маркс придал большое значение восстанию силезских ткачей, которое произошло в июне 1844 года.
В вопросе о восстании ткачей Маркс, как известно, разошелся коренным образом с Руге и другими буржуазными радикалами, которые объявили силезское восстание «голодным бунтом, мешающим общему политическому движению». Под общим политическим движением радикалы разумели движение, которое охватило бы все классы. Восстание одного пролетариата казалось им «лишенным политической души, без которой немыслима социальная революция». Для Руге движение пролетариата было не только неблагоприятным фактором, но даже помехой, и особенно пугало его то обстоятельство, что, по слухам, к восстанию были причастны коммунисты. И Руге резко ополчался против «чисто коммунистической практики» при отсутствии «теории».
С резкой отповедью этой оценки восстания силезцев выступил Маркс. Он в статье, напечатанной в парижском «Форвертсе», утверждал, что восстание силезских ткачей - это поворотный пункт в общественно-политическом развитии Германии. «Ни одно из французских и английских восстаний не носило такого теоретического и сознательного характера, как восстание силезских ткачей. При этом Маркс ссылается на «Песню ткачей», «этот смелый боевой клич, где ни разу не упоминается об очаге, фабрике, округе, но зато, пролетариат резко, ясно, беспощадно и властно заявляет во всеуслышание о своей противоположности обществу частной собственности. Силезское восстание начинается как-раз тем, чем французские и английские восстания кончаются, - сознанием сущности пролетариата. Даже все его акты носят этот характер обдуманности. Уничтожаются не только машины, эти соперники рабочих, но и торговые книги, эти вывески собственности, и, между тем, как все те движения направлены были главным образом против хозяев промышленных заведений, против видимого врага, это движение направлено и против банкиров, против скрытого врага. Наконец, ни одно английское рабочее восстание не велось так храбро, разумно и настойчиво». В этой же статье Маркс затрагивает интересный вопрос о степени образованности и способности к просвещению немецких рабочих вообще. «Где могла бы буржуазия, включая сюда ее философию и литераторов, указать относительно эмансипации буржуазии - политической эмансипации - работу, которая была бы подобна вейтлинговским «Гарантиям гармонии и свободы»? Если сравнить сухую и трусливую посредственность германской политической литературы с этим беспримерным и литературным дебютом немецких рабочих; если сравнить эти гигантские детские башмаки пролетариата с карликовыми, изношенными политическими сапогами немецкой буржуазии, то замарашке придется предсказать в будущем фигуру атлета. Нельзя не признать, что немецкий пролетариат является теоретиком европейского пролетариата, подобно тому как английский является его экономистом, а французский - его политиком. Необходимо признать, что Германия в такой же мере обладает классическим призванием к социальной революции, в какой она неспособна к революции политической. В бессилии немецкой буржуазии отражается политическое бессилие Германии, а в способностях немецкого пролетариата - независимо даже от немецкой теории - социальная способность Германии. Несоответствие между философским и политическим развитием Германии - не какое-нибудь уродливое явление. Это - необходимое несоответствие. Лишь в социализме философский народ может найти соответствующую ему практику; следовательно, лишь в пролетариате найдет он деятельный элемент своего освобождения».
Так, тезис за тезисом Маркс разбивал трусливого филистера Руге. «Когда Маркс и Руге нырнули во французскую жизнь, - пишет Меринг, - то Маркс поплыл по волнам, как сильный корабль, который в конце-концов попадает в открытое море, тогда как утлая ладья Руге боязливо стремилась назад, к прибрежным песчаным отмелям».
К середине сороковых годов в промышленных центрах Германии стали возникать волнения, непосредственным поводом для которых являлось ужасающее положение промышленного пролетариата. Бедственное положение рабочего класса выражалось в страшной жилищной нужде и в жестокой эксплуатации со стороны предпринимателя. В случае кризисов капитал выбрасывал на улицу рабочих, и труд не смел ответить ударом на удар. Если рабочие пытались бастовать, на них тотчас же обрушивалась полиция, потому что дворянская реакция блокировалась с молодой промышленной буржуазией против пролетариата, в котором, естественно, видела общего врага.
Рабочие, занятые в крупной промышленности, и кустарные рабочие, особенно текстильщики, требовали хлеба, а христианнейшее государство отвечало лишь добрыми советами, принудительными земляными работами, ружейными залпами, каторжной тюрьмой и плетьми.
Происходила поляризация сил. По одну сторону становилась промышленная и денежная буржуазия, поддерживаемая феодальной реакцией, по другую сторону скоплялись пролетарские массы, начинавшие сознавать свое право на достойное человека существование.
Волна бунтов и беспорядков прокатилась по всей Германии, от Бреславля до Майнца, от Регенсбурга до Штеттина и в более отдаленной Померании.
Таким образом силезское восстание не было изолированным, случайным голодным бунтом, оно является виднейшим этапом классового движения немецкого пролетариата.
Восстание силезских ткачей вызвало споры и среди политических эмигрантов, живших за пределами Германии, и в стране. Силезские события нашли отклик в творчестве современных поэтов. Фрейлиграт, Пфау, Веерт, Дронке и, наконец, Гейне создали стихи о силезских ткачах. Можно с уверенностью сказать, что стихотворение Гейне свидетельствует о том, что поэт был гораздо прозорливее его радикальных современников. Вероятно, под непосредственным влиянием Маркса он переоценил сознательность участников силезского восстания. В песне ткачей, той подлинной песне, которая так пленила Маркса боевым кличем, не говорится ни слова о том, что рабочие должны бороться против угнетающих их бога, короля и отечества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
