– Все будет нормально.
– Знаю. – Робин повернулась ко мне лицом, крепко, едва ли не яростно поцеловала в щеку и как ни в чем не бывало направилась в ванную.
Любовью мы занимались вчера дважды, и во второй раз она сказала, что чувствует себя грешницей.
Подъехавший ровно в девять. Даниэл уездил меня в кухне, накрыл мои плечи черной простыней и защелкал ножницами, в результате чего минут через пять я стал походитъ на новобранца.
– Вы ко всему прочему еще и парикмахер?
– Был им в армии. Там учишься многому. Хотя открыть салон модной прически мне не по сипам.
Он протянул мне ручное зеркальце.
После стрижки седина проступила заметнее, на черепе я увидел какие-то выступы и шишки, о которых раньше и не подозревал. Я стал выглядеть лет на десять старше, но зато фунтов на десять худее. Короткие волосы и бородка наводили на мысль о яром приверженце ислама.
Я надел затемненные очки. Скорчил гримасу.
– Улыбнись, – послышалось из-за спины.
У двери в кухню стояла Робин. Мне оставалось лишь подчиниться.
– О'кей, я рада, что ты – это все-таки ты.
Но ответной улыбки не было.
* * *
Даниэл установил на треноге профессиональный «поляроид», сделал не меньше трех десятков снимков, исчез и вернулся через час с готовыми водительскими правами на имя Эндрю Десмонда. Отличить их от настоящих было, на мой взгляд, невозможно. Я сунул права в бумажник, где уже лежали все остальные фальшивки.
– Очень рассчитываю на то, что полиция меня не остановит.
– Не произойдет ничего страшного – мы смогли ввести номер и серию прав в их компьютер. Ты закончил Институт психологии Западного побережья. Слышал о таком?
– Не приходилось.
– Он прекратил свое существование десять лет назад. Специализировался в заочной подготовке кандидатов и докторов по педагогическим наукам и психологии. Офис занимал однокомнатную квартирку в Вествуд-Виллидж. Пятьдесят три выпускника, и ни один, по нашим сведениям, не получил лицензию на практическую деятельность.
– Значит, работают профессиональными друзьями человека и денег имеют на этом в два раза больше.
– Может быть. Доступ к чужой душе иногда неплохо окупает себя. А диплом, кстати, недешев. Обучение стоило девятнадцать тысяч в год.
– Действительно дорого. Поэтому они и закрылись?
– Набор ежегодно падал. – Даниэл пожал плечами. – Бывший декан занимается сейчас страховым бизнесом в Орегоне. Ученую степень он присвоил себе сам. Сначала институт получал определенную дотацию из федерального бюджета, но потом правительство решило сэкономить.
– А вы детально подготовились.
– Более детально, чем предполагалось. Разрабатывая вашу легенду, я выяснил, что институт Лумиса тоже принимал участие в организации подобных курсов, их прозвали пекарнями дипломов. Одна школа была открыта во Флориде, другая – на Виргинских островах. Это облегчало освобождение от налогов, хотя в данный момент нам известно лишь то, что Лумис предоставлял стипендии слушателям.
– Где же вы все это разузнали?
– Из книги, которая явилась ответом на «Утечку мозгов». Единственная стоящая находка в Интернете. Сборник статей. Мое внимание привлекла одна из них, написанная профессором университета в Миссисипи, там он рассуждает о защите дипломных работ. Так вот именно этот профессор раскопал, что школа на островах как-то связана с Лумисом, и вполне вероятно, что там велись исследования по евгенике.
– Сборник – это случайно не «Наука наизнанку»?
– Да. Вы читали его?
– Отыскал, но до чтения не дошло: подумал, зачем это нужно, если я априори согласен с авторами. Как зовут профессора?
– Бернард Юстэйс.
– Думаю, вы уже вошли с ним в контакт.
– Мы пытались. – Взгляд Шарави стал жестким. – Но он умер четырнадцать месяцев назад.
– Как?
– Автомобильная авария. Навещал родителей в Миссисипи, и поздней ночью машину на дороге занесло.
– О Господи.
– В полицейском протоколе зафиксирована смерть в результате дорожной аварии, Алекс. Может, так оно и было. Мы с Майло решили, что на данном этапе уточнять детали слишком рискованно, поскольку все случилось в сельской местности, и вопросы, задаваемые чужими полицейскими, могут кого-нибудь насторожить. – Пальцы его здоровой руки теребили край скатерти.
– Миссисипи, – повторил я. – Юстэйс не был чернокожим?
– Белый. И историк, а не психолог. Вероятно, будет случай побеседовать с его вдовой, но сейчас более важным представляется Санджер и ваша встреча с Зиной Ламберт. Вы к ней готовы?
– Да. Где Майло?
– Он последует за вами, однако мы считаем, что вам лучше не знать, где именно он находится. Так естественнее, меньше шансов встретиться случайно взглядом. Вы же не сомневаетесь в его способности прийти на помощь?
– Ничуть.
* * *
Перед тем как выйти из дома, я заглянул к Робин. В мастерской тишина, станки выключены, сложенный фартук валяется на верстаке, а сама она, стоя спиной ко мне, разговаривает по телефону.
Спайк тявкнул и устремился мне навстречу. Робин обернулась.
– Перезвоню, когда все будет сделано. Привет. – Она положила трубку. – Ты похож на французского кинорежиссера, Алекс.
– Это хорошо или плохо?
– Зависит от того, любишь ли ты французские фильмы. Сейчас в тебе чувствуется какая-то... голодная элегантность. Едешь?
– Да.
– Подойди.
Мы обнялись.
– Что это за одеколоном от тебя пахнет?
– Любимый аромат Эндрю. Возбуждает?
– Еще как. Только пессимизм. – Робин чуть отстранилась, держа меня за руку. – Нет, выглядишь ты на славу. Когда тебя ждать назад?
– Как пойдет. Думаю, ближе к вечеру.
– Позвони, если сможешь. Приготовлю что-нибудь на ужин.
Я сжал ее пальцы. Другой рукой Робин погладила жесткий ежик моих волос – раз, второй.
– Колется?
– Если у меня закончится наждачная бумага, придется просить тебя об услуге. – Она вновь бросила на меня взгляд. – Совершенно иной человек.
– Перебор, Робин. Я иду в книжный магазин, здесь, в Голливуде, а не пытаюсь тайком пересечь иранскую границу. Но и книжками тоже торгуют профессионалы.
– Давно ты последний раз был в Голливуде?
Подумав о Голливуде Нолана Дала, я неопределенно хмыкнул.
Робин опять погладила мою голову.
– Трое детишек и слепой. Ничего, они еще отрастут.
Глава 45
Рядом с «тойотой» Даниэла у дома стояла и машина из гаража на Женесси, с царапинами на капоте и помятой дверцей водителя, розоватая, а не желтая в лучах утреннего солнца.
Шарави вручил мне небольшую цветную фотографию – молодая узколицая женщина с почти такой же короткой стрижкой, как у меня.
Довольно миловидная, но кожа ее была более чем бледной – меловой, как маски актеров театра Кабуки[8]. Черная тушь делала ее крупные голубые глаза еще выразительнее, придавая им некую загадочную глубину. И все же на лице была написана скука. Если не отвращение. Я с трудом подавил желание поделиться с Даниилом своим профессиональным мнением об этом лице. В конце концов, стоя в очереди перед полицейской фотокамерой, кто угодно исполнится скуки и отвращения.
– Снимок с водительских прав? – спросил я.
Даниэл кивнул, забрал у меня фотографию и сунул ее в карман.
– Магазин находится на Аполло-авеню, двадцать-двадцать восемь. Удачи.
Он пожал мою руку.
Сиденье водителя в «карманн-гиа» было отрегулировано по моему росту; зажигание сработало сразу же. Как и говорил Даниэл, двигатель оказался мощным. Старая обивка местами протерта до дыр, в кармашке за спинкой мятые пластиковые стаканчики и картонные коробки из-под сандвичей.
Я включил старенький автомобильный приемник. Местная радиостанция передавала беседу с неким «теоретиком социополитики и автором многих книг», уверявшим слушателей в том, что СПИД придумали доктора-евреи с целью убивать младенцев, еще находящихся в чреве матери. Ведущий передачи дал ему возможность высказаться, а затем обрушился на него с вопросами, которые должны были вызвать у аудитории ненависть к «теоретику».
Мелькнула мысль: не Даниэл ли, планировавший все до мелочей, установил приемник на эту волну – чтобы помочь мне обрести нужное настроение.
Я повернул ручку, нашел в эфире джаз и тронулся с места.
Судя по адресу, «Спазм» располагался на улице, разделявшей Голливуд и Силверлейк. Оставив позади госпиталь «Сансет» и перекресток с Хиллхерст, я поехал в сторону деловой части города, как обычно затянутой дымкой смога. На Фаунтин-стрит свернул налево и проследовал по ней до конца, где она превратилась в узенькую улочку с двухрядным движением.
Вот и Аполло. По обе стороны раскидистые неподстриженные деревья и одноэтажные, смешанной архитектуры здания – жилые особнячки, конторы и предприятия, – которые можно встретить только в старых районах города.