Ренни почувствовала себя уязвленной.
— А что в этом плохого? Нам же интересно.
— В этом нет ничего плохого. Говорить можно все, что вздумается. Но нет такого закона, по которому я должен все это выслушивать.
Ренни продолжает ласкать Поля, но она обижена.
— Извини, что я спросила.
Поль кладет руку ей на плечо.
— Я ничего не имею против женщин. — Ренни мысленно добавляет «когда они на своем месте». — Просто когда у тебя на глазах годами умирают люди, женщины, дети, мужчины, кто от голода, кто от ран, от того, что их убивают, нельзя с интересом слушать усевшихся в кружок пышущих здоровьем баб, выясняющих, стоит или нет брить ноги.
Ренни чувствует, что ее перехитрили, поэтому благоразумно не задает больше вопросов.
— Но ведь прошло столько лет, — слабо пытается протестовать она. — Они уже давно сменили тему.
— Вот и я о том же. Тема, вопросы. Я привык верить в эти понятия. Когда я впервые уехал из дома, я верил во все, во что меня приучили верить. Демократия, свобода и прочая дребедень. Оказалось, все это ерунда, громкие слова гроша ломаного не стоят, и все это отлично понимают. Нет просто хороших и просто плохих, мир так не делится, не на что положиться, нет ничего постоянного, незыблемого, сплошная импровизация, выдумки; бесконечные разговоры о вечном — это только предлог, отговорка. Ими прикрываются те, кому больше нечем заняться.
— Для чего? — ее рука теперь неподвижно лежит на Поле.
— Чтобы избавляться от неугодных людей. Поэтому мир делится на тех, у кого есть власть, и тех, у кого ее нет. Иногда они меняются местами. Все очень просто.
— А к кому из них относишься ты?
— Я хорошо и вдосталь ем, значит у меня есть власть, — ухмыляется Поль. — Но я ни от кого не завишу, я сам себе начальник. Политик, не принадлежащий ни к какой партии. Совсем как ты, журналист на вольных хлебах.
— Почему ты не воспринимаешь меня всерьез? — Ренни хочет разговорить его.
— Не надо об этом. Ты же в отпуске. — С этими словами Поль перекатывается на нее. — Когда ты вернешься домой, я буду воспринимать тебя всерьез.
Когда-то Ренни обладала способностью предсказывать поведение мужчин: она могла абсолютно точно сказать, что данный конкретный мужчина сделает в данный конкретный момент. И все, что ей оставалось — это ждать, и все происходило именно таким образом. Она привыкла думать, что знает все: кто из себя что представляет, и что мужчинам нужно, и как с ними следует обращаться. Она привыкла думать, что в мире существует понятие «большинство мужчин», но теперь все перемешалось, и она ничего не знала наверняка. Она махнула рукой на все попытки представить, что будет дальше.
Ренни обвивает руки вокруг его шеи. Она попробует еще раз. Она попробует разобраться.
Поль достал из холодильника две рыбины, одну ярко-красную, другую — сине-зеленую, с клювом как у воробья. Он чистит их огромным кухонным ножом с черной ручкой, стоя на коленях в саду около водопроводного крана. Ренни из гамака чует запах рыбы; нельзя сказать, что она в восторге от этого аромата. Внезапно ее как громом поражает мысль, что за все время пребывания здесь, она так ни разу не побывала на пляже. Ей бы так хотелось понежиться на песке, чтобы солнечные лучи прожарили ее голову так, чтобы там ничего не осталось, кроме белого сияния, но она хорошо знает, чем это чревато: головная боль и красная кожа, как у вареного рака. Она так углубилась в свои мечтания, что даже решила надеть шорты.
Крыльцо увито виноградом, громадные кремовые цветки чашеобразной формы похожи на мираж. На перилах греются две сине-зеленые ящерки и внимательно на нее таращатся. На дороге ни души.
Покончив с работой, Поль карабкается на дерево; вниз он слезает, держа в руках плод папайи. Его бурная деятельность напоминает ей игры бой-скаутов. Того и гляди, сейчас он начнет демонстрировать, как хорошо он умеет вязать морские узлы.
Недолгий закат, и вот уже темнеет. Ренни заходит в дом. Поль готовит рыбу с луком, решительно отказываясь от ее помощи.
Они сидят друг напротив друга за деревянным столом. Ренни горячо хвалит его кулинарное искусство. Он даже зажег свечи; гигантская зеленая саранча бросается на огонь. Поль подбирает ее, еще извивающуюся, и выбрасывает за дверь.
— Так значит, ты решила, что я из ЦРУ, — говорит он, возвращаясь к столу.
Ренни от неожиданности роняет вилку, она совершенно не готова к такому повороту разговора.
— Тебе Лора сказала?
Поля забавляет ее смятение:
— Ты подозревала меня, а я, представь себе, тебя.
— Что??? — у Ренни округляются глаза. — Да ты с ума сошел!!! — удивление переходит в ярость.
— А ты поставь себя на мое место. Согласись, очень удобно — путевой очерк, камера… Журналисты редко забредают на наш остров. И надо же первому человеку, с которым ты заводишь знакомство, оказаться тем, у кого есть все шансы прокатить правительство на выборах. Это Минога. Это трудно объяснить простой случайностью.
— Но я едва знакома с ним!..
— Я же тебе просто говорю, как это выглядит со стороны. Шпиономания здесь у всех в крови, шпионские страсти захватывают всех, ЦРУ это на руку. Кастро, а вслед за ним и вся прочая братия, всегда использовали туристов в этих целях. ЦРУ прикрывает свои делишки, используя направо-налево неамериканцев. Местных, иностранцев. Нам стало известно, что они уже кого-то прислали из своих, может быть, они уже здесь. Обычно они действуют по одиночке, иногда в паре. Тебе будет интересно узнать, кто сунул нос в мои дела.
— Уверена, что не Эбботы. Они такие милые старики.
— Именно они. Были. Но их отозвали обратно. Следующий должен действовать более активно. Им сможет оказаться любой.
— И ты подумал, что это я… Продолжай!
— Мы вынуждены были все проверить.
— Кто это МЫ? Вы с Лорой? — Теперь Ренни многое становится понятным. Не успела Ренни сойти с самолета, за ней установили слежку. Сначала Поль в столовой проявил чересчур повышенный для простого незнакомца интерес. На следующий день Лора на судне. Они ни на минуту не выпускали ее из виду, в буквальном смысле не спускали с нее глаз. Должно быть, к ней был приставлен постоянный соглядатай, который докладывал обо всех ее передвижениях, поэтому они все время знали, где она находится, куда направляется.
— Лора подвернулась очень вовремя.
— Кто обыскивал мою комнату? — требовательно спросила Ренни. Не может быть, чтобы это был Поль, в тот момент они обедали вместе в Дрифтвуде.
— А разве кто-то обыскивал твою комнату? — Ренни не могла понять, наигранное у него удивление или подлинное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
