Бертина была в парадной форме.
Заугель не скрывал своего восхищения, глядя на приезжую.
- Попутный, барон, который дует для тех, кто умеет управлять парусами... А кто это? - Бертина протянула руку Заугелю.- У меня такое впечатление, Генрих, что в вашей дивизии собрались самые красивые офицеры нашей армии. Так куда и как мы поедем сейчас?
- Все зависит от вашего желания: мы можем выехать машиной сегодня вечером или поездом завтра утром.
- Меня устраивает и первый, и второй вариант, так что поступайте как хотите.
Генрих заранее заказал для Бертины номер в офицерской гостинице, но она заявила, что отдыхать не станет. Зато жаждет пообедать, а потом пройтись по городу.
Попросив прощения, Заугель пошел к Пфайферу уточнять время отъезда, а Бертина и Генрих спустились в ресторан.
- Вы так и не объяснили, Бертина, какой попутный ветер пригнал вас к нашим берегам и надолго ли? - снова спросил Генрих, когда они уютно расположились в отдельном кабинете и официант, подав заказанное, вышел.
- Иначе говоря откуда вас принесло и как долго вы будете докучать мне? - рассмеялась Бертина и с вызовом взглянула на собеседника.
- Я, кажется, не дал вам ни малейшего повода для такого вывода.
- А ваше упорное нежелание отвечать на мои письма, а то, что вы даже ради проформы не пригласили меня на помолвку?
- Вы женщина, Бертина, и должны быть догадливой. Я не переписывался с вами и избегал вас именно потому, что очень хотел этого.
- О Генрих, это почти объяснение! Смотрите, чтобы я не поймала вас на слове! Ведь я теперь буду вашей соседкой и должна предупредить: хочу отблагодарить эту курносую Лорхен, украв у нее из-под носа жениха.
- Как это - будете моей соседкой? Ведь, концлагерь, в котором вы работаете, насколько я помню, находится в Восточной Пруссии?
Бертина приподняла одно плечо и повернула его к Генриху.
- Вы очень невнимательны, барон, обратите внимание вот на это, Бертина постучала пальцем по новеньким погонам.
- О, да вас можно поздравить!
- Как видите. А это означает не только повышение в чине, но и в должности. Я назначена начальницей женского концлагеря спецрежима в Понте-Сан-Мартин, это, кажется, недалеко от Сен-Реми.
- Спецрежима? Что это значит, если перевести на обычный человеческий язык?
- Это значит, мне оказано особое доверие: приняв лагерь, я должна сдать своеобразный экзамен, то есть установить в нем такой режим, который превратит этих пленных в обычную рабочую скотину, и они забудут не только о непокорности, но даже о том, что когда-то считали себя людьми.
Бертина выпила рюмку коньяку и затянулась сигаретой. Ее большие синие глаза лихорадочно блестели, тонкие ноздри вздрагивали, губы были плотно сжаты.
- Тогда я не понимаю, почему именно вас назначили в этот лагерь? Ведь вы все-таки женщина, Бертина!
- Вы могли бы сказать любезнее, красивая женщина.
- Это вряд ли кто посмеет оспаривать. Тем более я. Но вы все-таки не ответили на мой вопрос.
- Боже мой, Генрих. Вы страшно старомодны, трогательно старомодны. Теперь я понимаю, почему вы выбрали в подруги жизни Лору. Самочка, которая вяжет своему хозяину теплые носки и напульсники, Маргарита с прялкою в руках, в лучшем случае маленькая актриса кабаре, с легким привкусом порока. У вас не тошнит от этого идеала добропорядочных немок? Нам, настоящим арийкам, это осточертело!
- Бертина! Это ж крамола, настоящая крамола! Вы забываете, что сказал фюрер об обязанности женщины, о ее месте в обществе?
- А, три "к". Законы устанавливаются для масс, а у каждой нации есть свои избранники, которые эти законы сочиняют. И я буду принадлежать к этим избранникам, я уже к ним принадлежу. Напрасно вы не приехали к нам в лагерь, помните, я вас приглашала. Вы бы увидели, как дрожит передо мною весь этот сброд - француженки, русские, голландки, польки, бельгийки... даже немки, оскорбившие свою расу! О, у меня были неограниченные права, и, будьте уверены, я ими воспользовалась.- Откинувшись на спинку стула, Бертина прищурила глаза, словно всматриваясь в какую-то далекую картину, возникшую перед ней, и вдруг рассмеялась.
- Что способствовало вашему дальнейшему продвижению? Ведь вы продвинулись очень быстро?
- О, просто молниеносно быстро. Я ввела кое-какие усовершенствования в систему охраны пленных и в режим для них. Кроме того, я отлично изучила вкусы своего начальства... Когда прибывала партия новых пленных, я отбирала самых молодых и красивых и знала, кому и каких направить. К концу года я была уже помощником начальника всего лагеря.
- Так вы скоро дослужитесь до генерала.
Захваченная своими воспоминаниями, Бертина не заметила ни иронического тона Генриха, ни злых огоньков в его глазах.
- Что касается моей дальнейшей карьеры, то я возлагаю большие надежды на этот концлагерь, который должна сейчас принять. Недавно там убили начальника, старшую надзирательницу и одного солдата-охранника, который их сопровождал. Специальная комиссия расследовала этот случай, многих повесили, но настоящие виновники убийства так и не найдены. Мне поручено установить в этом концлагере самый жестокий режим, и я уже разработала план мероприятий. О, я совершенно уверена, что добьюсь своего какой угодно ценой, даже если бы мне пришлось повесить каждую третью.
Генрих почувствовал, что у него темнеет в глазах. Лицо Бертины отодвинулось, стало маленьким, словно змеиная головка, потом снова приблизилось и так расплылось, что Генрих уже не различал отдельных черт.
- Что с вами, Генрих? - услышал он голос Бертины и словно проснулся.
"Она не доедет до лагеря. Как это сделать - не знаю. Но до лагеря она не доедет!" - твердо решил он, и ему сразу стало легче.
- О чем вы задумались?
- После контузии, полученной мною во время нападения маки, у меня часто внезапно начинает болеть голова и темнеет в глазах, - пояснил Генрих.
- Бедненький!- Бертина перегнулась через столик и провела рукой по волосам Генриха.
Появление Заугеля прервало эту лирическую сцену. Он сообщил, что Пфайфер согласен взять с собой даму, даже очень доволен, только просил их своевременно прибыть в штаб корпуса.
Из Шамбери выехали ровно в восемь вечера. На переднем сидении, рядом с шофером; сидел Пфайфер, на среднем Заугель, на заднем Бертина и Генрих.
Как только машина отъехала, Бертина крепко, всем телом прижалась к Генриху и взяла его под руку.
- Неужели я хуже этой курносой утки Лорхен? - тихонько прошептала она.
- Вы ее превзошли во всем!- многозначительно улыбнулся Генрих.
Бертина с благодарностью пожала ему руку и отодвинулась, Пфайфер, немного поерзав на месте, обернулся к пассажирам, сидевшим позади него.
- Так вы считаете, что вечером ехать по этой дороге опасно?- спросил он Заугеля тихим голосом.
- Днем спокойнее,- уклонился от прямого ответа Заугель.
- А как вы думаете, герр обер-лейтенант?
- Я считаю, герр Пфайфер, что во время войны всюду опасно,- равнодушно ответил Генрих. - Только вчера в нашем районе спустилась с гор большая группа маки.
- Большая, говорите?- в голосе прославленного оратора звучал страх.
- Больше роты.
- А разве они отважатся напасть на нас, если впереди едут автоматчики, а позади мы - трое вооруженных пистолетами мужчин и шофер с автоматом!
- Обратите внимание: дорога не прямая, она круто поворачивает то вправо, то влево, и эти повороты...
- Да, да, понятно,- поспешно согласился Пфайфер.Может быть, действительно, нам лучше вернуться в Шамбери?
Генриха разбирал смех. Он вспомнил, как самоуверенно держался прославленный оратор днем, вспомнил провозглашенные им на митинге слова: "Немцы боятся только бога, и никого иного".
- Можно, если хотите, вернуться, но как это расценят ваши слушатели в Шамбери? Мы же не дети, чтобы бояться, как вы сказали, темноты. Да и возвращаться уже поздно: маки могут быть сзади так же, как и спереди.
Пфайфер замолчал.
- А тут действительно опасно?- испуганно прошептала Бертина.
- Очень!
- Боже мой, а я в военной форме.
В машине наступила та напряженная тишина, какая возникает среди людей, думающие об одном, но не решающихся вслух высказать свои мысли.
- Вы должны были все это объяснить мне в Шамбери, а не здесь, посреди дороги!- вдруг пискливым голосом выкрикнул Пфайфер и угрожающе взглянул на Заугеля.
- Я вам говорил, но вы высмеяли меня перед всеми присутствующим!огрызнулся Заугель.
- Черт знает что, поручают охранять тебя каким-то мальчишкам и даже не предупреждают об обстановке!
Машина на полном ходу пролетела маленький населенный пункт Монт-Бреоль, и дорога начала круто подниматься вверх.
- Может быть, заночуем в этом селении?- спросил Пфайфер, обращаясь к Генриху.
- Здесь нас наверняка перестреляют, как цыплят,- ответил тот. Ему хотелось нагнать страх, на этого толстого труса, который в Шамбери призывал других к храбрости.
