"Это уже сверх программы!"- подумал Генрих.
- Ну, погоди, я отплачу тебе!- проговорил Мельников и вышел.
Генрих поднялся, подошел к двери и снова ударил по ней ногой.
- Ради бога! Сядьте! Из-за вас нас всех убьют!- вспылил Пфайфер.
- Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего!
Дверь снова открылась, и на пороге появились те же, Мельников и маки. Позади них стояла женщина, которая держала в руках три куска хлеба, кувшин с водой и чашки.
Мельников с автоматом в руке остался у двери, а его спутник стал развязывать пленным руки.
- Ешьте, только побыстрее, нам некогда с вами нянчиться!- нетерпеливо крикнул Мельников.
- А мы вас не задерживаем!- с издевкой ответил Генрих и, откусив кусочек хлеба, запил его глотком воды.
После вкусного обеда, которым его угостили Андре Ренар и этот же Мельников час назад, черствый хлеб буквально не лез Генриху в горло. Шофер и Пфайфер мигом проглотили и хлеб, и воду, а Генрих все еще дожевывал свой ломоть.
- Долго я буду ждать?- Мельников выхватил из рук Генриха чашку.
- Ну и подавись своей водой!- равнодушно бросил Генрих и с удовольствием затянулся сигаретой, которую ему чуть пораньше протянула женщина.
- Связать руки!- приказал Мельников, когда пленные докурили сигареты. Пленных связали, на закрытой двери щелкнул замок.
- Ну, что, полегче стало?- спросил Генрих Пфайфера.
- Я умоляю вас, не надо их больше раздражать!- заскулил пропагандист.Они и так на нас злы, а теперь еще больше разозлятся.
- Это только начало, увидите как я буду вести себя на суде. А сейчас я попробую уснуть, советую вам сделать то же самое.
Генрих плечом пододвинул солому, устроился на ней и через десять минут спокойно спал.
Вечером снова всех по одному вызывали на допрос. Пфайфера и шофера отпустили быстро, допрос Гольдринга длился значительно дольше. Он продолжался ровно столько, сколько потребовалось, чтобы окончательно уточнить детали намеченного плана. После допроса всем пленным завязали глаза, посадили, в машину и куда-то повезли.
Ехали долго вероятно, часа два. Наконец машина остановилась у какого-то строения. В темноте лишь неясно вырисовывались его контуры. Всех ввели в помещение и неизвестно для чего развязали глаза. Пленные видели сейчас не больше, чем тогда, когда на глазах были повязки.
- Шофер, вы здесь? А вы, герр Пфайфер? А где же Бертина Граузамель? Меня беспокоит, что ее отделили от нас. Может быть, выпустили?
- Вот именно! На ней эсэсовская форма, они ее любят так же, как коричневый костюм штатских национал-социалистов,- мрачно сказал шофер. Пфайфер не то вздохнул, не то простонал.
- Майн герр,- тихо прошептал Генрих,- когда нас везли сюда, мне посчастливилось развязать руки, сейчас я развяжу и вам. Очевидно, это последняя наша остановка на пути к... смерти... Я попробую перехитрить ее. Спустя, некоторое время я попрошусь по интимным делам во двор, когда меня выведут - попробую удрать. Если повезет, сделаю все возможное, чтобы спасти вас.
Генрих развязал руки шоферу, потом Пфайферу. Тот дрожал всем телом.
- Если вам удастся бежать - они убьют нас без суда!- крикнул он и схватил Генриха за рукав - Я не пущу вас, я не позволю рисковать нашей жизнью.
- Хватит вам ныть! - вмешался шофер. Теперь, когда речь шла о жизни и смерти, он не выбирал выражений и совсем непочтительно схватил Пфайфера за плечи - Мы теряем единственную надежду на спасение, а вы мешаете!
Он оттянул пропагандиста от двери и заткнул ему рот рукой. Генрих так же, как днем, в сарае, стукнул в дверь ногой.
- Чего тебе? - послышался голос Мельникова.
- После вашего угощения у меня болит живот, черт вас всех побери!крикнул Генрих.
Мельников выругался, но дверь открыл. Послышалась команда держать автоматы наготове. Кто-то вошел в помещение и, подталкивая пленного в спину, вывел его во двор. Потом щелкнул замок.
Пфайфер и шофер, затаив дыхание, прислушивались. Но вокруг все было тихо, ни звука, ни шелеста. Лишь минут через пять послышались восклицания, топот.
- Стой! Лови!
Один выстрел, второй, пулеметная очередь. Все удалилось, стихло.
Когда через час начальник шестого штуцпункта лейтенант Швайцер увидел Гольдринга, он ужаснулся. С подбитым глазом, окровавленными руками, Генрих мало напоминал офицера по особым поручениям, которого лейтенант не раз видел в штабе.
- Немедленно свяжите меня со штабом дивизии!- приказал Гольдринг.
Лейтенант вызвал штаб.
- Говорит обер-лейтенант фон Гольдринг. Да, да... Об этом потом... Не прерывайте меня и слушайте, дорога каждая минута... Передайте генералу, что нас всех вчера захватили маки. Я бежал из плена. Герр Пфайфер и шофер находятся в нескольких километрах от шестого штуцпункта, утром их расстреляют. Я прощу немедленно выслать роту егерей, дорогу я знаю, поведу сам. Ради бога, не мешкайте, дорога каждая секунда.
Генрих положил трубку и упал на стул.
- Сигару! Со вчерашнего вечера не курил!
Но у лейтенанта Швайцера сигар не было. Пришлось удовлетвориться дешевой сигаретой.
- На ваши поиски брошено несколько отрядов,- сообщил лейтенант, увидев, что его неожиданный гость пришел в себя.
- В штабе дивизии уже все известно?
- Лишь то, что на машину наскочили маки. Но труп лейтенанта Заугеля навел всех на мысль, что и с остальными пассажирами произошло большое несчастье.
Рота егерей прибыла, как показали часы, за сорок пять минут. Вместе с ней на машине Генриха, которую вел Курт, приехал и Лютц.
- Вот к чему привело твое легкомыслие!- еще с порога набросился он на приятеля.
- А при чем тут мое легкомыслие?
- Надо было взять больше охраны и не выезжать вечером.
- Карл! Ты, забыл, что об охране должен был позаботиться Заугель, покойный Заугель, я был лишь пассажиром. На том, чтобы ехать вечером, настаивал сам Пфайфер, но обо всем этом потом. Сколько прибыло солдат?
- Сто шестьдесят человек и десять ручных пулеметов,- отрапортовал командир роты.
- Карту!
Расстелив карту, такую же, как та, которую он вчера внимательно изучил с Андре Ренаром и Мельниковым, Генрих стал отдавать распоряжения.
- Вы, герр обер-лейтенант Краузе, берите взвод и наступайте по этой дороге. Будете главной колонной. Если вашу колонну не обстреляют, что маловероятно, вы свернете от селения налево, чтобы отрезать маки дорогу в горы. Я приму команду над двумя взводами и буду наступать вслед за вами, на правом фланге, а теперь действуйте.
Привыкшие к горным операциям, егери шли быстро, почти неслышно. Когда до селения осталось метров пятьсот, взвод под командой лейтенанта Краузе свернул налево. Генрих подал команду, и два взвода тихо рассыпались цепью. В это время застрочили пулеметы партизан. Генрих залег рядом с Лютцем.
- Слева перебежками вперед!- подал он команду.
Не ослабляя огня на правом фланге, партизаны с неожиданной силой набросились на левый. "Это уже вопреки плану! Мельников доиграется, пока его окружат!"- нервничал Генрих и перебежками стал продвигаться вперед.
Партизаны прекратили огонь так же внезапно, как и открыли. Когда минут через десять рота егерей с криком ворвалась в небольшое селение, состоявшее всего из нескольких домиков, там не было ни единой живой души.
Генрих и Лютц подбежали к каменному сараю, сбили замок.
- Герр Пфайфер, вы живы? - крикнул Генрих. Лютц посветил фонариком. Прижавшись друг к другу, в углу сидели шофер и почти потерявший от страха сознание пропагандист.
- О герр обер-лейтенант! - наконец пришел в себя Пфайфер. И с ревом, похожим на рыдание, упал на грудь Генриха.
Лютц и Генрих вывели Пфайфера на воздух, поддерживая, словно больного, под руки. Рядом с большой дверью, из которой они только что вышли, находилась маленькая, распахнутая настежь. Лютд заглянул в нее, посветил фонариком и вскрикнул. Генрих подбежал к нему. У порога лежала Бертина Граузамель.
- Мертвая!- констатировал Лютц, склонившись над убитой.
- Может быть, наша пуля и убила ее, - бросил Генрих.
- По крайней мере, умерла она достойно,- послышался из-за спины густий бас Пфайфера. Почувствовав, что находится в безопасности, он быстро пришел в себя и держался, как обычно.
Генрих взглянул на него и не поверил глазам. Пропагандист был важен, весь вид его говорил о том, что человечество должно быть благодарно ему за одно то, что он родился...
В Сен-Реми освобожденные прибыли на рассвете. Сделав в госпитале перевязку, Генрих тотчас пошел в гостиницу и мгновенно уснул. Спал он долго, крепко и спокойно. Он не слышал, как к нему заходил Миллер, как старался разбудить его Лютц, когда надо было идти обедать в казино. И это было к лучшему. Даже выдержки Генриха не хватило бы, чтобы спокойно выслушать рассказ Пфайфера об их героическом поведении в плену у маки. Однако надо быть справедливым, на первое место он выдвинул обер-лейтенанта Гольдринга. По рассказу геббельсовского пропагандиста, Генрих казался сказочным богатырем, который, лежа связанный, сбил с ног нескольких маки, голыми руками передушил стражу и вообще вел себя, как стопроцентный ариец, настоящий офицер непобедимой армии фюрера.
