Однако Уолсингем считал, что опасность со стороны Франции сильно преувеличена, что Анжу терпит в Нидерландах поражение за поражением, так что его едва ли можно считать опасным врагом, а власть короля и Гизов во Франции сдерживается гугенотами, которые набирают силу под руководством Генриха Наваррского. Также и угрозу, исходящую от Филиппа II, можно сдерживать, пока войска Генеральных штатов в Нидерландах продолжают сражаться с испанскими войсками. Более того, заявил Уолсингем, объединенные силы католиков уже не так страшны, как раньше. Он считал, что Елизавете следует дать гугенотам денег и оказать военную помощь восставшей Фландрии. По его мнению, брак с Анжу лишь ухудшит положение Англии и отдалит от Елизаветы Якова VI, короля Шотландии, так как положит конец его надеждам унаследовать английскую корону.[766]
* * *17 июля, когда королева в сопровождении Симье плыла на барке по Темзе из Гринвича в Дептфорд, проплывавший мимо лодочник по имени Томас Эпплтри выстрелил в них. Один выстрел пришелся в 6 футах от королевы; он задел ее рулевого, отчего тот «закричал и жалобно застонал, думая, что умирает». После заговора Ридольфи многие боялись новых покушений. Эпплтри схватили, приговорили к смерти и через четыре дня повели на виселицу; но поскольку королева считала, что это был несчастный случай, а не неудачное покушение, «когда палач надел веревку ему на шею, он, по всемилостивейшему прощению королевы, был избавлен от казни».[767] Несмотря на это, Елизавета в виде предосторожности публично объявила, что французские посланники и их слуги находятся отныне под королевской защитой, и запрещала кому-либо досаждать им под страхом сурового наказания.
Дадли пытался подорвать попытки Жана де Симье умаслить королеву, он распространял при дворе слухи о том, что француз применял «приворотные зелья и противозаконные методы», что он «втерся в доверие королевы и убедил ее в любви [своего господина]».[768] Кроме того, ходили слухи, что за покушением на посланника стоит Дадли, что он пытался отравить Симье, а когда это не удалось, нанял человека по имени Робин Тайдер, чтобы тот спрятался в засаде и застрелил Симье, когда тот будет выходить из парка в Гринвиче. Однако, увидев, как хорошо охраняют Симье, Тайдер испугался.[769]
Позже Симье начал в виде предосторожности носить под рубашкой подбитый дублет.[770]
Симье понимал, что Дадли служит главным препятствием к браку; как только французский посланник узнал о тайном венчании Дадли и Леттис Ноллис, он рассказал об этом королеве. Елизавета пришла в ярость; она была потрясена до глубины души. Дадли находился рядом с ней с самого начала ее правления. Она полностью доверяла ему… Однако после двадцати лет близости их дружба дала трещину. Почти год, с осени 1578 г., Дадли обманывал ее и, скрывая, что женился сам, всеми силами старался помешать Елизавете выйти замуж. Сначала она угрожала посадить его в Тауэр, но ее убедили изменить меру пресечения. Дадли посадили в тюрьму в Гринвиче, а затем отправили под домашний арест в Уонстед. Леттис изгнали с королевской службы. Враждебность по отношению к ней королева сохранит до самой смерти.[771]
Елизавета согласилась предоставить герцогу Анжуйскому охранную грамоту для приезда в Англию.[772] Правда, она оговорила важное условие: визит герцога должен оставаться в тайне, он должен приехать в Англию инкогнито и с совсем небольшой свитой.
Глава 31
Лягушонок поехал свататься
Франсуа, герцог Анжуйский, прибыл в Гринвич рано утром 17 августа 1579 г. Его провели в парковый домик при дворце, в котором остановился Симье. Герцог разбудил своего посланника и потребовал, чтобы его немедленно отвели к Елизавете. Симье предупредил своего господина, что лучше подождать: королева не любит рано вставать и лучше не заставать ее врасплох.
Хотя Елизавета хотела сохранить приезд герцога в тайне, еще до его прибытия весть о нем просочилась наружу, отчего она запретила придворным любые разговоры о нем и велела принять решительные меры для обеспечения безопасности Анжу. 26 июля выпустили прокламацию о запрете «ношения кинжалов, огнестрельного оружия, аркебуз, мушкетов и доспехов»: вблизи двора никому не дозволялось появляться с оружием.[773] До того на жизнь Симье покушались дважды; по крайней мере за одним покушением стоял Роберт Дадли, который не собирался останавливаться ни перед чем.[774]
Следующие десять дней Анжу непрерывно развлекали балами, приемами, банкетами и аудиенциями, во время которых он вел куртуазные беседы с королевой. Ей всегда хотелось, чтобы за ней лично поухаживал один из ее знаменитых поклонников; в виде исключения казалось, что она искренна в своей привязанности и интересе к браку. Королева как будто поддалась обаянию Анжу и отбросила страхи о его уродстве и рябом после оспы лице. В сумерках Елизавета почти каждый день незаметно выходила из дворца с одной из своих фрейлин, чаще всего с мудрой и тактичной Дороти Стаффорд, и обедала в домике, где остановились герцог и Симье. Елизавета прозвала герцога Лягушонком – возможно, из-за цвета его лица, низкого, скрипучего голоса или кривых ног.[775] Среди придворных вошло в моду дарить королеве украшения с изображением или в виде лягушки.[776] Народная песенка «Лягушонок поехал свататься», которая дожила до наших дней, впервые появилась в 1580 г. как насмешка над сватовством Франсуа Анжуйского к Елизавете.
По всей Англии в типографиях печатались листовки и песенки, в которых выражался решительный протест против их брака. В августе в Лондоне тайно напечатали длинный подрывной трактат, написанный Джоном Стаббсом, адвокатом из Линкольнс-Инн. Трактат под названием «Открытие зияющей пропасти, которая поглотит Англию через еще один французский брак, если Господь не воспрепятствует ему, позволив ее величеству узреть его греховность и наказание» передавали из рук в руки. Для текста характерно сочетание религиозного пыла и патриотизма.[777] Стаббс называл себя «любящим истинным слугой ее величества», которого страшила мысль о том, что Елизавету «поведут с повязкой на глазах, как бедную овечку, на заклание» позорного брака с французским принцем-католиком. Используя яркие сравнения и часто упоминая «проникновение» и «вторжение», Стаббс описывал, как «старый змей в человеческом облике» соблазнит «нашу Еву» и она, возможно, «лишится нашего английского рая».[778] Тело королевы поразит сифилис («французская болезнь»), а деторождение ее погубит. Стаббс утверждал, что Елизавета ставит удовлетворение своих личных желаний выше долга защищать «благополучие своей страны и общества, которые составляют ее величие».[779] Кроме того, он считал, что Анжу ни за что не сможет полюбить женщину на двадцать лет старше себя. «Ни один из тысячи молодых людей, которые ищут брака с супругой старше себя… не пойдет вопреки своим молодым аппетитам, которые и составляют предмет их желания».[780]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
