– Я не хочу на вертолёте. Я хочу, чтобы ты меня отвёз.
С того дня, как Алекс полетел, он стал катать Машу. Для удобства любимой он заказал кучу всяких приспособлений: от кабинки, которую держал в когтях, и до домика, который крепил к своей спине.
– Маша, я не смогу тебя везти. Я же каждую секунду буду на тебя оглядываться, и в конце концов, мы улетим не туда.
Она посмотрела на огромное белое здание. Инкубатор. Улыбнулась, вспомнив, как её убеждали, что рассказы Леси не что иное, как выдумки Стаса. Стас напустил на Лесю морок, и она действовала по его указке. Девушка сама не ведала, что творила. В наказание Стаса обязали жениться на Лесе, если та пожелает. И та пожелала.
Не было никаких яиц на пуповинах, откормленных сексуально озабоченных курочек. Суррогатки переваливаясь как утки, гуляли, смеялись. Инкубатор становился для них домом, пока они носили драконят у себя в животе. Маша поразилась, сколько девушек таким образом поправляет своё финансовое состояние. А чтобы те потом не скучали по малышам, их усыпляли на время кесарева, стирали эмоциональную привязанность, регенерировали шов. Просыпались девушки в совсем другой палате, не в той, в которой засыпали.
Сами яйца, изъятые из «курочек», перекладывали в инкубатор. Суррогаткам даже в голову не могло прийти посмотреть на малыша.
В самый первый визит для Маши специально сделали экскурсию. С ними поехала драгиня.
– Вот здесь я снесла тебя, – и она показала на отделение для драконов.
Там, за стеклянной дверью, огромные ящеры, распластав свои крылья, хлопотали вокруг своей кладки. Они шипели друг на друга.
– У дракониц нет дружбы, пока она на яйце. Ей кажется, что яйцо хотят похитить, – поясняла Амелинда. – Я была ужасной наседкой. Сожгла не одно укрепление. Меня все боялись и мечтали, чтобы ты поскорее вылупился, – засмеялась она. – А здесь был Ник.
– Что случилось с Ником? – спросила тогда Маша.
– Его биологическая мать попросила сделать кесарево на два месяца раньше. Мы не могли её принудить, так как ненависть матери к малышу могла привести ещё к более ужасным последствиям, чем ранние роды. Но мы не знали, что она ненавидела его с первого дня. Она думала, что Драйк на ней женится, и она займёт моё место. А не вышло. Память ненависти настолько глубоко вошла в сознание Ника, что мы никак не могли её выжить. А тебе, человечке, он поверил. Сейчас Нику значительно лучше. Он переживает подростковый период. Если так и дальше пойдёт, он догонит свой биологический возраст, – и драгиня вздохнула.
– Вам жаль? – спросила Маша.
– Немного. Он такой трогательный малыш. Но дети должны взрослеть. Впрочем, я думаю, что ваш сорванец ещё мне задаст жару, ведь в нём будет твоя неуёмная энергия, Маша, и настойчивость от Алекса.
Наблюдая за Машей, врач однажды вызвал Алекса. Они о чём-то долго разговаривали. Домой мужчина вернулся задумчивым.
Вечером, сидя у ног своей любимой, он положил ей голову и произнёс:
– Не знаю, обрадует тебя или нет, но малыш развивается по человеческому ритму. Он родится через девять месяцев, как у вас, у людей. Но как он родится… Я не знаю, и никто не знает.
Схватки стали каждые четыре минуты.
– Как только отойдёт пробка, будем кесарить. Должны успеть, – врач улыбнулся девушке.
Она лежала на высокой кровати и гнала Алекса:
– Это некрасиво. Я хочу, чтобы ты меня запомнил… – она замолчала. Назвать себя красивой язык не поворачивался.
– Не говори ерунды. Я обещал быть с тобой и в горе и в радости. Ты поступаешь нечестно, хочешь первая увидеть малыша.
Ему подали низкую скамеечку. Алекс сел на неё. Взял в свои руки руку Маши.
– Моя магия будет помогать тебе.
В этот момент она закричала. Напряглась. Успокоилась.
– Больно, Алекс, очень больно. Уходи. Я некрасивая, уродливая.
– Маша, не говори ерунды. Я уже сказал, что не уйду. Помнишь, ты обещала слушать меня всегда и во всем, потому что дракон всегда прав? Вот и слушай. Дыши, дыши носом. Не ртом. И отдыхай между хватками. Мы зря, что ли, вместе в школу партнёрских родов ходили? Маша, смотри на меня. Давай, милая, давай.
Его рубашка намокла от пота. Словно не она, а он рожал.
– Есть, пробка, – услышал он голос врача. – Срочно наркоз, будем кесарить.
Но тут же его перебил другой голос:
– Не получится. Он пошёл. Давайте проколем пузырь.
– Но скорлупа… Она сломается и порежет и маму, и ребёнка.
Маша снова закричала. Она что было силы, вцепилась в руку Алекса. Он руководил ею:
– Дыши, дыши. Не тужься. Всё хорошо. А теперь давай.
«Бескрылый, гони магию, чего ты ждёшь. Топи скорлупу», – подгонял он внутреннего.
«Ты там разбирайся, а я свою работу знаю. Как родит, за бескрылого получишь, понял?»
Алекс чувствовал, как его силы уходят вместе с магией. Капельки пота выступили над губой. На спине рубашка прилипла. Глаза слипались. Но он заставлял себя держать контроль.
За дверью Амелинда держала за руку маму Маши:
– Вы знаете, какая у вас девица! Она такая настырная… – кого она успокаивала: себя или родственницу. Бросила взгляд на мужа.
Драйк стоял в углу. Глаза закрыты. Указательные и большие пальцы соединены в кольце. Магию перегоняет. Судя по виду, магии требуется много. Если не хватит, тогда она подключится.
– Пошёл. В чём-то белом… Смотрите, скорлупа, она размягчилась. Она стала как плацента, – но Алекс не смотрел на врачей. Их слова долетали до него словно сквозь вату.
– Маша, ещё разок. Последний, и он родится, а ты отдохнёшь. Моя девочка, давай. Ну.
И снова раздался крик. Бледная, вся в поту, она повернула лицо к Алексу. Слабо улыбнулась побелевшими губами.
– Прости, любимый, – глаза закрылись.
– Родители, смотрите, какой у вас малыш.
Врачи уже сняли белую оболочку, в которой дракончик появился на свет. Он расправил крылья и взмыл под потолок, сделав там сальто, упал прямо в руки Алексу.
На какой-то миг Алекс выпустил из своих рук Машину. Поймал малыша. Поцеловал его, передал врачам. А когда вернулся, то понял, что жизнь покинула Машу.
– Пойдёмте. Вы нужны сыну, – медсестра тронула его за плечо.
– Пусть им пока бабушка займётся. Я… – он замотал головой. Взял её руку, как тогда, в хрустальном шаре, заключил между своими, как раковина жемчужину, и погнал свою магию. Но та возвращалась, не совершая свою восьмёрку. А он всё гнал и гнал, пытаясь пробудь жизнь в этом теле.
Горячая драконья слеза скатилась по щеке.
– Машка, прости меня, Машка. Я не должен был отпускать тебя, даже на миг. Так нечестно, ты не имеешь права уходить без меня! Маша, ты слышишь!
Врачи на цыпочках выходили из палаты. Там, за дверью, в комнате ожидания стояла тишина. Родственники смотрели на дверь. Им вынесли малыша: хорошенького зелёного дракончика. Он смешно сморщился и затрепетал крылышками.
Амелинда прижала к себе внука, но не смотрела на него. Ей очень хотелось подойти к сыну. А он всё говорил и говорил, мешая слова с горячими слезами.
– Машка, всё, хватит играть в прятки. Я нашёл тебя. Ты обязана слушать мужа. Я тебя не отпускаю. Ясно? От слова совсем. Машка, так нечестно. Маша, я тебе говорил, что ты уйдёшь лишь тогда, когда я тебе это разрешу! Говорил? Так вот, я не разрешаю сбегать от меня! Ты поняла? Немедленно возвращайся! Машка, – и он прижался мокрой от слёз щекой к её ладони…
Амелинда, не выдержала. Держа в одной руке внука, подошла к Алексу. Провела рукой по его голове. Но ничего не сказала.
Вдруг малыш вырвался из рук бабушки, пролетел над телом матери и приземлился к ней прямо под мышку. Уткнулся своим длинным носом в ключицу и довольно заурчал, выпуская слабые клубы белого дымка, которые мешались с синим дымком отца. Девушка исчезла. Невесомая завеса скрыла её от глаз.
Алекс прижал свои губы к её ладони. Провёл по ней языком, как это делает собака, когда ластится к хозяину. И вдруг почувствовал, открылся проход. Магия заструилась свободно, обходя два тела по восьмёрке. Он целовал её пальчики, дышал своим голубым дымком, пытаясь отогреть замёрзшую жизнь…
