Как-то в феврале в окрестностях Элунды возник и распространился со скоростью лесного пожара странный слух, порожденный невзначай брошенным замечанием какого-то человека. Вскоре на всем побережье от Элунды на юге до Вилхадии на севере только и говорили о том, что мэр городка Селлес повез в больницу Ираклиона своего десятилетнего сына: кто-то решил, что у мальчика может быть лепра. В течение дня над побережьем собрались штормовые тучи народного гнева. Долго сдерживаемые чувства страха и ненависти вырвались наружу, и люди толпами двинулись к Плаке с намерением сравнять колонию с землей. Почему-то все решили, что если они блокируют Спиналонгу и правительство не сможет присылать сюда новых больных, то будет вынуждено подыскать для колонии другое место. Кроме того, распространилось мнение, что если влиятельные афиняне почувствуют угрозу, то захотят перебраться в более безопасное место. В любом случае Восточный Крит избавился бы от нарыва на своем теле.
Толпа решила, что надо захватить все лодки, которые можно найти, и под покровом темноты высадиться на остров. К пяти часам среды на пристани Плаки собралось около двухсот человек, в основном мужчины. Когда подъехали первые машины и из них стали выскакивать возбужденные люди, которые затем бросились к берегу, Гиоргис встревожился – впрочем, как и многие другие жители Плаки. Ему пора было ехать за Кирицисом, но для этого нужно было пробиться сквозь толпу к лодке. Пробираясь между плотными группами чужаков, он слышал обрывки их разговоров:
– Сколько человек поместится в лодке?
– У кого есть бензин?
– Позаботьтесь, чтобы нам его хватило!
Один из главарей собравшейся толпы заметил, что Гиоргис сел в лодку, и грубо спросил:
– И куда ты собрался?
– Я еду за доктором, – ответил пожилой рыбак.
– Каким еще доктором?
– За одним из докторов, которые работают на острове, – пояснил Гиоргис.
– И чем же доктора могут помочь прокаженным? – с издевкой спросил мужчина, повернувшись к толпе.
Все захохотали, а Гиоргис тем временем оттолкнул лодку от пристани. Его тело сковал страх, а руки, державшие руль, дрожали. Маленькая лодка двинулась навстречу высоким волнам. Никогда еще плавание не казалось Гиоргису таким долгим. Он издалека заметил темный силуэт Кирициса: доктор уже ждал его под крепостной стеной.
Кирицис даже не стал привязывать конец, а просто прыгнул в лодку. В этот день ему пришлось немало потрудиться и хотелось побыстрее попасть домой. В сгущающихся сумерках он не мог разглядеть лицо Гиоргиса под полами шляпы, но в голосе пожилого рыбака явственно слышалось беспокойство.
– Доктор Кирицис, – сказал он, – на берегу в Плаке собралась толпа. Мне кажется, что они хотят напасть на Спиналонгу!
– Вы о чем?
– Их там несколько сотен. Я не знаю, где они взяли столько лодок, и у них несколько канистр с бензином. Они могут в любую минуту двинуться сюда.
От страха за колонистов и от изумления перед подобной глупостью критян Кирицис буквально окаменел. Но времени не оставалось: надо было принимать решение. Если бы он отправился в поселок, чтобы предупредить жителей об опасности, то в любом случае потерял бы несколько драгоценных минут на то, чтобы пройти туннель под массивной каменной стеной. У доктора оставался только один выход: поспешить в Плаку и попытаться отговорить безумцев от их замысла.
– Давай в Плаку, и побыстрее! – крикнул он Гиоргису.
Тот сразу же развернул лодку. В этот раз ветер был попутным, и утлое суденышко пересекло пролив быстрее, чем обычно. Люди на пристани уже зажгли факелы, а когда лодка Гиоргиса приближалась к берегу, подъехал очередной грузовик с сурового вида мужчинами. При виде Гиоргиса и Кирициса по толпе пронесся возбужденный говор. Когда Кирицис вышел на берег, люди расступились, чтобы пропустить высокого широкоплечего мужчину – по всей видимости, главаря.
– И кто ты такой? – насмешливо протянул он. – Значит, мы ездим к прокаженным, когда нам заблагорассудится?
Толпа притихла: всем хотелось услышать разговор.
– Меня зовут доктор Кирицис, и в настоящее время я лечу нескольких пациентов с острова с помощью нового средства. Похоже, оно способно полностью излечить лепру.
– Да ты что!? – с ухмылкой воскликнул главарь. – Вы слышите, что он говорит? Прокаженные излечатся!
– Все указывает на это.
– А если мы тебе не верим?
– Какая разница, верите вы мне или нет? – сверкнул глазами Кирицис.
Он знал, что в таких ситуациях лучше попытаться установить контакт с главарем толпы. Тем временем тот окинул своих сторонников вопросительным взглядом и спросил:
– И почему же?
Мужчины затихли в ожидании, лишь их глаза поблескивали в свете факелов. Главарь понял, что теряет контроль над толпой: слова и манера держаться этого худощавого врача действовали на нее сильнее, чем можно было ожидать в такую минуту.
– Если вы хоть пальцем тронете пусть даже одного больного на острове, – громко заявил Кирицис, – то окажетесь в тюрьме, темной и сырой, как ваши самые жуткие кошмары. Если хотя бы один из колонистов погибнет, вас будут судить за убийство – и осудят, уж поверьте мне!
По толпе прошел какой-то шелест, сменившийся полной тишиной. Главарь понял, что его никто уже не послушает. Кирицис тем временем закреплял свой успех:
– Так что вы планируете делать? Мирно разойтись или обречь себя и других на большие беды?
Толпа разбилась на отдельные кучки, которые принялись тихо обсуждать создавшееся положение. Факелы один за другим гасли, и постепенно пристань погрузилась в темноту. Люди двинулись к машинам – их решимость уничтожить колонию развеялась как дым.
Главарь в одиночестве побрел в сторону центральной улицы, потом обернулся и обвел Кирициса злобным взглядом.
– Мы еще посмотрим, что это за лекарство! – громко сказал он. – И если оно не сработает, мы вернемся. Запомни мои слова!
Все это время Гиоргис Петракис оставался в лодке, наблюдая за действиями доктора Кирициса сначала со страхом, а потом с восхищением. Казалось невероятным, что один человек способен силой слова остановить толпу, лишь пять минут назад полную решимости сровнять островную колонию с землей.
Со стороны казалось, что Кирицис спокоен и уверен в себе, хотя на самом деле он был охвачен страхом и за свою жизнь, и за жизнь обитателей Спиналонги. А когда сердце в его груди стало биться ровнее, он понял, что силы, необходимые для того, чтобы противостоять толпе, ему придало вполне конкретное обстоятельство: мысль о том, что женщина, которую он любит, может пострадать. Отныне ему не было смысла скрывать от себя собственные чувства: то, что он сделал, он сделал лишь потому, что испугался за Марию и хотел спасти ей жизнь.
Глава двадцатая
Весть о том, что на остров готовилось нападение, быстро разлетелась по Спиналонге. Вскоре каждому колонисту уже было известно, что героический доктор Кирицис в одиночку развеял озлобленную толпу. Однако Кирицис ничего об этом не знал. В следующую среду он приехал на остров в то же время, что и всегда, хотя его желание увидеть Марию за прошедшую неделю намного возросло. Осознание того, что у него в душе зародилось и окрепло чувство к этой девушке, захватило доктора врасплох, и всю неделю он только об этом и думал. Мария как обычно ждала на берегу – хорошо ему знакомая фигурка в зеленом пальто. Сегодня с ее лица не сходила широкая улыбка.
– Спасибо вам, доктор Кирицис! – воскликнула она, не успела лодка коснуться причала. – Отец рассказал, что вы один противостояли целой толпе и что все мы должны быть вам благодарны до конца жизни.
Кирицис уже успел выбраться на берег. Всем своим существом он жаждал сжать Марию в объятиях и сказать, как сильно он ее любит, но человек, который привык держать свои чувства под контролем и тщательно взвешивать каждое слово, просто неспособен был на такую вспышку.
– На моем месте так поступил бы каждый. Ничего особенного, – тихо сказал Кирицис и неожиданно для себя самого добавил: – Я сделал это ради вас.
Какие неосторожные слова!
«В следующий раз надо думать, что говорю», – выругал себя доктор, а вслух сказал:
– И ради всех, кто живет на этом острове.
Мария ничего не ответила, и Кирицис решил, что она, возможно, его не расслышала. Все так же молча они вошли в туннель – слышался лишь хруст гравия у них под ногами. Марии не было необходимости приглашать доктора к себе на кофе – о том, что он зайдет к ней перед больницей, они оба знали без слов, – но когда они прошли поворот туннеля, Кирицис сразу обратил внимание, что кое-что изменилось. От поворота не открывался, как обычно, вид на главную улицу поселка: напротив входа стояла толпа человек в двести. Встретить доктора пришли все колонисты, способные выйти из дома. Кирицис увидел детей, молодежь, укутанных в теплые вещи стариков с палочками и на костылях: несмотря на холод, эти люди собрались у стены, чтобы выразить ему свою благодарность. Когда доктор появился из туннеля, раздались аплодисменты, и он замер, захваченный таким приемом врасплох. Когда овации стихли, вперед вышел Пападимитриу.
