В дверь вновь позвонили.
— Сейчас середина месяца, скорее всего, это разносчик газет пришел за деньгами, — сказал я.
— Конечно, он.
Чтобы скрыть плечевую кобуру, я был в твидовом пиджаке спортивного покроя. Выходя в холл, сунул руку под пиджак.
Через высокое окно от пола до потолка у двери я увидел нашего гостя, стоящего на крыльце. Он мне улыбнулся и показал серебристую коробку, перевязанную красной лентой.
Симпатичному зеленоглазому мальчугану с иссиня-черными волосами в сшитых по фигуре серебристых брючках и красной шелковой рубашке с серебряными пуговицами было лет десять. Поверх рубашки он носил серебристый пиджак с большими серебристо-красными пуговицами.
У меня создалось впечатление, что его готовят в двойники Элвиса.
Если десятилетние мальчики нынче приходили для того, чтобы убить меня, мне не оставалось ничего другого, как умереть, потому что я не собирался стрелять в детей, какими бы ни были их намерения.
Когда я открыл дверь, он спросил:
— Джимми Ток?
— Он самый.
Протягивая коробку, он ослепительно улыбнулся:
— Это вам!
— Нет, благодарю.
Улыбка поблекла.
— От меня вам.
— Это не от тебя. Кто тебя послал?
От улыбки не осталось и следа.
— Мистер, ради бога, возьмите эту чертову коробку. Если я вернусь с ней к машине, он меня высечет.
У тротуара стоял сверкающий серебристый «Мерседес» с красными полосами и тонированными стеклами.
— Кто? — спросил я. — Кто тебя высечет?
Смуглое лицо мальчика посерело от страха.
— Я стою здесь слишком долго. Он захочет узнать, о чем мы говорили. Мне не велено разговаривать с вами. Почему вы так со мной поступаете? Почему ненавидите меня? Почему вы такой злой?
Я взял коробку.
И тут же мальчишка широко улыбнулся, отсалютовал мне и воскликнул: «Готовьтесь увидеть нечто?»
Размышлять над тем, где я слышал эту фразу, необходимости не возникло.
Он развернулся на каблуках, плавно, одним движением, словно на шарнире, и направился к лестнице.
Я заметил, что туфли у него особенные, похожие на балетные тапочки, с мягкой подошвой. И красные.
Он грациозно спустился со ступеней и словно полетел, а не пошел к «Мерседесу». Нырнул на заднее сиденье и захлопнул за собой дверцу.
Мне не удалось увидеть ни водителя, ни пассажиров.
Лимузин отъехал, а я унес серебристую бомбу в дом.
Глава 64
Блестящая, завлекающая коробка стояла на кухонном столе,
Я не верил, что это бомба, но Энни и Люси не сомневались, что, кроме бомбы, в коробке ничего быть не может.
Энди отнесся к выводу сестер с нескрываемым презрением.
— Никакая это не бомба. В коробке — отрезанная голова, с ключом в зубах.
Никто никогда не сомневался, что он был истинным правнуком бабушки Ровены, если не по крови, то по темпераменту и складу ума.
— Это глупо, — возразила Энни. — Ключом к чему?
— К тайне.
— Какой тайне?
— Тайне того, кто прислал нам эту голову, бестолочь.
Театральным вздохом Энни выказала свое раздражение.
— Если бы человек, который послал нам голову, хотел, чтобы мы узнали, кто ее послал, почему бы ему так на этом и не написать?
— На чем — на этом? — спросил Энди.
— На том, я уж не знаю, на чем именно, что будет зажато в зубах этой глупой головы, — объяснила Энни.
— Если там голова, я сейчас блевану, — с важным видом предупредила Люси.
— Нет в коробке никакой головы, сладенькие, — успокоила детей Лорри. — И бомбы нет. Они не привозят бомбы в роскошных серебристо-красных лимузинах.
— Кто не привозит? — спросил Энди.
— Никто не привозит, — ответила Энни.
Лорри достала большие ножницы из ящика буфета и разрезала красную ленту.
Я решил, что, судя по размерам, в коробке вполне могла бы уместиться отрезанная голова. Или баскетбольный мяч. Если бы мне предложили пари на то или другое, я бы поставил на голову.
Когда я протянул руки, чтобы снять крышку, Энни и Люси закрыли ручками уши. Шум тревожил их куда больше, чем осколки.
Содержимое коробки закрывал лист бумаги.
Забравшись на стул, чтобы лучше видеть, Энди предупредил меня, когда я протянул руку к бумаге:
— Под ней могут быть змеи.
Но вместо змей в коробке оказались пачки двадцатидолларовых купюр.
— Bay, теперь мы богаты! — объявил Энди.
— Это не наши деньги, — указала Лорри.
— Тогда чьи? — спросила Энни.
— Не знаю, — ответила Лорри, — но это наверняка плохие деньги, и мы не сможем оставить их у себя. Я чувствую идущий от них запах зла.
Энди обнюхал сокровище.
— Я ничего не чувствую.
— А я чувствую запах фасоли, которую Энди вчера съел за обедом, — объявила Энни.
— Может, это будут мои деньги, — предложила Люси.
— Пока я твоя мама, не будут.
Впятером мы вытащили деньги из коробки и горкой положили на стол, чтобы лучше понять, чем они пахнут.
В коробке лежали двадцать пять пачек двадцаток. По сто купюр в каждой. Пятьдесят тысяч долларов.
На дне белел конверт. Из конверта Лорри достала обычную почтовую открытку с надписью на оборотной стороне.
Прочитала надпись, хмыкнула, передала открытку мне. Все шесть детских глазок с большим интересом смотрели на белый прямоугольник из плотной бумаги.
Прежде чем прочитать надпись, я обратил внимание на почерк. Ровные, аккуратные буквы словно печатала машина.
«Пожалуйста, примите эти деньги как знак уважения и доказательства моей искренности. Я прошу оказать мне честь и встретиться со мной в семь часов вечера у фермы Хэллоуэя. По прибытии вы сразу определите точное место нашей встречи».
И подпись: «Вивасементе».
— Это грязные деньги, — сказал я детям. — Сейчас я сложу их в коробку, а потом мы все вымоем руки мылом и такой горячей водой, что она будет немного обжигать кожу.
Глава 65
Меня зовут Лорри Ток.
Я — не богиня, пусть Джимми так меня называл. Во-первых, у меня заостренный нос. Во-вторых, зубы такие ровные и симметричные, что не выглядят настоящими.
И каким бы хорошим ни был хирург, если пуля попадает тебе в живот и ты надеваешь бикини, люди оборачиваются и смотрят на тебя, но совсем не так, как на Мисс Америку.
Джимми уверял вас, что меня ничем и никому не сломить, совсем как этих жуков с кислотой вместо крови в фильме «Чужой». Это, разумеется, преувеличение, но и не принимать меня в расчет — ошибка.
В ту ночь, когда я родилась, никто не предсказывал моего будущего, и я этому только рада. Мой отец гонялся за торнадо в Канзасе, а моя мать только недавно решила, что по части компании змеи определенно лучше, чем он.
Я должна взяться за эту историю по причинам, которые будут указаны ниже, но вы, возможно, о них уже догадались. Если вы, образно говоря, позволите взять вас за руку, то дальше мы пойдем вместе.
Итак…
Ближе к сумеркам, под грозовым небом, мы отвели детей в соседний дом, к родителям Джимми. Руди и Мэдди мы нашли в гостиной. Они практиковались с бейсбольными битами «Луисвилль слаггерс», приобретенными в 1998 году.
Вскоре после нас в гости к ним пожаловали шестеро соседей, с которыми родители Джимми поддерживали самые теплые отношения. Вроде бы поиграть в карты, но тоже с битами.
— Бридж у нас обычно очень агрессивный, — прокомментировала Мэдди.
Джимми и я обняли детей, поцеловали на прощание, снова поцеловали, но постарались не устраивать из расставания спектакль, чтобы не испугать их.
Вернувшись домой, переоделись, дабы подготовиться к встрече. Поскольку дело дошло до пятого ужасного дня, наш наряд включал плечевые кобуры, пистолеты и баллончики с перечным спреем.
Джимми предложил мне побыть с детьми, заявив, что на встречу с воздушным гимнастом поедет один. Я, однако, довольно быстро переубедила его: «Ты помнишь, что случилось с яйцами Панчинелло? Если ты попытаешься оставить меня дома, то увидишь, что Панч легко отделался».
Мы оба пришли к выводу, что ставить в известность Хью Фостера и брать с собой копов — идея не из лучших.
Во-первых, пока Вивасементе не сделал нам ничего плохого. Нам пришлось бы сильно постараться, убеждая присяжных, что подарок в пятьдесят тысяч долларов — угрожающий поступок.
А кроме того, нас более всего интересовали намерения Вивасементе, и мы опасались, что в присутствии копов он постарается пустить нам пыль в глаза, а уж потом без лишнего шума осуществит задуманное. И, даже предупрежденные его появлением, мы не сможем предотвратить удар. Поэтому хотелось сразу разобраться с его замыслами.
Погода для апрельского вечера в горной части Колорадо удалась на удивление теплая. Вам это ничего не скажет, потому что у нас и на равнине под теплом подразумевают разное. Для Джимми факты — те же ингредиенты в рецепте, поэтому он, прежде чем написать о температуре, обязательно посмотрел бы ее точное значение в «Сноу-Виллидж газетт». Полагаю, термометр показывал порядка пятидесяти градусов[68].
